Яся Белая - Отправляемся в полдень

– Пусть они увидят котят!

Дракон вздрагивает всей громадной тушей и бормочет у меня в голове:

– Не может быть! – и растрачивает всё своё пугающее величие, потому что дальше уже быстро и очень волнуясь: – Двоедушцы корыстны и злы. Они вопят и просят за себя. Мерзкие, уродливые создания, сожранные тьмой. Отродья, место которым в Бездне. Но… ты… двоедушица… не боишься смерти, меня и молишь за других? Такое могут только светлые по рождению. Лишь им достаёт благородства защитить слабого. А это значит… Позволь …

Возле моей руки оказывается полупрозрачная тварь, похожая на комара, но размером с морскую свинку. Бронзовый, весь из винтиков, болтиков и скрепок. Лапки-проволочки. Туловище – небольшой резервуар с крохотным люком наверху. Тоненький хоботок впивается в палец. И я заворожено наблюдаю, как в нутро механического насекомого затекает моя кровь.

Комар отваливается и ползёт к дракону.

И по ту сторону разделяющей стены, над столом, возникает и светится панель с кнопками и клавиатурой. (Ух ты, сенсорная!) Справа от меня на столе за стеной – круг, разделённый на пять секторов. Туда садиться комар, выпускает кровь, как из шланга.

Стекло, разделяющее нас, мерцает, как экран.

В углу, сменяя друг друга, мелькают лица, а рядом – течёт бирюзовый текст: инспектор ищет какие-то соответствия по крови. Что-то вроде анализа ДНК.

Поиск останавливается, и передо мной гордое, красивое лицо мужчины средних лет. О таких говорят породистый. И безошибочно определяют социальный статус – аристократ.

– Герцог Дьюилли?! – ошарашено говорит дракон. – Значит, вы (и куда только девалось пренебрежительное «ты»?) его похищенная дочь и мо…

Слова обрываются, вижу, как грудь змея высоко вздымается, слышу гулкое биенье драконьего сердца.

Но мои мысли о другом. Нашёлся! Отец! Так похожий на моего. Вот бы увидеться с ним! Только бы раз! Он бы спас меня от всех драконов и бездн.

Инспектор же явно в смятении. Ходит туда-сюда, бьёт хвостом, ноздрями дрожит. В глазах, которые зеркало души, полыхает ад.

– Леди Дьюилли – двоедушица? Что теперь делать? Светлая по рождению не может пасть!

Даже жалко его. Не привык, должно быть, когда что-то идёт в разрез с предписаниями?

– Ну вы ведь можете никому не говорить про меня? – подсказываю и тут же жалею, потому что он пристально уставляется на меня, прожигает насквозь.

И уже не в голове, а сверху, оглушая, льются слова – непреклонные, строгие, страшные:

– Что же ты колеблешься, ангел? Лишь душа, тронутая тьмой, может подбивать ко лжи! Двоедушцам полагается Бездна. Так изыйди же в неё, мерзкая грешница!

Зажимы на запястьях отщёлкиваются, стул отползает, будто живой. Пол разверзается, срываюсь.

– Девочки! Вы обещали!

И последнее, что вижу: полные ужаса глаза дракона.

Доска, за которую ухватилась, начинает трястись. И ненасытная пасть Бездны клацает челюстями над моей головой. Лечу туда, где ворчит и плещется прожорливое нутро абсолютной тьмы.

Папочка! Люблю тебя! Прощай…

***

…и является свет.

Яркий, предельно-белый. Закрываю глаза ладонями, зажмуриваюсь, но он протекает сквозь пальцы, залезает под веки, выжигает зрачки. К счастью, скоро под тело подныривает нечто мягкое и проваливаюсь в это нечто. И… лечу вверх, как на батуте. Удаётся упасть на более-менее гладкое. Лишь тогда вздыхаю и открываю глаза.

Сижу на мягком и ослепительно белом. Над головой – синева, такая, что голова кругом. Яркая и чистая, как детская мечта.

А передо мной – круглое, красное, очень пушистое, с длинными ушами. Чёрные бусины смотрят, не мигая. Мой кролик. Своеобразный. Ну и я не Алиса.

– Привет, – говорю ему.

– Привет, – отвечают за спиной.

Оборачиваюсь и замираю.

Вот этот – настоящий, такой, какими я и привыкла представлять их в моём мире: юный, красивый, серебристо-белые волосы по плечам, взгляд голубой и невинный. Одет в светлое в пол. Над головой нимб.

Всё по канону.

– Значит, я всё-таки умерла?

Он улыбается, садится рядом.

– Нет, пока нет.

Голос добрый, приятный. Любые вести, сказанные таким, будут благими.

– Обнадёживает.

И откидываюсь назад, в пух облака. Теперь-то понимаю, что это оно, раз рядом сидит настоящий ангел.

– Они зовут меня Великим Охранителем.

Он без труда и зазрения совести читает меня.

– Надо же! Я представляла тебя страшнее и старше.

– Фантазёрка! – не ругается он. – Не ошибся в тебе.

– Стало быть, тебя благодарить, что не в бездне?

– А то! – слегка самодовольно, склонив голову набок. – Я немного подкорректировал твой полёт.

– Ну это же ты сам меня в бездну отправил?

– Отправил. Проверял. И ты первая, кто падая, просил о других. До тебя таких двоедушцев не было.

– Остальные улетели в Бездну?

– Да. И туда, откуда пришли. Ты верно угадала: Бездна – кротовина. Кстати, это моё недавнее изобретение. Ангелы, видишь, к нему ещё не привыкли. Как тебе?

– Изобретательно, – улыбаюсь я. – Так значит, были и другие. Как же они попадали сюда?

– В твоём мире этот мир, – он поводит тонкой ладонью, – книга. Она сама ищет себя героев. Выбирает, проверяет на прочность, отвергает. Ты подошла и твоя подруга тоже.

– Значит, Маша… Эта авария… Всё не просто так? Её тоже выбрали? Но зачем?

Он лишь пожимает плечами, подпирает подбородок рукой и уставляется в безмятежную лазурь.

Я не злюсь: разливы синевы, белизна облаков и скачущие вокруг алые кролики успокаивают меня.

– Это прыгуны, – Великий Охранитель снова отвечает на не произнесённое. – Любопытные ещё невоплотившиеся души. Чтобы им родиться там, нужно умереть здесь. Во, этому пора.

Он хватает ближайшего и выкручивает, как тряпку. Прыгун не издаёт и звука. У него нет рта, только глаза – выпученные, чёрные. Они взрываются. А прыгун проливается на облако клубничным соком – во всяком случае, пахнет так же.

Облако моментально, как губка, впитывает жидкость и снова безупречно белое.

– Слышишь? – Великий Охранитель поднимает палец вверх. По прекрасному лицу растекается блаженство. – Теперь кричит! Потому что родился.

Я не слышу, но верю, и становится хорошо.

– Что ты охраняешь и от кого?

– Понятное дело – мой мир. От всяких прочих авторов, которые так и норовят присочинить к нему что-то своё. Портят, искажают.

– Поэтому интердикты?

– Ага, с ними веселее. Я, знаешь ли, скучаю тут. А смотришь на них, – он показывает перевёрнутым большим пальцем вниз, как в Колизее – убей! – Караешь, милуешь. Хоть какое-то развлечение.

– Хорошенькое развлечение – играть людьми!

– Вы в своём мире тоже делаете это, когда призываете мой.

На моё недоумение отвечает снисходительно.

– Ваши авторы. На них не действуют мои интердикты. У них нет лицензии. Но они призывают миры. Кажется, у вас это называется творчеством, вдохновением. Но на самом деле авторы только подслушивают, то, что происходит в Призванных мирах. Подглядывают за их героями. И начинают с ними играть. Корёжа и извращая. Недавно мой мир тоже призвали.