Лена Летняя - Проклятый ректор

Мне вспомнился тот день, в который Найт вел практическое занятие по снадобьям. Словно наяву я увидела, как он подходит к застывшему в состоянии стазиса снадобью, берет повисшую в воздухе каплю и перекатывает ее между пальцами, как бусинку. В тот же момент я заново услышала его слова, сказанные совсем в другой день: «Ваша мать этим очень дорожила: я чувствую следы заклятия стазиса…»

Заклятие стазиса, которое не развеялось даже после смерти Деллы. Подпитанное из стороннего источника. Как сильно нужно дорожить стеклянными бусами, чтобы так сделать? И при этом оставить их в коробке у постороннего человека?

«Пусть это всего лишь безделушка, сбереги ее как память о русалке, чьи слезы стоили ей жизни».

— Не может быть, — шепотом выдохнула я. — Не может же все быть так просто?

Однако судя по выражению лица Найта и тому, что он тоже боялся дышать, его посетили те же самые мысли.

— Ничего не просто, — возразил он. — Мы как ненормальные пытались открыть шкатулку, думая, что слезы там, и ни разу не подумали на ожерелье. Даже когда Дорн искал слезы в твоем столе, он не обратил на него внимания. Уверен, и сама Аманда не догадалась бы… Так, аккуратно, только без резких движений. Снимай его.

Пока я расстегивала замочек дрожащими пальцами, он сквозь пространство достал стакан из своей лаборатории. Мы положили ожерелье в него, и Найт отменил заклятие стазиса.

Бусинки в одно мгновение превратились в прозрачную жидкость, которой оказалось достаточно много.

Не веря собственным глазам, я посмотрела на Найта. Тот выглядел шокированным, но уже широко улыбался. На этот раз ошибки быть не могло.

Это был лучший подарок из тех, что мои мамы могли для меня сделать: они подарили мне жизнь любимого мужчины.

У нас все получилось, и даже остался небольшой запас русалочьих слез. К тому дню, когда Лекс навестил Раст Фарлаг, проклятие Найта было уже снято. Во что его отец не мог поверить долгих пять минут и все выспрашивал, как так получилось и почему сын раньше ему ничего не сказал. Когда Найт объяснил, что необходимый ингредиент получил буквально за два дня до его визита и что получил он его от меня, будущий свекор неожиданно порывисто обнял меня. Так крепко, что я едва не задохнулась. Даже не знаю, кто был больше шокирован этим: я, Найт или сам министр Фарлаг. Отчасти я его понимала. Если он действительно думал, что сын собрался принять яд и они встречаются, чтобы попрощаться, то такая новость вполне могла вызвать у него даже помутнение рассудка, не то что излишнюю эмоциональность. Но я считала такую благодарность незаслуженной. Ведь я ничего не сделала, просто получила нужный ингредиент по наследству. Вот если бы я заплакала, и снадобье было сварено из моих слез, тогда другое дело.

Тем не менее, как и предсказывал Найт, его отцу я понравилась. В результате нашего совместного обеда приказ об увольнении сына с поста ректора Лекса Раст Фарлаг подписал уже в понедельник утром. В течение дня Найт передал дела временно исполняющему обязанности ректора преподавателю, а к вечеру полностью переехал в свой новый коттедж. Целую неделю мы радостно отмечали это событие, так что Реджина получила все общие места наших апартаментов в свое безраздельное пользование.

Сбылось и другое предсказание Найта: Алек Прайм и не думал на меня злиться. Уж не знаю, как сложился его разговор с отцом, но когда он пригласил меня в кафе на чашку чая, выглядел он скорее немного удивленным, чем огорченным. Алек попросил рассказать известные мне подробности той истории, и я посчитала, что он имеет право знать все. Мы проговорили долгих два часа, и к концу этого разговора все мои страхи развеялись без остатка. Уже провожая меня к коттеджу Найта, Алек признался:

— Всегда хотел иметь брата или сестру. Расти одному было ужасно скучно, — он улыбнулся. — Но мама и со мной намучилась, доктора не рекомендовали ей заводить еще детей, поэтому я так и остался единственным ребенком в семье.

— Надеюсь, она не слишком сильно злится на твоего… на нашего отца, — осторожно ответила на это я. — Я видела его всего два раза в жизни, но он показалась мне очень достойным человеком. Не хотелось бы, чтобы из-за одной ошибки в далеком прошлом у него были проблемы в настоящем.

Алекс вздохнул и пожал плечами.

— Думаю, у них все будет хорошо. Со временем. Они прожили вместе целую жизнь, и я всегда был уверен, что они обожают друг друга. Думаю, она простит.

Он неожиданно наклонился и поцеловал меня в щеку. По-братски. И с широкой улыбкой попрощался:

— До завтра, сестренка. Скажи своему парню, что если будет тебя обижать, будет иметь дело со мной… Рогатый демон, всегда мечтал сказать что-то такое!

Это прозвучало смешно, но приятно. Всю жизнь я чувствовала себя очень одиноко, а теперь вокруг меня образовывалась огромная семья: отец, брат, жених, его отец. У меня голова шла кругом от свалившегося на меня счастья. Ничто не могло его омрачить: ни скандальные статьи в прессе, ни пристальные взгляды и шепотки студентов Лекса.

Даже не знаю, какая из новостей произвела больший фурор: то, что я оказалась дочерью Прайма, или то, что Фарлаг ради меня оставил пост ректора и собрался жениться. Одно я почувствовала очень быстро: носить фамилию Прайм в этом мире действительно оказалось очень полезно. Отношение ко мне изменилось мгновенно как среди преподавателей, так и среди студентов. То, что я собиралась сменить ее на Фарлаг, тоже добавляло мне «веса» в глазах окружающих.

— Дело даже не в фамилиях, — объяснял мне Найт как-то ночью, когда мы лежали в его постели и разговаривали вместо того, чтобы спать. — А в том, что за ними стоят определенные люди. С деньгами, связями, высокими должностями, влиянием. Каждый понимает, что любая обида, нанесенная тебе, будет воспринята как оскорбление как минимум мной и Сетом Праймом, а как максимум — обеими нашими семьями. А такие семьи, как наши, не прощают оскорблений.

И это было еще одно незнакомое мне чувство — чувство полной защищенности. Понимание того, что какая бы проблема ни возникла в моей жизни, ее возьмутся решать очень могущественные во всех смыслах люди. Это ощущение дарило уверенность в завтрашнем дне. Мне больше нечего было бояться.

Со своим неродным отцом, который меня вырастил, я тоже смогла примириться. Мы встретились в первый день моих каникул. К тому времени он уже, конечно, все знал обо мне и о том, чьей дочерью я на самом деле оказалась. Я рассказала ему настоящую историю Деллы и передала ее слова из письма о том, как она была ему благодарна. Мне показалось, что ему стало немного легче. Наверное, он ее все-таки очень любил. А новость о том, что я не ее дочь, он воспринял с неожиданной радостью, а потом признался: