Дж Андрижески - Чёрный и синий

Он покачал головой, прикрывая глаза.

— Нет, обязательно.

Борясь с паникой, которая все ещё хотела завладеть моим светом, я погладила его по шее.

— Разве ты не говорил мне, что видящим лучше не говорить, пока они не разделят свет? — мягко произнесла я. — Ты говорил, что большое количество разговоров лишь возводит стены, что нам лучше сначала разделить свет, а потом поговорить… когда мы оба будем мыслить более здраво. Нам необязательно заниматься сексом. Может, я смогу просто посидеть здесь, с тобой, какое-то время… мы достанем тебе еды, а я просто посижу здесь. Хорошо?

Он подумал над этим.

Я видела, как он размышляет над моими словами, затем в его глазах вернулся тот сильный стыд.

— Обычно это правда, — холодно произнёс он. — … О свете. Но я не хочу просто сидеть здесь с тобой, Мири. Я хочу трахаться. Я хочу по-настоящему проникнуть в твой свет… так сильно, что блядь, я не могу сейчас связно мыслить, — он вновь отвёл от меня глаза. — Но если мы сделаем это, ты можешь кое-что почувствовать во мне. Мы никогда не говорили об этом прежде… но видящие. Для них с сексом все обстоит иначе. Нам нужен этот разговор сейчас же.

Я изучала его лицо, стараясь почувствовать, что он имел в виду, но Блэк не впускал меня по-настоящему.

Сглотнув, я постаралась, чтобы мой голос прозвучал легко.

— Вот уж точно, с сексом у видящих дела обстоят иначе, — сказала я, выдавив улыбку. — Я вроде как догадалась, когда мы впервые сделали это…

— Я не это имел в виду, — Блэк повернулся и посмотрел на меня, его глаза все ещё хранили то холодное выражение. — Мы можем чувствовать, когда другой видящий был с кем-то ещё, Мириам. Не только, когда это происходит… потом. Это оставляет отпечатки в нашем свете… и на свете задействованных частей тела. Вот почему в мире видящих существуют строгие культурные нормы относительно союзов и верности. Это может расстроить, по очевидным причинам. Временами все бывает прямо таки порнографическим. Я не хочу, чтобы это ударило по тебе из ниоткуда…

Я уставилась на него, с трудом осознавая его слова.

Блэк произнёс их так спокойно, так буднично, что я была уверена — я неправильно его расслышала. Я посмотрела на его тело, затем обратно на его лицо.

— Что ты хочешь сказать? — переспросила я.

Его глаза сделались злыми.

— А как ты, блядь, думаешь, что я хочу сказать, Мириам?

Боль вспыхнула в моей груди. Затем на глаза навернулись слезы. Они нахлынули так резко, что я не успела подумать даже о том, чтобы остановить их, не говоря уж о том, чтобы скрыть их от Блэка.

— Ты спал с кем-то другим? — я увидела, как он вздрогнул от боли в моих словах. — Почему? — спросила я. — Почему, Блэк?

Он схватил меня, дёрнув к себе.

На мгновение он лишь смотрел на меня, та злость оставалась в выражении его лица, затем он как будто увидел меня по-настоящему, и злость разлетелась на куски.

— Милая… нет, — его руки сделались теплее, мягче, привлекая меня поближе к нему. — Я не трахал людей. У меня не было любовницы… меня изнасиловали. И не раз. И не только люди. Это не… — он покачал головой. — Я неправильно сказал это, понимаешь? Я говорил об изнасиловании. Я думал, ты поняла это. Я думал, ты знаешь, о чем я тебе говорю.

Я уставилась на него, чувствуя, как эта боль в моей груди меняется.

Затем она сделалась намного хуже.

Пока я смотрела, как Блэк избегает моего взгляда, эта боль тьмой хлынула в мой живот, пока я не ощутила настоящую физическую тошноту. Я вспомнила Солоника и то, что он сделал со мной. Я вспомнила, что мой дядя сделал с Блэком в Париже. Чем дольше я там сидела, тем сильнее злость и горе превращались в нечто близкое к ненависти, пока я едва не задохнулась.

Я даже не знала, кого я ненавидела в данный момент.

Возможно, какую-то часть мира, людей, которые делают такие вещи и просто уходят, всегда словно невредимые.

— Все хорошо, — Блэк целовал моё лицо, прислоняясь ко мне по-настоящему. Он вздохнул, и когда он сделал это, его свет приоткрылся сильнее. Я ощущала в нем облегчение, когда он прижимался ко мне, но я также ощущала смущение. — Прости. Я не собирался говорить тебе вот так.

Я покачала головой, обвивая его руками.

— Рассказывай мне все, что хочешь, Блэк. Так, как тебе хочется.

Он покачал головой, все ещё прижимаясь ко мне.

— Прости, — сказал он, не поднимая головы. — Дело не в тебе. Ты ничего такого не сделала, Мири… но когда ты укусила меня…

Блэк поколебался, и в этот раз я подняла взгляд.

И вновь в его глазах проступил тот стыд.

— Это был приобретённый рефлекс. Понимаешь? Я не злюсь на тебя. Я стыжусь. Эта блядская тварь кормилась от меня и делала так, чтобы мне это нравилось… — он покачал головой, и по нему прокатилась очередная волна стыда. — … Не нравилось. Я не имел в виду «нравилось», Мири, — отвращение заполонило его голос. — Я не знаю, что блядь я имел в виду. Он проецировал на меня твой свет, пока кормился от меня. Он делал так, чтобы я видел тебя… и чувствовал тебя, даже с ошейником, — в его голосе зазвучала горечь. — Он сказал, что натренирует меня так, чтобы у меня вставал от каждого его укуса, и он был прав.

Я просто сидела на его коленях, свернувшись в его объятиях и пытаясь осознать его слова.

Когда ни один из нас ничего не сказал в следующие несколько минут, я почувствовала, как этот стыд опять подкрадывается к нему. Я почувствовала, как он жалеет, что не промолчал. Или не сказал мне иначе… или хотя бы попозже, вместо того чтобы швырнуть это в меня в ту же секунду, как мы оказались наедине.

Я заговорила прежде, чем осознала, что собираюсь сказать. Мой голос прозвучал до странного холодно.

— И? — сказала я.

Когда Блэк застыл, подняв голову, я прикусила губу, но выдержала его взгляд.

— И что? — спросила я охрипшим голосом. — Я буду кусать тебя, когда тебе этого захочется, Блэк. Я сделаю все , что ты захочешь… и неважно, откуда берётся это желание. Что с того, что он сделал это? Он натренировал тебя возбуждаться от его извращённого дерьма? И что? Ты принадлежишь мне, — я в упор посмотрела на него. — Ты принадлежишь мне. К чему бы он тебя ни приучил, теперь это моё… и твоё. Не его, — слезы навернулись на мои глаза, пока я всматривалась в его лицо. — Ты принадлежишь мне, черт подери. Ты понимаешь?

Эта боль в его глазах медленно угасала, чем дольше он на меня смотрел.

— Понимаешь? — переспросила я, озлобленно вытирая слезы с лица. — Ты понимаешь, Квентин?

Он кивнул. На моих глазах ещё больше напряжения ушло с его лица.

— Скажи это, — произнесла я. — Скажи, что ты принадлежишь мне.

— Untielleres, ilya… — пробормотал Блэк, поглаживая мою щеку рукой.

— Нет. Скажи это по-английски, — попросила я.