Юлия Шолох - Волчий берег [СИ]

Пришли домой, разулись, верхнюю одежду сняли. И всё молча. Не знаю, что у него в голове за мысли ворочались, а у меня всё об одном.

– Гордей! Что они говорили про первенца? Что значит – принесите нам первенца? Они хотят забрать нашего ребёнка?

– Тихо, ты что.

Его голос звучал негромко, ласково и вдруг во мне как огонь вспыхнул.

– Не заберут они никого, просто посмотрят. Хотят, чтобы зверей много стало, понимаешь? И мы должны им показать, что их будет много.

– А…

Щёки покраснели.

И оттого, что он вдруг меня обнял, прижимая к себе, стало только жарче.

– Не хочу сейчас о них думать, Жгучка. И ты не думай.

Шёпотом говорит. И когда мы зашли, мне казалось, темно в комнате, из печи еле видный жар да в окошко луна светит, а тут вдруг будто мы на ярком солнце.

– Теперь ты моя жена.

О, я поняла, о чём он. Теперь всё правильно, и мы одни. И даже духи нас благословили.

Теперь мы станем настоящими мужем и женой.

И он целовал меня, и по комнате кружил кудрявый лунный свет. Наконец-то мы одни и никто между нами не стоит. Мы ведь заслужили немного радости?

Он стягивал с моих волос ленту, снимал с меня платье и сорочку, распускал волосы. Всё неторопливо… только словно время остановилось и никого в мире не стало. Такое ощущение… будто только мы живые и разумные, а остального мира нет, пропал пропадом. И от этого боишься даже на миг его отпустить, чтобы совсем одной не остаться. Почему-то бьётся в голове и груди эта страшная мысль – отпущу – выскользнет туманом сквозь пальцы и никогда вновь его не поймаю.

– Жгучка…

Шепчет, как пьяный. И у меня голова кругом. А стоит закрыть глаза – тёмное золото, душистое и хмельное, в котором тонешь, а тебе не страшно. Ведь со мной он.

Казалось, он раздевал меня долго, а уже несёт к кровати. Опускает на неё и ложится рядом.

– Держись за меня, – просит Гордей. – И не бойся ничего.

– Не буду. А… что мне делать?

– Держись за меня и… расслабься.

Он вдруг смеётся, и от его глухого пьяного смеха шальной хмель отдаёт в голову. Словно и я пила.

Это так странно, ну, то, что происходит. Из болтовни других известно, что будет, но пока тебя не обнимет родной муж, всё равно не поймёшь, как горит кожа от его прикосновений. Пока он не зацелует тебя так, что заболят губы, не поймешь… Пока не проникнет в тебя и не сделает своей, не поймёшь. Пока, не в силах сдержаться от глубинной потребности, не начнёшь двигаться вместе с ним, хватаясь за его плечи так крепко, будто иначе он исчезнет навсегда, не поймёшь. Пока не зайдёшься в крике, который не можешь сдержать, даже искусав губы, не поймёшь…

И я поняла.

***

Просыпаться не хотелось, но в дверь так громко колотили, что и мёртвого бы подняли!

– Иногда я от этого так устаю! – Вдруг сказал Гордей, со стоном встал и потянулся за одеждой. – Сейчас выпровожу их прочь.

Он задёрнул шторки у кровати, и пришлось подглядывать в щёлочку. Одеваться было неохота, я надеялась, он вернётся… и повторит то, что делал ночью.

Не тут-то было! Стоило дверь отпереть, как в комнату ввалился Мохорейн в своей шубе, за ним пар столбом, а глаза так и сверкают! Гордея в сторону отпихнул.

– Ты чего, сдурел? – спросил тот.

– Дома вы? – Загудел волхв, смотря так, будто нас подменили и перед ним вовсе не Гордей. После ка-ак к кровати бросится! Как шторку отдёрнет! Ну, я в одеяле уже, сразу от него ждала чего-то такого, сижу, глазами хлопаю.

– Это ты?

Столько подозрения в голосе, будто я на себя не похожа.

– А ну вываливайся отсюда! – Гордей разозлился, подошёл и задёрнул шторку обратно. – Совсем умом тронулся! Иди!

Мохорейн засопел.

– Я не из праздного любопытства к вам пожаловал! Мы тут ночь не спали, ходили вокруг деревни, ждали вашего возвращения. А вас не было! Только утром и увидели следы прямиком у дома! Люди али духи, раз по воздуху переносятся? Как вы из лесу вышли?

Гордей вздохнул.

– Духи вынесли, Мохорейн.

– Рассказывай.

Волхв собрался было сесть, оглянулся на стул, полы шубы своей приподнял, видимо, надолго рассчитывал остаться.

– Мохорейн!

– Чего? – Тот замер, зыркнул глазом из-под насупленных бровей.

– Чего? Того! Женился я вчера.

Волхв хлопал глазами, ожидая продолжения. Гордей и глазом не повёл.

– Оставь нас, будь так любезен. Видишь же – живы мы, здоровы, к вечеру поговорим… может быть. Иди, в общем.

Я бросила подглядывать и растянулась на кровати. В теле бродили, гуляли неведомые пьяные чувства, и думалось только о том, как бы их повторить. Мохорейн бурчал что-то, злое и радостное одновременно, шуршал своей шубой, но всё же убрался восвояси.

Гордей проводил его и бросился назад, отдёрнул занавеску, уже раздеваясь. Тут же забрался ко мне под одеяло, его холодные руки прошлись по рёбрам, я конечно завизжала.

– Холодно же!

– Затопить печь? – Спросил он между делом, целуя меня за ушком. Печь… это несколько лишних минут без него.

– Нет.

– И без печи согреемся?

Я приподнялась и укусила его за нос. Просто так. Захотелось.

Его глаза сузились, губы дрогнули.

– Ну, всё… – Зловещим голосом прошептал Гордей. – Держись!

И я держалась. Каждый раз держалась за него, будто иначе пропадёт.

Я уже любила всё, что он делает. Часы текли, вечером мы не пошли никуда, только к утру выбрались. Всё время были вместе. Иногда он обхватывал мою голову ладонями и задумчиво говорил:

– Я люблю тебя, Жгучка.

Так просто говорил и так твёрдо, сразу становилось понятно – правду говорит.

– А я тебя люблю. – Неизменно отвечала я.

Нам удавалось делать вид, что вокруг никого нет, целых два дня. После надутые лица волков, то и дело прохаживающихся по двору, настолько измучили совесть, что пришлось смириться с неизбежным.

– Пора ехать в Гнеш, – вздохнув, сказал Гордей. Он только вернулся со двора, на волосах таяли снежинки. – Они ведь тоже домой хотят… к семьям, к жёнам.

Как хотелось отказаться! Запереть двери и провести тут, в постели, вместе с горячим Гордеем под боком всё время до весны!

Но он прав – остальные тоже заслужили отдых.

– Поехали, что делать. Да и Малинку хочу увидеть.

Подумать только, я ведь сестру полгода не видела! Как раз у неё день рождения скоро, поздравить надо.

Через день мы выехали. Я даже сундук с вещами взяла, где белоснежная шуба и прочие украшения.

Тяжело было добраться до первой деревни, сугробами путь завалило, еле ползли, а там нашлись сани, да и дорога дальше была уже укатанной, народ между деревнями часто ездил. Докатили всего за три дня.

Больше всего я во время пути жалела, что нельзя… что нужно ждать вечера, чтобы остаться с Гордеем наедине и продолжить то, чем оказывается, я обожаю заниматься. Наверное, это неправильно или неловко… но я обожаю то, что мы делаем.