Максим Субботин - Нифельшни из Хаоса

Темная говорила что-то еще, но Марори больше не слышала ее слов.

Кенна таяла. Невидимая сила подхватила ее, словно невесомую пушинку, подняла в воздух. В глазах девчонки сверкали слезы и понимание, что она обречена, а алая нитка вплеталась в Материю, стягивала тлеющие края и превращала уродливый Разрыв в почти идеальный шов.

— Мар, прости… — Кенна таяла буквально на глазах, ее руки и ноги стали почти прозрачными. — Кажется, я больше не смогу помогать тебе в этой войне.

Марори рванулась без подготовки, без мыслей о последствиях. Она просто не могла сидеть и смотреть, как умирает та, которая успела стать ей сестрой. Рванула и была сметена с ног невообразимо стремительным ударом Темной. Марори даже не успела понять. Что та сделала. Размазанное движение — и вот сам воздух обрел плотность и тяжесть каменной скалы, чтобы обрушиться на голову неразумной девчонке.

— Даже и не думай. — Крээли пресекла слабую попытку Марори встать, пришпилила ее ладонь каблуком к полу. — Пусть это будет уроком и демонстрацией того, к чему приводит непослушание. Хотя, помня твои прошлые выходки, вряд ли ты сделаешь выводы.

— Мар, Мар… — По бесцветному лицу Кенны текли слезы. — Ты сможешь. Ты же сильнее нее, потому что в тебе есть добро. Мар…

Она говорила и говорила, но с призрачных губ больше не сорвалось ни звука.

Марори хотела заплакать, хотела исторгнуть из себя все боль и обиду. Но не могла. Глаза точно пересохли.

— Идеально. — Крээли бережно потрогала пальцами едва заметный рубец. — Хоть на что-то сгодились эти девчонки, потому что как оружие против меня они оказались совершенно бесполезны. Их скопировали с моей расчудесной девочки, но при этом не учли, что она тоже в некоторой степени подделка, не лишенная брака. Пусть и очень качественная подделка.

Вот так просто. Жизнь Кенны растаяла, чтобы еще ненадолго залечить рану на теле колченогой химеры, имя которой — Равновесие. Лига, Вандрик, Темная и боги знает сколько еще игроков в этой партии, где смертные — всего лишь разменные пешки.

И где-то между ними — Тринадцатая. Сопливая девчонка, которая просто хотела жить, а не существовать в угоду чьим-то целям и планам.

— Я тебя ненавижу, Крээли.

— Ничего нового, дорогая.

— Ненавижу так сильно, что перегрызу тебе глотку.

— Не хочу тебя огорчать, но вряд ли у тебя это получится. Ты даже дурочку Кенну не смогла спасти. Ну и как теперь будешь жить с этим, Тринадцатая? Как сможешь дышать, зная, что за твое геройство отдала жизнь глупая, но невинная душа? Или это просто еще один труп? Несчастного Милза тебе было недостаточно?

«Не слушай ее, — зло зашипела Тринадцатая. — Не слушай и не верь ни единому слову этой змеи!»

Хорошо сказать, но почти нереально сделать.

— Что? О нет, дорогая, только не говори, что ты не помнишь. Это ведь так удобно: загрызть собственного «отца», а потом придумать мир, в котором бедного беспомощного Милза убил озверевший от Жажды вампир. Куда проще существовать в ладу с собой, если переложить вину на выдуманного монстра.

Марори прижала ладони к груди, понимая, что на следующий вдох уже просто не осталось сил.

— Никогда… тебе… не поверю…

— Да мне плевать, Тринадцатая. Если ты до сих пор не поняла, то мне не нужна ни твоя любовь, ни твоя ненависть. Мне все равно, кто ты и что ты. Главное, что ты заботливо вырастила искру, которая мне нужна. Знаешь, если бы я знала, что все получится, то даже помогла бы. Или нет? — Темная сделала вид, что размышляет над задачей уровня разгадки смысла бытия. — Впрочем, пока все эти бестолочи гонялись за тобой, я спокойно подготавливала его возвращение.

Его возвращение?

— Ты… хочешь вернуть Таноса?

Крээли довольно улыбнулась.

— Я его уж вернула и забрала у тебя то, что оживит его сердце.

От этих слов грудь словно сжалась до размеров самой крохотной частицы. Воздух вырвался из легких с хриплым стоном, и Марори медленно сползла на пол. Висок встретился с раскаленным камнем, в глазах потемнело.

— Только прошу, дорогая, не называй его «папочкой».

— Ты не сделаешь этого.

Миле пятился все дальше к стене, его бледные старческие глаза смотрели с ужасом. Он словно видел свою собственную смерть, чувствовал ее запах, но до сих пор наивно верил в чудо.

— Почему не сделаю? — Тринадцатая улыбнулась, поиграла черным сгустком огня, словно тот был не опаснее теннисного шарика. — Помнишь, в прошлый раз ты тоже говорил, что я не смогу. Спустил на меня своих друзей из Лиги и думал, что снова сможешь посадить в клетку.

— Так было лучше для всех! — Он рассеянно скреб пальцами по стене, но дверная ручка и сама дверь были все равно слишком далеко.

— Бу! — Тринадцатая подвинулась к нему и, разыгрывая приведение, скорчила страшную рожу.

Миле взвизгнул. Тринадцатая зло рассмеялась.

— Пожалуйста, не делай этого, — прошептал Миле. — Просто уходи.

— Вот так? Просто уходи — и все? Ни извинений за то, что обманул меня, ни попыток хотя бы что-то исправить?

— Я делал то, что ты хотела — спрятал тебя от Вандрика!

— Вандрик, Вандрик.

Тринадцатая покачала головой, снова подбросила сгусток, но на этот раз позволила ему упасть. Черная клякса растеклась по полу, проедая добротное покрытие, деревянный пол и исчезла где-то в темноте. Тринадцатая с любопытством заглянула в образовавшуюся дыру, пожала плечами — ничего интересного.

— Но каким-то образом меня нашли его ахасы. — Тринадцатая кивнула на призрачную рваную плоть на полу. Пройдете еще пара минут — и не останется совсем ничего. — И выудили из моего маленького убежища в теле дурочки Марори.

— Я не знаю! Я ничего не знаю! — Миле разве что на колени не падал.

— Ты предал меня, — теперь уже ни капли не играя, прошипела в его испуганное лицо Тринадцатая. — А я тебе верила! Тебе одному! Думала, ты не станешь играть в их игры. Я, чтоб вас всех темные побрали, просто хотела жить!

Тринадцатая плакала. Первый раз за свои шестнадцать лет — плакала. На душе было горько от того, что она снова осталась наедине со своими врагами. Врагами, о которых шестнадцатилетний ребенок даже знать ничего не должен.

— Это ты. Это все мог устроить только ты. — Она не спрашивала, она знала, что права.

— У меня не было выхода. Они угрожали моей семье, сказали, что убьют их.

— И ты поверил. — Еще один горький смешок, за которым, как за ширмой, Тринадцатая спрятала свою слабость. — Ты поверил паукам. Дожить до седин и не уметь разбираться в людях. Миле, это было бы смешно, если бы не стоило жизни многим невинным людям. Ты же знаешь, что теперь будет?

— Уходи. — Он трясущейся рукой указал в сторону сорванной с петель двери. — Я никому не скажу.

— Теперь это не имеет значения.