Евгения Сафонова - Лунный ветер

— Ты сам притворился соломенным принцем. И сам пригласил меня на танец, — мой голос прозвучал почти сердито. — Не думал, что после него я захочу уйти с тобой?

— Не захочешь. Не при том, что ты знаешь, — его ответ был почти усталым. — Для этого ты слишком хорошая самоотверженная девочка. Слишком храбрая. Слишком широко мыслящая. Именно поэтому я теперь и танцую с тобой в этой сногсшибательно стильной шляпе. Будь ты иной, я сейчас преспокойно обедал бы в Хепберн-парке, ничего для тебя не знача, а ты для меня так и осталась бы просто хорошенькой дочерью милого соседа. Ничего не значащим личиком, так похожим на все те, что я за жизнь повидал немало. — Он улыбнулся, но от этой улыбки мне вновь захотелось плакать. — Фоморски забавно, не находишь? Я не чувствовал бы к тебе того, что чувствую, если б ты способна была ради меня просто бросить друга на погибель. Просто забыть о том, кто в тебе нуждается. Просто не суметь переступить через себя. Просто побояться нарушить законы богов и людей. Просто поставить выше чужой жизни свои чувства, свои желания и своё девичество, которое женский род не без причин, но до того смехотворно считает своей самой большой святыней; которое нынче ценят выше ума, души, сердца и того, что действительно достойно называться честью. И теперь страдаю потому, что люблю, а люблю потому, что ты — единственная, кто может обречь меня на эти страдания. — Уголок его губ дёрнулся, обратив улыбку в усмешку. — Как сказал-то, как сказал… начинаю понимать, с чего несчастные влюблённые изводят хорошую бумагу на паршивые стихи.

Я смотрела на него, пока он вёл меня в танце сквозь тягучее золото вечернего солнца, сквозь заполнявшие воздух звуки вальса, на сей раз минорного. Догуэр, «Вальс-маскарад», наращивающий накал эмоций до самого финала, стремительный и волнующий, полный тревожных предчувствий, нежный и вместе с тем исполненный страстей… Музыканты определённо знали, что выбрать.

Зря он пришёл. Зря. Зря. Как я смогу во второй раз отказаться от самого поразительного, самого прекрасного человека из всех, кого я знаю и кого могла бы придумать? Даже — и особенно — теперь, уже точно зная, что этот отказ — не навсегда?

— Если всё же захочешь уйти — не представляешь, с каким удовольствием я снова сыграю по твоим правилам. Кто бы ещё год назад сказал, что мне понравится роль злого фейри, умыкнувшего свою глупышку-невесту с чужой свадьбы… И если б это помогло нам обоим разом освободиться от того, во что теперь нас ввязали, я бы поведал тебе всё, что должен поведать, и не стал даже спрашивать, хочешь ты уехать или нет. Но это не поможет, — проговорил Гэбриэл. — Эта твоя сказка не закончится на том, что я похищаю тебя с собственной свадьбы и увожу в закат. За такой концовкой последует продолжение, которое не понравится ни тебе, ни мне.

Воспоминание о глупых мечтах на эту самую тему, когда-то занимавших моё воображение, сейчас не вызвало у меня стыда. Хотя бы потому, что за всеми чувствами, обуревавшими меня, для него просто не хватило бы места.

— Освободиться от чего? Во что нас ввязали? — я чувствовала, как мысли путаются и кружатся вместе с миром вокруг. — Гэбриэл…

— Не надо было мне тебя отпускать. Тем вечером, когда ты ещё ничего не знала. Мои игры в благородного джентльмена обошлись нам слишком дорого. А теперь, когда ты ступила на эту дорогу… чтобы всем воздалось по заслугам, чтобы мы могли жить спокойно, мы оба должны пройти по ней до конца. — Вместо огня в его глазах осталась одна лишь горечь. — Прости.

Ощущение, что я схожу с ума, становилось всё более настойчивым. Он? Просит прощения? За что?

— Гэб…

Осознание, что настало время для заключительной фигуры, пришло слишком поздно — лишь в тот момент, когда его руки легли на мою талию, машинально заставив меня положить ладони ему на плечи, позволив оторвать меня от земли и закружить над вытоптанной травой под аккомпанемент торжествующих скрипок и дружного «ох», зазвучавшего вокруг, слившегося в начало кантаты, написанной для нескольких десятков поражённых и возмущённых голосов.

Да… эту свадьбу и этот танец в окрестностях Хэйла явно запомнят надолго.

— Медальон, подарок от мистера Хэтчера. Откроешь его. Внутри найдёшь пилюлю, записку и кольцо, — ещё прежде, чем поставить меня обратно на траву, быстро и сдержанно проговорил Гэбриэл. — Пилюлю проглотишь, кольцо наденешь вместо обручального. Обручальное спрячь так, чтобы его было не найти. Только не в медальон. Записку сожги. — Даже опустив меня наземь, Гэбриэл не спешил разжимать пальцы. — Сделай это до того, как окажешься в Энигмейле. Если не успеешь, всё равно сделай, и прежде, чем вы ляжете в постель. Действуй так, словно за тобой наблюдают, даже если будешь в комнате одна. Обязательно. Слышишь?

Медальон? Пилюля? Кольцо?

Что?..

— Я не…

— Просто сделай. Обещаешь?

Его настойчивый прищур, прибавившийся к осознанию того факта, что музыка стихла — а значит, времени у нас не осталось, — заставил меня сдержать все рвущиеся на язык вопросы.

— Обещаю, — беспомощно вымолвила я.

— Что обещаешь?

— Проглочу пилюлю. Поменяю кольцо. Незаметно.

В его взгляде проявилось удовлетворение, и Гэбриэл наконец выпустил мою талию из цепкой хватки своих ладоней. Опустив руки, отступил на два шага назад.

Вскинув голову, уже во весь голос, равнодушно, очень сухо задал традиционный вопрос:

— Желаешь ли уйти со мной?

Глядя в его бесстрастное лицо, я сглотнула.

Здесь что-то не так. Ещё более не так, чем мне казалось. Подвох… какой? И если это так, почему Гэбриэл даёт мне свободу выбора? А ведь времени выбирать ещё меньше, чем в прошлый раз.

Ответить «да»? Отступить сейчас? Бесспорно, самый разумный и логичный вариант. И после всего, что я услышала, кажущийся единственно верным. Да только всем участникам этой истории зачем-то нужно, чтобы я ответила «нет». Мне и Тому — по причинам известным. Гэбриэлу и лорду Чейнзу — по неведомым.

И если даже он считает, что я должна пройти по этой дороге до конца…

— Нет?

Я произнесла это куда менее уверенно, чем подобало для отказа. Тихо, почти вопросительно, пытливо вглядываясь в глаза Гэбриэла. И по тому, что промелькнуло в них в этот миг, с отчаянием поняла: где-то в глубине души он всё-таки надеялся на другой ответ — даже понимая, что услышать «нет» по многим причинам будет правильнее.

— Гэбриэл…

Но он уже согнул стан в коротком прощальном поклоне, не оставив мне ничего, кроме как присесть в реверансе. И я поняла — я стою на ногах так нетвёрдо, что впервые в жизни во время реверанса могу упасть.

— Когда тебя спросят, о чём мы говорили, — донеслось до моего слуха, — я уговаривал тебя уехать со мной. Ты не давала мне для этого никакого повода. Делай то, что считаешь должным. — Когда я выпрямилась, Гэбриэл смотрел на меня, и от этого взгляда мне вновь стало мучительно больно. — Надеюсь, ты поймёшь меня, как я понял тебя.