Ульяна Соболева - Легенды о проклятых. Обреченные.

— Люблю, — вздрагивая всем телом, задыхаясь и выгибаясь навстречу, — люблю…люблю.

— Люблю, — хрипло, голос срывается, тело дрожит в моих руках, — люблю…люблю.

Она туго сжимает изнутри, сокращаясь вокруг моей плоти, заставляя выйти из нее и отстраниться от горла, чтобы не чувствовать еще и пьянящий аромат крови, бегущий по венам. Я до боли в пальцах вцепился в песок, разрезая их острыми, как лезвия, ракушками, стараясь выровнять дыхание. Сдержаться, не излиться в тесную глубину сейчас…Позже.

Я хочу заставить еще раз кричать свою девочку. Нет ничего слаще, чем держать ее подрагивающую в своих руках. Сегодня она охрипнет от криков. Пусть в этой проклятой нереальности, но охрипнет.

— Это еще не все, девочка, — прошептал, наклонившись к уху и сомневаясь, что она понимает меня сейчас.

Подхватил ее, обессилевшую, за талию и приподнял, осторожно переворачивая на спину, растянулся над ней, на миг залюбовавшись распухшими искусанными губами, затуманенными взглядом из-под полуприкрытых век под длинными пушистыми ресницами. Опираясь на руки и снова целуя губы, скулы, подбородок, опуститься к груди, играя языком с соском. Прикусил его зубами, другой рукой снова начиная дразнить ее плоть между ног.

Опускаясь все ниже и начиная ласкать языком. Там, где все солоновато-пряное и растертое мною в ней.

Одейя вцепилась в мои волосы, ероша их, впиваясь в кожу головы ногтями и выгибая спину. Вошел в нее одним пальцем, приближаясь языком к другому отверстию, просто лаская, целуя, заменяя язык губами. Облизал средний палец и слегка надавил на вход. Даааа, моя девочка…там наяву я не брал тебя так. Там я щадил твое тело. Я приучал тебя к себе…но здесь, в моей фантазии о тебе, я хочу тебя везде. Я хочу каждый девственный кусок твоего тела заклеймить собой.

Она инстинктивно напряглась, и я переключился на ее лоно, лаская твердый и пульсирующий клитор, обхватывая губами и слегка втягивая в себя, не прекращая ударять по нему кончиком языка.

Волк уже не просто рвался изнутри, он словно раздирал кожу, грозясь вырваться наружу и разодрать ее на куски, урча от удовольствия. Яйца сжались от дикой потребности оказаться в маленькой дырочке, в которую осторожно вошел палец, надавливая изнутри и пока не проходя далеко. Не вынимая пальца, потянулся вверх, к ее губам, снова целуя, проникая в нее языком.

Перевернул на живот, и маалан сама встала на четвереньки.

— Грязная маленькая красная птичка…хочет кричать? Для меня кричать? Хрипеть?

Я уже свободно двигал пальцем внутри нее.

— Тесная…Ты слишком тесная, девочка, такая крошечно тесная, — добавил второй палец и сделал пару толчков, — но я не могу ждать, мааалааан. Я голоден…мой волк голодееен по тебе.

Схватил ее за бедра и медленно начал входить. Сначала головка, и я шумно выдохнул, когда Одейя сократилась вокруг нее. Остановился, нагибаясь к спине, целуя, руками поглаживая груди, опуская одну между ног и терзая клитор. Целую саананскую вечность. В то время, как хотелось рваться вперед и двигаться, двигаться, двигаться.

Прошептал на ухо, что это еще не все, а я уже не слышала его, меня трясло после острого оргазма. Рейн уложил осторожно на песок, навис надо мной, и я захотела снова чувствовать его в себе, глядя на него обезумевшим затуманенным взглядом. Он склонился к груди, целуя соски, опускаясь ниже, скользя по животу, и снова проник в меня пальцами, прижался губами к разгоряченной плоти, нежно лаская ее языком, заставляя истерзанное тело отзываться на мучительную ласку, заставляя жалобно стонать и дрожать в его руках, изгибаться, впиваясь в его волосы. Он вылизывал меня всю, касаясь тех мест, где никогда раньше не касался, дразня языком и снова пальцами. Почувствовала проникновение между ягодиц и напряглась, кусая губы, но язык уже умело дразнил клитор, заставляя расслабиться, пропустить внутрь, в другую дырочку. Так осторожно и по-новому, так грязно и запретно сладко. Но ведь во сне можно все…и я готова позволить ему все. Что в Лассаре делают лишь с падшими женщинами.

Перевернул меня, подтягивая к себе за бедра, и я встала на четвереньки, прогибая поясницу, призывая взять, изнемогая от желания почувствовать снова в себе. Глаза закатились от наслаждения, от острых и дерзких ласк. Он уже двигал пальцем быстрее, доставляя незнакомое мне удовольствие, слишком острое и невыносимое. Щеки вспыхнули от понимания, насколько много я ему позволяю. Валласскому ублюдку…валласскому любовнику…валласскому любимому. Если не ему, то кому? Завтра меня может и не стать…И уже нет сил остановиться. Да и он не остановится. Я это знала. Мой Хищнииик.

А потом меня разорвало от боли, и я замерла в его руках, чувствуя, как огромная плоть врывается туда, где только что было так утонченно сладко, а теперь растягивая, разрывая. Он тоже замер. Почувствовала горячие губы на спине, успокаивающие ласки, касания пальцев воспаленной плоти и растертого пульсирующего клитора. Мучительно медленно он проникал глубже, и я тихо стонала…готовая вытерпеть боль и осознавая, каких усилий ему стоит не ворваться в меня на полную мощь. Какой саананской выдержки и силы воли. Зажмурилась и подалась назад, желая прекратить его пытку. Вскрикнула и до крови прокусила губу, по щекам потекли слезы. Приняла его всего.

— Давай…возьми…всю, валлассар, — двинула бедрами, — не жалей…хочу тебя.

Одейя резко подалась назад, и я выругался, почувствовав запах крови в воздухе. Моя смелая девочка… Не беспокойся, я возьму все свое.

Остановил ее движением рук, не позволяя двигать бедрам. Выжидая. Но, им иммадан, кто бы знал, чего это мне стоило.

Через несколько мгновений осторожно двинулся вперед и снова назад, стиснув зубы и сжав до посинения руки на ее бедрах. Снова вперед и назад. И так до тех пор, пока она не расслабилась. Пока не потерял последние крупицы терпения и не начал яростно вдалбливаться в узкую дырочку, сжимая челюсти от тесноты, плотно обхватившей член.

Она закричала, в голосе ясно различил слезы. Просунул руку между ног и отыскал клитор. Сжал его, осторожно потирая, погружая кончик пальца в дырочку и размазывая влагу. Дааа, это сладко, когда одновременно и осторожно. Тааак сладко, маалан.

— Тебе нравится? Нравится, маалан? — орудуя пальцами быстрее и погружая их в сочащееся лоно. Не переставая двигаться сзади, наращивая темп и замедляя, едва она вздрагивала.

Он снова остановился, продлевая агонию. Свою. Давая мне привыкнуть к своим размерам, к проникновению глубже. Рейн сжимал мои бедра с такой силой, что я точно знала — багровые следы остались бы на несколько недель, если бы это было наяву. А потом набрал темп, терзая, тараня с диким остервенением. Как зверь. И я кричала от боли наслаждения. Охрипла. С горла вырывались уже не крики, а хриплый вой и всхлипывания. Меня разрывало от боли и незнакомого удовольствия. Развращенного, яркого, утонченного. Он творил с ним немыслимое, он порабощал его и клеймил. По щекам градом катились слезы, я искусала губы чувствуя, как мой любовник терзает мой клитор, проникает пальцами в лоно одновременно с толчками члена сзади. Наполняя с двух сторон. Порочно и грязно. Как же это грязно. И меня выгнуло дугой, разорвало от наслаждения. Закричать уже не смогла, голос пропал, меня сотрясало от оргазма, я сжималась вокруг члена и пальцев, всхлипывая, заливаясь слезами наслаждения и чувствуя, как теряю от него сознание, оно отключается.