Эми А Бартол - Интуиция

— Господи, спасибо тебе за это. С твоими нежными крылышками, я бы выглядел глупо. Они выглядят идеально на твоем теле, но не на моем большом, я бы выглядел с ними нелепо, — с благодарностью говорю я. Если я обязан носить их, то по крайней мере я не выгляжу с ними непропорционально.

— Я никогда не прекращала представлять тебя с крыльями. Это смешно, но они выглядят так, как будто всегда тебе принадлежали, — говорит она, словно она в восторге или что-то вроде того.

Я пожимаю плечами.

— Я буду в восторге, когда они начнут работать и я смогу ими пользоваться. Сейчас они как заноза в заднице, — отвечаю я, но часть меня просто в восторге от того, что они так нравятся Рыжику.

Это заставляет меня чувствовать себя лучше. Я делаю еще один глоток виски, наблюдая за тем, как она стоит рядом и играет с моими перьями, что довольно странно смотрится, не говоря уже об ощущениях.

— Ладно, думаю с тебя хватит виски, — напряженно говорит Рыжик, смотря мне в глаза.

Она убирает руку с моего крыла, шагает назад, и присаживается на столешницу рядом с зеркалом.

Она протягивает ко мне руку и говорит:

— Дай мне виски.

Я протягиваю ей бутылку, и она делает еще один глоток, а потом ставит ее на столешницу рядом с собой.

— Иди сюда, — шепчет она, смотря на меня своими красивыми серыми глазами.

— Зачем? — сконфужено спрашиваю ее я, но делаю шаг к ней.

С секунду она смущенно на меня смотрит, потом берет мою руку в свою и кладет ее на свою талию, тянет меня вперед, так, что я останавливаюсь между ее ног. Мое сердце начинает колотиться, даже через одежду я чувствую тепло ее кожи. Она берет мою вторую руку и размещает ее с другой стороны.

Запах ее кожи ударяет меня, как волны раскаленного асфальта. Ее аромат — это что-то невообразимое, и мои руки напрягаются, когда я сжимаю ее еще крепче. Медленно продвигаясь вверх, она обвивает руками мою шею и мягко тянет меня к себе.

Я едва могу дышать, когда ее губы мягко и ласково обхватывают мои. Потом внутри меня что-то щелкает, та сдержанность, которую я постоянно проявляю, заканчивается. Подняв ее со столешницы, я удерживаю ее на своих руках, сминая ее губы своими. Я хочу владеть ей — любить ее — чувствовать каждый дюйм ее тела своим.

Она на мгновение отстраняется от меня и шепчет мне в ухо:

— Рассел, прижми меня ближе к себе.

Во мне воспламеняется невероятная страсть, я целую ее шею, а она дрожит в моих руках. Прижимая ее ближе к себе, я прижимаю ее спиной к стене, прежде чем снова захватить ее губы своими. В том, что она сказала мое имя есть что-то особенное, и я хочу, чтобы она сказала его снова. Моя рука скользит вниз по ее спине и по изгибам ее тела.

Я издаю тихий стон, когда мои руки возвращаются к ее бедрам, сдвигая рубашку вверх, прижимаются к ее оголенной коже.

Когда я уже готов стянуть с нее эту раздражающую рубашку, Рыжик начинает отдаляться от меня.

Я взглянул в ее лицо, я вижу, как она в растерянности прижимает пальцы к своим припухшим губам, ее взгляд затуманивается смятением, потом она говорит:

— Ты сделал это. Пойдем.

— Сделал что? — не отпуская спрашиваю ее я, а ее руки упираются мне в грудь, и она мягко отталкивает меня от себя.

Она прочищает свое горло, не глядя мне в глаза, и говорит:

— Твои крылья, они исчезли.

— Пойдем. Я пойду заплачу за гас и раздобуду для тебя новую рубашку, — она толкает меня сильнее и вырывается из моих объятий.

Я смотрю как она выскальзывает из туалета и аккуратно закрывает за собой дверь. Разворачиваюсь и смотрю в зеркало. Мои крылья исчезли, и я снова выгляжу как обычный человек.

Как черт возьми это произошло?

Мое сердце все еще бешено колотится, я снова подхожу к раковине и открываю кран. Плескаю немного холодной воды на лицо и снова смотрю на свое отражение в зеркале. Заметив на столешнице бутылку виски, я хватаю ее и делаю большой глоток.

Господи, это жестоко, — думаю я. Быть к ней так близко, и остановиться еще сложнее чем, когда еще ничего не начиналось.

Я чувствую боль… она сжигает меня изнутри. Потом я снова думаю о поцелуе, который только что разделил с ней, это похоже на то, как по моим венам бежит кровь. Чувствую, что могу подойти к машине и швырнуть ее, я могу делать то, что раньше никогда бы не сделал.

Я подпрыгиваю от неожиданности, когда в дверь туалета просовывается голова Рыжика и она бросает мне футболку с длинными рукавами и говорит:

— Прости, это все что у них есть. Я буду ждать тебя в машине.

Я ловлю рубашку на ней нанесен силуэт верхнего полуострова с надписью: «Если я не Yooper, значить я не дерьмо! Правильно?» Что такое Yooper?

Я удивляюсь самому себе, так как краснею от надписи на рубашке. Она немного узковата в плечах и бицепсах, но в остальном все хорошо. Подбираю с пола свою рубашку и куртку, обвожу комнату последним взглядом, решив оставить виски на столешнице.

Выхожу из уборной и опускаю голову. Снаружи я начинаю глубоко дышать. Я замечаю, что Рыжик сидит на водительском сидении и двиготель уже запущен. После того как я забираюсь на пассажирское сидение, я еле останавливаю себя от того, чтобы не притянуть ее в свои объятия и снова не поцеловать.

Мы покидаем АЗС в молчании, она даже не смотрит на меня.

— Спасибо, — говорю я.

Она бросает на меня краткий взгляд, и затем ее взгляд снова возвращается к дороге.

— Либо все это из-за рубашки, либо из-за того, кто промолчала.

Она неверно истолковала мою благодарность.

— Нет, я имею ввиду, спасибо за твою помощь, там в уборной. Я знаю, что для тебя это было не легко, — говорю я, видя, что она действительно пытается не развалиться.

Она пожимает плечами, пытаясь одурачить меня и говорит:

— Ты бы сделал для меня тоже самое.

— Да, сделал бы, — соглашаюсь я, желая, чтобы она не выглядела такой хрупкой.

— Могу я задать вопрос? — спрашиваю я, и вижу, как она съеживается.

Она не хочет говорить о поцелуи в уборной. То есть, совершенно очевидно. Мне кажется, что единственная причина, по которой она это сделала — это чтобы я смог спрятать свои крылья, а в итоге ее сокрушает разочарование.

Но она ответила на поцелуй. Могу сказать будто она жертвует собой, но мне интересно, было ли так все время пока я целовал ее.

Ее хватка на рулевом колесе усиливается.

— Что? — спрашивает она.

— Что такое ‘Yooper? — спрашиваю я.

Лицо Рыжика трансформируется от напряженного к расслабленному юмору.

Yooper — это кто-то с верхнего полуострова, — с призрачной улыбкой отвечает она.

— Тогда мы будем Yoopers? — спрашиваю я, желая, чтобы она продолжала улыбаться.

Ее улыбка стала чуть больше.

— Не совсем. Скорее всего люди примут нас за «Полицию». Вот в чем дело: все, кто живет в Маккнау считают «троллями». Поэтому, когда тролли переезжают жить в верхний полуостров, их называют полицейскими, — поясняет она.