Эми А Бартол - Интуиция

Звериного рева Бреннуса достаточно для того, чтобы я вздрогнула, а он говорит:

— ФИНН, УБЕРИ ЕГО ОТСЮДА! — и сразу же, Финн выпроваживает Альфреда.

— Ты должен был позволить мне убить его, — хриплю я.

Я не могу заставит свой голос звучать громче шепота, и вижу, как Бреннус отпускает мою рубашку так, что я ложусь на спину. Он все еще кипит от того что я не следую его плану. Интересно, он понял, что я разгадала его игру и выбрала другой путь?

— Знаешь ли ты, что нарушила самую древнюю традицию, которую я только помню? — грозным тоном спрашивает меня Бреннус, наблюдая за моей реакцией. — Традиция, которая всегда выполнялась — ты подчиняешься и, однажды, становишься одной из нас.

— О…. так ты говоришь, я нарушила вашу традицию? Извини, я не знала, что это такая игра, где ты хозяин, а я твоя слуга. Мне стало очень скучно, и я решила, что не хочу больше играть, — я все еще в бреду, но чувствую себя немного лучше.

Вместе с улучшением приходит и страх, что что это еще не конец игры, и мой план уйти в небытие, не осуществиться. Все еще есть шанс, что меня могут превратить в демона.

— Ты безусловно самое разочаровывающие существо, которое я когда-либо встречал, — выплевывает он, сжимая капельницу, чтобы заставить раствор капать быстрее.

И каждое его слово — это утверждение.

— Ты не первое существо, которое говорит мне это, — отвечаю я, стараясь не допустить того, чтобы меня захлестнул ужас от всей этой ситуации.

Я не могу позволить страху управлять мной. Мой мозг лихорадочно ищет лазейку, чтобы выбраться из этой ситуации. Может быть, я нашла к Бреннусу не тот подход, думаю я, наблюдая за тем, как он хмурится. Может быть, я просто должна сказать ему, что я не хочу быть Gancanagh.

Я облизываю губы и говорю:

— Бреннус, что, если я скажу тебе, что очень лестно, что ты и другие ребята, хотите, чтобы я стала Gancanagh, я просто не могу сделать такое… это обязательно нужно делать прямо сейчас? — спрашиваю его я, но у меня все сжимается внутри, когда я вижу, как его глаза темнеют от злости.

Может это плохая идея, — рассуждаю я.

— Что ты сказала? — спрашивает он меня.

— Понимаешь ли ты, что я предлагаю тебе? — спрашивает он меня, и я думаю, что это риторический вопрос, тому что он начинает объяснять. — Знаешь ли ты, что любая из тех, кого ты видела на верху, сделает все, что угодно, чтобы услышать то же предложение, которое мы сделали тебе? — оскорбленно спрашивает он.

— Тогда почему именно я? — спрашиваю я.

Он хмурится еще больше.

— Тебе нужна защита. Как думаешь, как долго, ты бы продержалась там одна? — в гневе спрашивает он.

— Я делала все правильно, пока не появился ты, — говорю я, потому что это правда, по крайней мере по какая-то часть, исключая то, что о большую часть времени я чувствовала, что умираю. — И кстати, у тебя больше шансов выжить там, чем здесь.

— Ты моя. Я хочу тебя, и ты будешь моей, — пылко говорит он.

— Почему бы тебе не выбрать кого-то похожего на меня, ведь у тебя на верху есть комната полная женщин, которая выстроится в очередь, чтобы быть с тобой? — ошарашено спрашиваю его я.

— Раньше, со мной никогда не случалась такого. Я никогда не встречал того, кто мог бы мне сопротивляться… женщины любого вида. Мне достаточно одного касания, она подойдет ко мне и делает все что я пожелаю, — он останавливается, чтобы убедиться, что я понимаю, что он говорит. — Моя кожа — это яд — наркотик. Никто не может сопротивляться — но на тебя это не влияет, — в отчаянии говорит он.

Сейчас для меня все это приобретает смысл. Женщины наверху не могут устоять перед ними — в буквальном смысле. Они как наркоманы.

— Что происходит с женщинами, когда вы устаете от них? — мягко спрашиваю я, наблюдая за тем, как опускаются его плечи.

— Мы убиваем их, — он останавливается, когда видит ужас на моем лице. — Это лучше, чем если б мы отпускали их. Они наркоманы, и когда выясняют, что не вернуться сюда, в конце концов сами себя убивают.

Мое сердце понимает тех женщин, потому что я знаю, что они чувствуют. Я чувствую, как я зависима от Рида, и теперь очень сложно пытаться жить без него.

— Не можешь перенести, когда тебя преследуют навязчивые наркоманки, да? — говорю я, получив ясную картинку того, почему они не отпускают их.

— Gancanagh должны сохранять свои секреты. И этот тоже, — честно отвечает он. — Когда Альфред пришел ко мне со своим предложением, он сделал мне подарок. Знаешь, что он подарил мне?

— Нет, — хриплю я на его вопрос.

— Он подарил мне твой портрет. Ты была в белом платье и выглядела как богиня. Твое лицо… это прекрасное лицо…, - говорит Бреннус, и все мое тело холодеет.

Альфред купил мой портрет у Сэма МакКинона. Конечно, он сделал это. В этом есть смысл. Анонимный покупатель не просто пришел и купил мой портрет. Иногда я бываю такой глупой. Альфред зло — он купил мой портрет, чтобы привлечь Gancanagh. Я убью его.

Я пытаюсь приуменьшить красоту портрета, говоря:

— Этот портрет был просто сумасшедшим… искусством. Ты знаешь, сумасшедшая девочка, проверяющая свои границы…, - я замолкаю, когда вижу, как темнеют его глаза.

Его взгляд теплеет.

— Ты даже не знаешь, как ты изящна, не так ли? — спрашивает он.

— Я не могу быть Gancanagh. Не могу! — в отчаянии говорю я. — Если ты изменишь меня, я больше никогда не увижу своего любимого, — с мольбой говорю я. — Я никогда не смогу…, - мой голос обрывается. — Я не могу удержать слезы.

— Ты никогда при мне не упоминаешь его имени, — с ревностью в голосе, говорит он. — Сейчас ты моя.

— Для меня существует только Рид, ты для меня не существуешь, — злобно говорю я.

Если на секунду я забыла, что Бреннус это злой садист демон, то в следующее мгновение он напоминает мне об этом. Я чувствую, как он грубо бьет меня по щеке, от чего моя голова откидывается назад.

— Это ты ошибаешься, для тебя никого не существует кроме меня, — с горячностью отвечает он.

Я не смогу быть с ним мягкой, так как для него у меня не существует мягкости. Если он чего-то хочет, он добивается этого. Он использует людей, кормится ими, а потом убивает без намека на раскаяние. Наверное, я трофей — его приз. Если он отвергнет меня, а я потеряю душу вместе со своей человечностью, и я стану наполовину Gancanagh — наполовину Серафимом: злобной полукровкой — врагом Рида.

Сейчас начинается по-настоящему смертельная игра… теперь выживет либо он, либо я.

Бреннус и я не разговаривали друг с другом, пока капельница полностью не иссякла, что означало, что я проживу еще один день. Он осторожно извлекает иглу из моей руки, будто пытаясь доказать, что он вовсе не монстр, что естественно смешно, потому что от его удара моя щека все еще болит. Когда он наклоняется, чтобы подарить мне свой холодный поцелуй в то место, где только что была игла, у меня скручивает живот.