Карина Хелле - В пустоте

Я нахмурилась, на миг забыв, где я, и прижала ладонь ко лбу, пытаясь стереть оттуда усталость и сонливость. Я устала из-за того, что уснула в слезах, из-за всего случившегося раньше. Но это была хорошая усталость, когда глаза опухли, а сердце было твердым, и чувств больше не было, потому что их уже было слишком много. Сил больше не было. И, к счастью, ничто не беспокоило. Слезы и сон были лучшим лекарством.

Я медленно села и глубоко вдохнула. Нужно держаться. Если я буду оглядываться на прошлое, я так и не встану с кровати. Я сама решила приехать в Сиэтл. Я решила покинуть дом. И я решила оставить Декса в декабре. Все было в моей власти, нужно было помнить об этом.

Я слушала Декса снаружи, уловила тихую музыку, закрывались шкафчики на кухне. Шорох за дверью продолжался. Но я не переживала, что это призрак или сверхъестественное существо. Это не был демон. Это был Жирный кролик. И он точно мог меня взбодрить.

Я добралась до двери в темноте, открыла ее и смотрела, как голова французского бульдога поднимается, он улыбнулся мне, свесив язык. Он прошел в комнату со светом из коридора и тут же принялся прыгать вокруг меня и лизать руки.

— Эй, толстячок, — услышала я певучий голос Декса из кухни.

Я выглянула в ту сторону. Пришлось дважды моргнуть, чтобы глаза прояснились. Декс пританцовывал у плиты под «Personal Jesus» от «Depeche Mode», крохотный фартук на нем смотрелся смешно, он молол перец в кипящую кастрюльку. Увидев меня, он застыл с мельницей для перца в руке, а потом спокойно выключил звук на проигрывателе.

Я попыталась подавить удивление.

— Ты меня звал?

Он взглянул на меня и продолжил молоть перец.

— Нет. Теперь Жирного кролика зовут Толстячок. Толстячок Кроль, если официально.

— Вот как, — я посмотрела на радостного пса, который выглядел толще. Он точно не придерживался одной диеты с Дексом.

Я осторожно прошла к нему, посмотрела на фартук.

— Поцелуй повара, — прочитала я вслух. — Классика.

Он посмотрел на себя и улыбнулся.

— Это скорее предложение, чем приказ.

— Удивительно, что ты готовишь, — сказала я и заглянула в кастрюлю.

— Это макароны с сыром и нарезанными сосисками, — он вскинул бровь. — Еще одна классика.

— Ага, — сказала я и села на высокий стул. — Это твой ужин.

— Наш ужин, малыш, — сказал он, добавив соль и схватив бутылку острого соуса. — Знаю, ты привыкла лакомиться по вечерам, но в «Чез Дерри» ты получишь это.

Я вскинула брови, но не прокомментировала «Чез Дерри».

— Ты питался этим? Судя по тому, как твоя грудь пытается вырваться из фартука, ты, похоже, ел только сырые яйца и протеиновые коктейли.

В его улыбке была тень удовольствия, словно он ждал, когда я скажу что-нибудь про его новый вид. Я отвела взгляд, жалея, что упомянула это. Но было любопытно, и его футболка уж очень тесно сидела.

— Я о том, — продолжила я, изучая линии на стойке, делая вид, что я не побывала на ней в порыве страсти, — что ты вообще делал?

Он сглотнул и перевел взгляд на еду.

— Может, сначала поедим?

Я вскинула голову.

— Серьезно, Декс. Ты этого не объяснял.

Он вздохнул и вернул деревянную ложку в кастрюлю, выключил горелку. Он уперся руками в стойку и посмотрел на меня.

— Когда ты ушла, — начал он, облизнув губы, — я был не в лучшем состоянии. Это если мягко описать. И я ненавидел себя за то, что сделал с собой. Я презирал себя. Знаешь, что такое — презирать себя? Так, что даже в зеркало на себя смотреть не можешь?

Я пыталась удержать лицо бесстрастным, но знала, о чем он.

— И через какое-то время, — продолжил он, — я решил, что не хочу больше быть таким. Тот я принес лишь кучу боли мне и многим другим. И я начал с самого простого — своего здоровья. Я пошел в спортзал. Я начал бегать, бросил курить, переделал диету… в большей части. Я не собираюсь оставлять виски или порой баловаться макаронами с сыром и сосисками на ночь.

Я сидела в тишине, разглядывала его лицо. Его глаза были темнее обычного, уголки губ были мрачно опущены.

Он опустил голову.

— Я пытался стать лучше, Перри. Для тебя.

Я заерзала на стуле.

— Декс…

— И я все еще пытаюсь, — быстро сказал он тихим и серьезным тоном. — Пока не исправлю.

Ох, мое сердце трепетало. Я крепче сжала кулаки и быстро расслабила пальцы.

— Прошу, не пытайся, — сказала я, хотя от этих слов все внутри болело. — Это в прошлом. Прошло. Забыто.

Он потер ладонью грудь.

— Не прошло. И не забыто. Я вижу это по твоим глазам.

Я глубоко вдохнула, меня мутило, и я сосредоточилась на своих ногтях. Он обошел стойку и оказался рядом со мной. Мне было тепло и тяжело, я боролась с собой, чтобы оставаться сильной.

— Это не в прошлом, пока ты не простила меня, — сказал он тихим и хриплым голосом, волоски на моей шее поднялись от этого. — Знаю, тебе нужно время…

Я не смотрела в глаза, что впивались в мою голову.

— Мне не нужно время. Я… прощаю тебя.

Вдруг его ладонь обхватили мое лицо, они были жаркими и держали крепко. Он повернул мою голову так, чтобы я посмотрела на него.

Он смотрел мне в глаза, искал трещины.

— Нет. Ты так говоришь, но так не думаешь. Я хочу, чтобы это было искренне. Мне нужно, чтобы ты говорила правду.

Поэтому я здесь? Потому он попросил меня переехать к нему? Чтобы завоевать меня?

Но я не могла сказать это. Рот открывался и закрывался, я затерялась в его глазах, попала в ловушку его взгляда.

— Ты разучилась врать, Перри, — сказал он.

И поцеловал меня. Потрясение от его приоткрытых губ на моих оставило меня беспомощной на миг. И я могла лишь целовать его в ответ, потому что этого хотело тело, а мозг не работал. А тело всегда этого хотело. Его.

Он издал тихий стон, который скорее ощущался, чем слышался, его рука пропала в моих волосах, притягивая меня ближе к нему. Он был таким же на вкус, как я помнила, и от этого мои ноги раздвинулись, мышцы расслабились. По спине пробежала дрожь. Я хотела водить пальцами по его рукам и груди, ощутить, каким твердым он стал, спуститься ниже и почувствовать, где он еще тверже. Только целуя его, ощущая его язык своим, я хотела его как наркоман новой дозы.

И это меня ужасало.

Я отпрянула, может, слишком сильно. Декс вздрогнул и убрал руки от моего лица. Он застыл, стоял близко и тяжело дышал, его глаза блестели, зрачки были огромными.

— Прости, — сказала я, было сложно подбирать слова. — Это не… это…

Он кивнул и выпрямился.

— Нет, прости. Ты права… Это не…

Он тоже не смог закончить. Это не было ошибкой, но и не ощущалось правильным. Все так запуталось.

Я слабо улыбнулась ему и пригладила волосы.

— Если мы будем соседями какое-то время, стоит, наверное, избегать… этого. Нужно ввести правила.

Он резко выдохнул носом, но я видела смирение на его лице.