Риналия Солар - «Аргар» или Самая желанная

Словно в подтверждение его слов в воздухе послышался тихий гул, и я почувствовала, как пол под ногами завибрировал. Свет буквально на секунду погас, но тут же снова включился.

— Что это было? Что происходит? — люди в зале заволновались.

— Именно к этому я веду, — глава успокаивающим жестом остановил поток вопросов. — Наш реактор начал давать сбои.

— Но как? Он же рассчитан на сто пятьдесят лет! — изумленно проронил мой отец.

— Как видите, в расчетах произошла ошибка. Человеческий фактор — от него никто не застрахован. Никто не верил, что астероид действительно может столкнуться с Землей. Ваши коллеги ученые убеждали, что это только один шанс из шестидесяти тысяч, то есть практически равный нулю. И вот результат. Мы слишком поздно поняли всю серьезность угрожающей опасности, и поэтому реактор собирался в спешке, часть оборудования даже не прошла тщательной проверки. Но он дал нам возможность выжить, а теперь мы должны искать другой путь. Путь на Землю.

Люди в зале молча переглянулись. Только сейчас я заметила, что была здесь единственной девушкой.

— Господа, — продолжил заместитель, приблизив планшет к близоруким глазам, — здесь у меня список лиц, утвержденных Координационным центром в состав экспедиции. Каждый из вас специалист в своей области, и вам выпала великая честь открыть нашу планету заново… Так, а на место радиобиолога у нас две кандидатуры. Полонский Алексей Егорович и Полонская Карина Алексеевна. Эм-м… мы как-то не рассчитывали на участие девушки. Алексей Егорович? — заместитель вскинул глаза на моего отца. — Вам придется заменить Божени.

— Нет! — я успела вскочить с кресла раньше, чем мой отец смог издать хоть звук. — Это безумие! Мой отец не выдержит этой экспедиции.

— А это уже будет устанавливать медицинский осмотр. Сядьте, Карина Алексеевна, — Вишневецкий пригвоздил меня взглядом к месту, — или я прикажу вывести вас из зала.

— Нет, пожалуйста. У него слабое сердце, одышка и… и…

Я лихорадочно пыталась придумать болезнь для своего абсолютно здорового отца. Какая экспедиция?! Не пущу!! Это же верная гибель! Какой дурак придумал отправить горстку ученых в это радиоактивное пекло?

— Следуя нашей теории, поверхность Земли представляет собой сплошную пустыню с температурой воздуха ниже сорока градусов Цельсия — и это в дневное время! — начала быстро говорить я, боясь, что меня остановят. — После падения астероида, в атмосферу поднялись тучи дыма и пепла. Температура на планете снизилась до арктической за счет отражения солнечных лучей. Началась радиоактивная зима, которая, по нашим данным, может длиться несколько десятков лет. Это просто безумие посылать людей в такой ад!

— Безумие, это не дать людям шанс на выживание. Наш реактор скоро остановится. Все, что у нас есть, это несколько месяцев. И за это время мы должны найти новый дом. Или вы хотите взять на себя ответственность за гибель ста тысяч населения?

Я прикусила губу. Немного же осталось от Восточного альянса, который когда-то охватывал большую часть Европы, почти всю Азию и Дальний Восток.

— Если все так безнадежно, — я до боли сжала пальцы, — то позвольте мне принять участие в экспедиции вместо отца.

— Девочка моя, — родитель попытался что-то сказать, но я мягко закрыла ему рот.

— Нет, папа. Если реактор заглохнет — нам всем конец. И какая разница, внесла я свой вклад в демографию или нет? Но сначала я хочу узнать, что случилось с Божени.

— Карина Алексеевна, — глава комиссии кивнул, поднимаясь из-за стола, — пройдемте. Я готов обсудить с вами этот вопрос.

В маленькой комнате для тайных совещаний Вишневецкий налил мне воды в стакан и предложил выпить.

— Так что с Натаном? — спросила я, отпив пару глотков. — Вы же намеревались его отправить в эту экспедицию?

— Божени заболел, и очень серьезно. У него лучевая болезнь, наш врач даже не может сделать точные прогнозы, но сказал чуда не ждать. Думаю, дальнейшие объяснения вам не нужны.

— Как он заработал эту болезнь, когда? — нахмурилась я. — Он же практически все свободное время проводил у постели своей жены, а когда работал, был предельно осторожен?

Василий Андреевич забарабанил пальцами по столу:

— Два дня назад он должен был проверить работоспособность реактора, тогда и заболел.

— Два дня назад? — я едва не задохнулась от возмущения. — Кто придумал такое? Вы что, не люди? У него же жена за день до этого умерла. Сразу после похорон — и проверять реактор? Какие же вы…

Я не выдержала и с громким туком опустила стакан на стол. Вода расплескалась.

— Карина Алексеевна, попрошу не выражаться в моем присутствии. Вы не понимаете всей серьезности сложившейся ситуации. Реактор выходит из строя, его нужно проверять каждый день, независимо от каких-либо причин. Кроме Божени у нас больше нет специалистов подобного уровня, а соседние корпуса очень неохотно предоставляют своих. У него была пара учеников, но они получили только базовую теорию, их нельзя допускать к работе с оборудованием. К тому же в том, что он заболел, Божени виноват сам.

— Что вы хотите этим сказать? — насторожилась я.

— А то, Карина Алексеевна, что он уснул возле реактора. Когда его нашли, рядом с ним была бутылка с остатками этилового спирта. Это вопиющее нарушение техники безопасности!

— Его можно понять!

— Можно, разве? Своими действиями он мог угробить нас всех! — глава комиссии почти кричал. — Когда он входил в камеру с реактором, камеры видеонаблюдения запечатлели, что он уверенно держался на ногах, то есть был абсолютно вменяемым и трезвым. Вывод напрашивается только один. Он тайком пронес бутылку со спиртом на территорию реактора, именно там основательно напился и уснул. Костюмы, конечно, дают защиту, но лишь на непродолжительное время. Благо он только уснул, а если бы на пьяную голову нарушил работу и так уже нестабильного реактора? Что тогда, Карина Алексеевна? Вы все еще намерены его защищать?

— Намерена! — я не могла позволить себе отступить. Мой друг потерял жену, а теперь и сам умирает. В нашем разлагающемся обществе их семья была предметом для зависти и подражания, ведь в договорных партнерствах о любви мечтать не приходится, была бы симпатия. — Он любил свою жену, ему нужно было всего лишь пара выходных, чтобы хоть немного смириться с ее потерей. А вы ему эти выходные не дали!

— Кажется, вы пошли не на ту работу, — Вишневецкий устало потер побагровевшую шею и расстегнул пуговицу на плотном воротничке рубашки. — Вам нужно было стать адвокатом. Странно, что вы его вообще защищаете…

— Почему это?

— Ну, учитывая какое вам дали прозвище в Муравейнике.

— И какое же мне дали прозвище, не раскроете секрет? — прошипела я, не скрывая злости. Казалось, что из меня вот-вот повалит дым. Все мысли о субординации канули в лету, и мне уже было плевать, что я говорю и кому говорю.