Дженнифер Арментраут - Аполлион

Подавить чувство вины было так же, как снять слишком узкие брюки. Я могла дышать теперь, но следы на коже остались.

— Ты счастлива? — спросила я, придвигаясь ближе.

Мама снова прижала меня ближе, положив подбородок мне на макушку, я закрыла глаза, почти сумев притвориться, что мы были дома, и под моей щекой билось сердце.

— Я скучала по тебе, и по другим вещам, но я счастлива.

Сделав паузу, она заправила мои волосы назад.

— Это покой, Лекси. Тот, который стирает все негативное, и становится легче со всем примириться.

Я завидовала такому покою.

— Я наблюдаю за тобой, когда могу, — сказала она, целуя меня в макушку.

— Не то, чтобы нам предлагали это делать, но, когда могу я проверяю. Ты не хочешь рассказать мне об этом чистокровном?

Мои глаза выпучились, и жар прилил к лицу.

— Мам.

Она тихо рассмеялась.

— Он так сильно заботится о тебе, Лекси.

— Я знаю.

Мое сердце сжалось, я подняла голову.

— Я люблю его.

Ее глаза загорелись.

— Ты не представляешь, какой счастливой это делает меня, знать, что ты нашла любовь среди всей этой…

Трагедии, закончила я молча. Взяв ее за тонкие запястья, я посмотрела в окно. Тонкие ветки качались на ветру. Ярко-розовые цветы были раскрыты, их каплевидные лепестки были мокрыми от росы. Я смотрела на них достаточно долго прежде, чем заговорила.

— Иногда я задаюсь вопросом, правильно ли это, что я чувствую счастье и любовь, когда все страдают.

— Но ты тоже страдаешь.

Она привлекла мой взгляд к себе.

— Каждый, не важно, что происходит вокруг, заслуживает такую любовь, которую человек испытывает к тебе, особенно ты.

Снова вспыхнув, я подумала, как много видела мама. Неловкость, вперед.

— И такая любовь важнее всего сейчас, Лекси. Она не дает тебе сойти с ума. Она всегда напоминает тебе, кто ты есть.

Я сделала глубокий вздох.

— Так много людей умерло, Мама.

— И еще умрут, детка, и ты ничего не можешь с этим сделать.

Она прикоснулась губами к моему лбу.

— Ты не можешь всех спасти. Ты не для этого предназначена.

Я не знала, как к этому относится. Я была Аполлионом для смерти и разрушений, вместо спасения жизней?

— Ты можешь встать? — спросила она.

Кивнув, я встала на ноги поморщилась, почувствовав боль внизу моих ног. Беспокойство появилось на лице мамы, но я отмахнулась.

— Я в порядке.

Она стояла, держа меня за руки.

— Тебе надо сесть. Аполлон сказал, потребуется немного времени, чтобы ты почувствовала себя нормально.

Чувствовать себя нормально было невозможно, вероятно, больше никогда снова, но я села на край кровати и наблюдала, как моя мама скользила к столу на возвышении. Она не ходила — никогда. Моя мама обладала врожденной грацией, с которой я бы хотела родиться. Вместо этого, я топала везде как корова большую часть времени.

Она взяла кувшин и стакан, стоявший за ним.

— Он хочет, чтобы ты это выпила.

Мои брови, в подозрении, поднялись. Если я что и узнала за мои последние восемнадцать лет, пить или есть что-либо от Богов было опасно.

— Что это?

Мама налила содержимое в античный красивый стакан и направилась обратно к кровати. Садясь, она передала его мне.

— Это лечебный нектар, его создал сын Аполлона, нектар поможет тому, что он сделал. Ты не можешь оставаться здесь надолго, чтобы закончить лечение полностью, но нектар поможет. Даже для тебя здесь слишком много эфира в воздухе. Он задушит тебя.

Удушье звучало отстойно, но я смотрела на чашу с опаской.

— Все хорошо, Лекси. Я понимаю твои опасения, но это не навредит тебе.

С большим беспокойством я взяла стакан и понюхала. Запах был смесью меда и какой-то травы. Потому, что я знала, что это мама, я чувствовала глубоко внутри себя, я отпила из стакана. С облегчением я обнаружила, что на вкус он был сладким и не противным.

— Пей медленно, — предупредила мама.

— Он может тебя усыпить.

— Да? — я нахмурилась на чашу.

— Когда ты проснешься, ты будешь в мире смертных.

Холод появился у меня в груди.

— Это не сон, так?

— Нет.

Мама улыбнулась и поймала локон, вечно выбивающийся вперед, и снова заправила его назад.

— Это не сон.

Прерывисто дыша, я сделала еще один глоток. Было так много, что я хотела сказать. Много раз с тех пор, как она умерла, я фантазировала о том, как мы снова увидимся и придумывала огромный список того, что я хотела ей сказать, начиная с уймы извинений за подлости, ругательства, драки и когда я была невыносима двадцать четыре часа в сутки. Затем переходила к тому, какой замечательной мамой она была. Сейчас это было смешно и странно. Когда я открыла рот, эмоции стерли этот список из памяти полностью. И слова, которые я сказала, были: — Я очень сильно скучаю по тебе.

— Я тоже скучаю по тебе, но стараюсь быть с тобой столько, сколько могу.

Она наблюдала, как я пью лечебный нектар.

— Я хочу, чтобы ты кое-что мне пообещала.

— Все, что угодно, — сказала я.

Маленькая улыбка появилась на ее лице.

— Неважно, что произошло, неважно, что ты сделала, я хочу, чтобы ты не винила себя.

Я уставилась на нее.

— Я…

— Нет, Лекси. Ты должна позволить вине уйти, и отпустить то, что сделал Арес.

Опуская стакан, я посмотрела в сторону и слегка покачала головой. Отпустить то, как плохиш Арес сломал меня, как я молила о смерти? Невозможно.

— Ты… ты видела это?

— Нет.

Она взяла меня за руку и сжала ее.

— Но Аполлон рассказал мне.

Я засмеялась, и смех звучал невероятно горько.

— Конечно, он рассказал. А где был Аполлон, когда мне надирали задницу, кстати?

На ее лице появилось выражение боли, и я немедленно пожалела о сказанном.

— Прости, — прошептала я.

— Он, должно быть, делал важные для Богов дела.

Или гонялся за нимфами.

— Все хорошо.

Она погладила меня рукой по щеке, и я обнаружила, что лицо больше не болит.

— Аполлон очень беспокоится за тебя. Также как и я.

— Я в порядке.

Ложь звенела фальшью в моих ушах.

Она наклонила голову на бок и вздохнула.

— Я не хотела такой жизни для тебя. Я хотела избавить тебя от этой тьмы.

— Я знаю.

Посмотрев на нее, я вгляделась в ее черты. Боги, моя мама была красивая. Это было больше, чем хорошее божественное ДНК. Было что-то внутри, сочилось через — ее доброту, любовь и все, к чему я стремилась. В моих глазах она сияла. Ее жизнь окончилась слишком рано. Она заслуживала большего, и я хотела дать ей это. Но я не могла, так, что я могла дать ей только одно.

— Я обещаю, — сказала я ей.

— Я обещаю отпустить это.

Ее губы изогнулись.

— Я хочу убить Ареса за то, что он с тобой сделал.

Я поперхнулась напитком. Я никогда не слышала, чтобы моя мама говорила, что она хочет убить кого-то, исключая период, когда она была демоном. Тогда она хотела убить всех. Другая боль наполнила мою грудь. Не желая думать об этом, я прогнала мысли прочь.