Эми А Бартол - Интуиция

Смотрю на звездное небо над головой, пытаясь разобраться, но не могу. У этой дискуссии есть много причин, чтобы уничтожить меня, так же, как и защитить. Может даже причин на уничтожение больше — думаю я, в то время как в мой разум просачивается страх. Но странно, я не настолько боюсь того, что может со мной случиться, как я боюсь за тех, кто встанет на мою защиту.

Размер проблемы заставляет меня ощущать себя физически истощенной. Как я смогу всех обезопасить? — лежа на земле, думаю я. Я зеваю и пытаюсь скрыть это от Булочки, она замечает это.

— О милая, ты устала, да? — спрашивает она, вскакивая со стены. — Я скажу войнам, что мы должны вернуться, — говорит она.

И прежде чем я смогла солгать и сказать, что я в порядке, она падает в трубу. В то же мгновение, Рид оказывается рядом со мной, закрывая от меня звезды.

— Привет, — улыбаясь ему, говорю я.

— Я совсем забыл, что в отличии от нас, тебе нужно больше сна. Я доставлю тебя обратно в коттедж, чтобы ты могла отдохнуть, — говорит Рид, поднимая меня с земли и очищая от снега, словно я ребенок.

Я улыбаюсь ему и думаю, что нет ничего, чтобы я для него не сделала. Рид летит со мной обратно в коттедж, и настолько окутывает блаженство, что я не просыпаюсь, пока мы не оказываемся на месте. У меня не осталось больше сил, чем на хороший поцелуй на ночь, в дверях моей комнаты. Я, спотыкаясь, иду и залезаю под одеяло на своей мягкой кровати.

Ангелы, окружающие меня, заставляют чувствовать себя не в своей тарелке; их действия напоминают мне смертоносных солдат на войне, словно я в ловушке, внутри улья с роем. Я взволнована яростным вторжением захватчика, а они даже не пытаются скрыть свою враждебность. Но чего-то не хватает — звука, который должен сопровождать эту сцену. Ему не хватает жужжащего шума, по которому станет понятно, что это место действия.

Мое сердце колотится, пока я иду вперед, подталкиваемая солдатами, заставляющими следовать за шедшими впереди Войнами. Они медленно движутся, потревоженные моим присутствием, и, следовательно, призраки косятся в мою сторону.

Убедившись, что я действительно следую за ними, я слышу от одного из них низкий, сердитый рык и вижу злой взгляд, брошенный в мою сторону.

Он не может смириться с тем, что видит.

Поскольку меня не волнует, что они обо мне думают, я игнорирую его и берегу все свои силы на то, что мне предстоит. Они ведут меня через изысканную приемную в стиле ренессанса, мы идем к двойным дверям на противоположной стороне комнаты. Похоже, эти двери проводят нас глубже в «улье».

Бросив взгляд на камеру наблюдения, я вижу занимающие почти всю стену красивое позолоченное зеркало. Замечая свое отражение в стекле, я останавливаюсь.

Я больше не похожа на себя — в зеркале отражается не девушка — а Серафим с кроваво-красными крыльями, огненно-рыжими волосами и яростным выражением лица ангела-мстителя.

Просыпаюсь от кошмара с жутким страхом, которого никогда раньше не испытывала. Страх, который породил этот кошмар, не идет ни в какое сравнение с тем, что я испытывала ранее. Даже несмотря на то, что нет никакой крови, есть такое сильное чувство потери и завершенности, от чего я чувствую, что погружаюсь в печаль — ярость.

Спотыкаясь о кровать, я иду в кухню коттеджа, чтобы налить себе стакан воды. Делаю глоток и тру лоб, пытаясь избавиться от образов кошмара. Интересно, как после такого сна я снова смогу заснуть.

— Плохой сон, да? — говорит Рид.

Испугавшись его голоса, я роняю стакан. Но он не разбивается, потому что Рид в мгновение ока оказывается передо мной. Он ловит стакан прежде, чем тот смог бы разбиться, при этом не пролив не капли воды.

— Ты напугал меня. Я думала ты спишь, — оправившись от шока, говорю я, поскольку он снова бросил вызов гравитации.

— Я уже спал, а вот ты спала всего четыре часа двадцать семь минут, значит тебе нужно вернуться в постель.

— Как долго ты спишь? — спрашиваю я, улыбаясь той точности, с которой он рассчитал мое время сна.

— Два часа тринадцать минут. Я спал, потому что действительно устал, — серьезно говорит он, а я еще шире улыбаюсь и качаю головой.

Как хорошо было бы считать двухчасовой сон «сном».

— А Булочка и Зефир спят? — спрашиваю я, так как в коттедже подозрительно тихо, и из задней комнаты не слышно не звука.

— Нет, они уже проснулись и пошли на другую тренировку, — отвечает он.

— О, ты должен был пойти с ними, вместо того, чтобы сидеть и ждать, пока я проснусь, — говорю я, подходя к дивану и садясь перед огнем. Беру одну из диванных подушек и обнимаю ее, смотря на огонь, потрескивающий в камине.

Рид садится на диван напротив меня.

— Зачем мне это делать, когда ты здесь? — серьезно спрашивает он. — И так, ты расскажешь мне об этом, или мне вытаскивать слова из тебя клещами?

— Сегодня другие — не такие как у меня были раньше, — отвечаю я.

— Кто такие игроки? — спрашивает Рид, наклоняясь вперед.

— Я не уверена. Я никого не узнала — только я и они… — я замолкаю, потому что не хочу ему говорить.

— Кто? — коротко спрашивает он.

— Войны, — нехотя говорю я.

— Падшие? — тут же спрашивает он.

— Возможно, но я не уверена, но… у них не было смердящей вони, ты знаешь, как бывает, когда они мне обычно снятся. Нет, это было по другому, — говорю я, думая, как лучше ему это описать. — Это было, словно пчела летит в осиное гнездо. Ты знаешь, что ты умрешь; просто не знаешь с какой стороны тебя ужалят.

Когда я сказала это, он немного отпрянул.

— Там есть я? — напряженно спрашивает он.

Я качаю головой и вижу, как он хмурится, и его челюсть напрягается.

— Опиши мне то, что происходит вокруг. Что за местность? У тебя есть обзор? Тебя удерживают? — быстро спрашивает он.

— Ресепшен в стиле ренессанса, все в хрустале и позолоте. На блестящем мраморном полу лежит изысканный ковер и тяжелые парчовые шторы. Потолки напоминают Сикстинскую капеллу, разрисованную пальцами. Я не могу вспомнить никакого оружия. Меня не удерживают, — говорю я, очень стараясь вспомнить. — И…

— И? — резко спрашивает он.

— И, конечно, я испугана, я просто в ужасе, и даже более того, я очень злая, — отвечаю я, и чувствую в своем голосе остаточный гнев после сна.

— Зла? — спрашивает он, словно не зная, что это означает.

— Да, как карающий ангел, — пристально глядя на него, говорю я. — Как будто вижу, сколько я могу забрать с собой на обратном пути, — говорю я, снова ощущая гнев.

— Да, я знаю, о каком виде гнева ты говоришь, — задумчиво говорит он.

Кстати, серьезный тон, с которым он это сказал, даже несмотря на такую страшную тему, взывает у меня улыбку.

— От этого можно отключиться? — спрашивает он. — Где там выходы? Они охраняются?