Наталья Медянская - Латая старые шрамы [СИ]

В одном из углов нашлись расколотые часы. И запылившиеся портьеры, сваленные в большую кучу. А вместе с ними и проеденные молью гобелены. Копаться в грязи желания не было никакого. Но стопка облокоченных на стену картин не осталась без внимания. Я смахнула пыль с верхних корешков и начала аккуратно листать холсты.Света, что проникал сквозь круглое окошко, было не так много, но я вполне могла различить, что изображено на картинах. В основном там были портреты. Незнакомые лица глядели на меня с выцветших холстов такими же выцветшими глазами. И виделось мне в их взглядах странное молчаливое неодобрение. Будто я влезла куда не надо.И вдруг среди портретов мелькнуло грубое мужское лицо. Я на секунду задержалась на нем, вглядываясь в знакомые черты. А потом резко отпрянула, выпустив из рук стопку пролистанных картин. Они упали на пол с тяжким грохотом. И страшный знакомец с портрета, казалось, теперь смотрит прямо на меня. Я испуганно охнула и, резко развернувшись, рванула к выходу, в глубине души все же надеясь, что мне привиделось.

Рейнар

Неясный шум монотонным прибоем лез в уши, словно где-то под боком волновалось море. Странно, я никогда не видел его по-настоящему, только на картинках, да еще рассказы слышал.С трудом повернул голову, преодолевая зашевелившуюся тупую боль, и разочарованно вздохнул. Никакого моря рядом не было – только мутное пятно света, как из окна на другом конце темного коридора. И свет этот отнюдь не был добрым – холодный, грозный, с серо-голубым отливом, он напоминал открывающийся портал.Я привычно потянулся к шее, нащупать портативный ключ, но рука моя безвольно упала, и костяшки пальцев глухо стукнули об пол. Наверное, об пол, хотя, точно определить, где сейчас нахожусь, я не смог. Последнее, что всплыло в воспоминаниях – мерзкая тянущая боль, с которой доктор Орфин прочищал раны, да хищное звяканье медицинских инструментов.Мне стало мерзко. Чувствую себя, будто только что родившийся щенок – слепой, слабый. Нет, если я еще не умер, нужно как-то выбираться из этого места. Или состояния.

Снова попробовал поднять руку и нашел пальцами плотную ткань. Похоже на гобелен. И свет перед глазами стал ярче, расплылся, помягчел. Шум распался на отдельные звуки, кажется, кто-то о чем-то говорил. Определенно женский голос. Перед глазами встало лукавое лицо с падающими на лоб завитками черных волос. Нейа… как хорошо, что ты здесь…

Я попытался позвать подругу, но, кажется, вышло невнятно. Губы были сухими, а язык еле-еле отлип от шершавого нёба. Рядом раздалось тяжелое дыхание и что-то влажное коснулось здоровой щеки. Поцелуй? В сердце шевельнулась нежность, и я с трудом, но разомкнул веки.Прямо перед моим носом торчала счастливая собачья физиономия, а свесившийся из пасти язык, похоже, снова подбирался к моему лицу.

? Айна, фу! – глухо простонал я, оттолкнул собаку и тяжело уселся, пережидая приступ головокружения. До чего ж неприятный был сон… Осторожно опустил на пол затекшие ноги и поморщился, чувствуя, как кровь горячими иголками впилась в тело.

В пустой гостиной ярко горел камин, и я несколько раз моргнул, возвращая глазам способность выносить его свет. Осторожно встал и скривился – ноги болели так, словно я битые сутки на своих двоих мотался по городу. Обозрел диванчик и все понял – лежбище я себе явно не по росту выбрал. Но, что странно, не помню совершенно, как на нем оказался. Интересно, и сколько я тут провалялся? Если судить по проснувшимся нуждам организма, довольно долго.Я с досадой оттолкнул собачью башку, так и норовившую в очередной раз ткнуться мне в область мочевого пузыря, и на негнущихся ногах отправился в уборную.Странно, но в доме было тепло, даже в коридоре возле помывочной не чувствовалось обычного сквозняка. Неужто анья Эдан умудрилась протопить все помещения, и сколько времени ей на это пона…

Я выпустил скользкий брусок мыла, и тот, глухо булькнув, ушел на дно медного таза. Сучье вымя, а где моя свидетельница!? Паника холодными щупальцами прошлась по спине, и я наскоро сполоснул лицо, стараясь не задеть лечебную ленту, которой были заклеены мои раны. Не вытерев рук, вывалился из умывальни и заорал:

? Айна, Роксана где?

Собака, растянув пасть в сладкой зевоте, тихо заскулила. А потом, окинув меня умным взглядом, потрусила в сторону кухни. Я почти бегом ринулся следом и, ворвавшись в помещение, застыл, с удивлением глядя на следы бурной кулинарной деятельности посреди разделочного стола.

? С пробуждением, ? раздался откуда-то сбоку полный яда знакомый голосок. – Долго же вы отсутствовали, господин телохранитель.

? Роксана? – Я обернулся, увидел свидетельницу, непривычно одетую в узкие брюки и свободную рубаху, и облегченно вздохнул. – А сколько сейчас времени?

? А дата тебя, случайно, не интересует?

Мда, кажется, дело еще хуже чем, я предполагал.

- И сколько я проспал?

- Почти сутки, - сухо ответила свидетельница и направилась к столу.

Раздраженно дернула к себе разделочную доску и, резко отвернувшись, принялась шинковать очищенную морковь. Управлялась она споро, у меня даже промелькнула мысль, что мое отсутствие пошло ей на пользу. Хоть готовить научилась. Я чуть было не брякнул это вслух, но вовремя придержал язык. И что за чушь лезет в голову?Я потер пальцами веки, пытаясь собрать мысли в кучу. Надо ведь что-то сказать. Чувствую, что надо. А в голову ничего не идет. Да еще Роксана, как назло, не спешит начинать разговор. Стоит, прямая, словно напряженная струна. Того и гляди сорвется. И морковь кромсает так, будто это и не морковь вовсе, а… в общем, будто пытается выместить на ней злобу. Ох, вот только ругани мне сейчас не хватало… хотя, чего уж тут. Заслужил. Оправдывало меня только то, что раньше вот так никогда не отрубало. Было плохо, отвратно, больно, но я всегда добирался до Орфина самостоятельно.

? Роксана, я… ? попытался было завязать разговор, ну, может, объяснить свою промашку, но не успел. Анья Эдан резко повернулась ко мне и, скрестив руки на груди, уставилась в глаза.

? Что ты? – бросила с вызовом. Признаться, я так и не понял, чего в вопросе было больше: обиды или злости.

? Злишься, ? констатировал я негромко, пытаясь хотя бы голосом утихомирить ту бурю, что рвалась из моей гостьи.

? Нет! Совершенно не злюсь! Я просто счастлива! Всегда мечтала заделаться сиделкой при невменяемом мужике. – Анья чуть не кричала. А сама вся раскраснелась от праведного гнева. И этот яркий румянец ей немыслимым образом шел. Но, что странно, мне почему-то не захотелось ей возражать. Наверное, я просто устал ругаться.

? Знаешь что, Рей, в следующий раз, когда соберешься подыхать, будь любезен заранее поставить меня в известность. И желательно, оставь письмо с подробными рекомендациями на этот случай!