Екатерина Крылатова - Клятва графа Калиостро

К концу июля девушка практически пришла в себя, но так и не заговорила. Воропаев перелопатил весь интернет и конспекты по магии, заваривал жене всевозможные травы, однако голос не возвращался. Вера приноровилась общаться жестами и всегда носила с собой блокнот и ручку. О чем она думала? Артемий не знал. Мысли любимой отныне были ему недоступны, а скрывать чувства он научил её сам. Вера сдержанно улыбалась, строчила в блокнотике, толкла внутри себя свою боль, мешала и перемешивала.

Они гуляли, ходили за покупками, изредка выбирались в парк. С родственниками не встречались: по легенде девушке до сих пор нездоровилось. Воропаев скрепя сердце вернулся на работу, но эта часть жизни давно утратила былую привлекательность. Магнит изменил полюса, и то, что раньше притягивало, теперь отталкивало. Коллеги буквально достали вечным: «А Вера где?», меняя только порядок слов в предложении. Хоть плакат рисуй и вешай на дверь под табличкой с фамилией и должностью: «Здесь Веры нет! И в больнице Веры нет!! Вера дома!!!» Уходил он теперь ровно в пять, а на обед приезжал домой. Домовые с задачей Фрэнка Фарнера (главный герой к/ф М. Джексона «Телохранитель» - прим. автора) справлялись с переменным успехом. Вере могло вдруг стукнуть в голову забраться на крышу и немного размять окрепшие крылья. И как прикажете Никанорычу с Люсьеной её останавливать, за ноги держать?

Вся эта витавшая в воздухе безысходность просачивалась в душу и отравляла разум. Артемий практически перестал спать, ночами бродил по квартире, изо всех сил сопротивляясь унынию. Звонил матери и долго говорил с ней, в сущности, ни о чем; под любым предлогом набирал номер тещи и слушал её жизнерадостное тарахтение, периодически вставляя слово. Вспомнил старый дедовский способ: перекинуться, предварительно засунув тоскливые мысли в ту часть мозга, что у животных недоразвита. Сначала Воропаев обернулся птицей, покачался на люстре под яростное клокотание Арчибальда и склевал на кухне остатки сухого печенья. Затем, когда муть в душе немного рассосалась, перекинулся в черного лабрадора. При виде взрослого незнакомого пса трудный собачий подросток припал к линолеуму, вздыбил шерсть на загривке и зарычал.

«Ну и?.. – зевнул черный лабрадор. – Считай, что я очень испугался».

Ответ Арчи, переведенный на русский язык, больше походил на отборный мат, сводящийся к вопросу: а какого, собственно?..

«Плохо мы тебя воспитали, Гаджет, легко поддаешься дурному влиянию. К этой Жульке из второго подъезда ни на шаг».

Щенок смутился и взял смысловую паузу.

«Так ты это… как это… в смысле… того?».

«Формулируй».

«Форму… чего?».

«Лай внятно, говорю», - расшифровал Воропаев, толкая передней лапой дверь в спальню.

«Туда, это, нельзя, - Арчибальд юркнул следом. – Спит она... Эй!»

«Гаджет, будь собакой, заткнись».

Вера действительно спала, на самом краю кровати. Пальцы свесившейся левой руки почти касались пола. Хвостатый муж поддел руку носом и вернул на постель.

«Плохо ей очень, - вздохнул Арчи, – душит ее. Тяжело-о».

«А мне, по-твоему, шибко хорошо и радостно?».

«Ты кобель, кобелям всегда проще».

«Ну, спасибо!» - он улегся рядом с тумбочкой, спрятав нос в лапы. Мысли в голове копошились, но какие-то обрывочные и больше собачьи.

Щенок вдруг заскулил, забил хвостом и полез к нему под бок.

«Чего тебе, извращенец?»

«Не рычи. Одному грустно, а ты большой и пахнешь не так противно. Оставайся, собакой быть проще».

«Проще – не значит лучше, Арчи, - зачесалась правая передняя лапа, и Воропаев чуть прикусил её зубами. Хвост дернулся, ударив по полу. – Всё, хватит нежностей. Мне пора...»

Вера жалобно застонала во сне, и Артемий, насколько позволяло массивное собачье тело, тихо вспрыгнул на кровать. Подполз к ней на брюхе, ткнулся мокрым носом в ладонь. Вера открыла глаза и сонно посмотрела на него. Погладила – прикосновения к густой шерсти были приятны, хвост начал мотыляться туда-сюда. Присутствие в постели посторонней собаки её нисколько не удивило. Женщины!

«Сучки, - подсказал Арчибальд, по счастливой случайности избежавший трепки, - они такие».

Воропаев не слушал. Он тыкался носом в Верин живот, терся об нее, поскуливал и возил шершавым языком везде, где мог дотянуться. Жена не поощряла, но и не отталкивала, ерошила шерсть на спине, а потом и вовсе обняла так, что он оказался у нее под мышкой.

«Она меня любит! Любит! Ей не всё равно!»

«Лай потише, а? – Арчи дважды чихнул и один раз фыркнул. – Сейчас отвечать начнут».

Из-за стены и вправду долетел звонкий лай собрата, готового разделить нежные чувства.

Вера успокаивающе потрепала его по холке и несильно шлепнула, когда он попытался достать мордой до её лица. Глаза жены были по-прежнему отстраненными, но магическим зрением, помноженным на непредсказуемое собачье, Артемий сумел разглядеть в их глубине прежнюю Веру. Она боролась, просто ей не хватало сил выплыть... Эврика!

Воропаев уже собирался отползти, чтобы вернуться в истинное обличье и хорошенько обмозговать идею, но жена удержала на месте, безмолвно прося: не уходи, останься. Остался, мгновенно позабыв обо всем. Он никогда не мог ей отказать.

Никанорыч растолкал черного пса, спящего под боком хозяйки.

- Батюшка, проснись! Просыпайся! Обратно тебе надобно…

Лабрадор заворчал, морща кожу у основания носа. Странный запах тревожил обоняние, заставлял нервничать и поджимать хвост.

- Просыпа-а… Аааа! – Никанорыч шмыгнул под кровать, а пес удивленно тряс крупной головой. Не рассчитав скорости, он со всего размаху грохнулся на пол.

Отдыхал домовой недолго: через минуту Воропаев уже выцарапывал его из-под кровати, утробно рыча. Запах продолжал пугать, требовалось избавиться от его источника.

- Люська-а! – завопил Никанорыч, мечась, как испуганная мышь. – Помоги!

- Я боюсь! – пискнула та. – Это чужая собака!

- ДУРА! ЭТО ХОЗЯИН!!!

Разбуженная криками Вера с трудом оттащила Воропаева от кровати. Тот рвался вынюхать и выгрызть, да и массу имел внушительную. Кое-как ей удалось вытолкать его из спальни и повернуть замок. С той стороны недоуменно скулили и скреблись: пес не понимал, за что его выгнали.

- Хозяюшка! – застонал домовой. – Спасительница моя!

Но девушка стиснула пальцами виски и, доковыляв до кровати, бессильно рухнула на нее.

Никанорыч с Люськой дождались, пока враг успокоится и заляжет у комода, неслышно открыли дверь и прокрались в прихожую. Хочешь, не хочешь, а возвращать хозяина надо. Артемий лежал, вытянув лапы, и шумно вздыхал, как умеют вздыхать собаки только этой породы. С высоты домовяцкого роста он выглядел устрашающе.

- Батюшка, - робко позвал Никанорыч, - ты только не рычи…