Юлия Шолох - Волчий берег [СИ]

Нельзя себя выдавать. Как не хотелось остановиться и узнать, в чём дело, пришлось отвернуться и послушно идти на кухню.

Там тепло, но хозяйка зато злая, встретила меня как бродяжку, разве что не укусила. На Левака посмотрела и посторонилась, давая проход. Тут же меня, чтобы зря не сидела, к работе приставили – и не шутками да уговорами, а просто сказали – не станешь делать, что скажу, ночевать пойдёшь во двор, а там мужичьё, войной да смертью разогретое, которое девок не стесняется под себя подминать!

Всего и оставалось, что потупиться долу и работать. Тут, в бабском царстве, слово боярина, что трогать меня нельзя, могут и мимо ушей пропустить. Скажет потом хозяйка, мол, запамятовала, не слышала, теперь-то что? Да и какой с дурной бабы спрос? А поздно будет.

Работа была простая, только отвыкла я за последнее время, да и устала в дороге. Хозяйку это не заботило, хотя доставалось не мне одной.

– Куда столько масла льёшь! Куда столько перцу сыпешь! – То и дело выговаривала она кухарке. – Конечно, чужое добро щедро можно раздавать! Сыпь меньше, сказала! И так съедят!

После жаловалась, причитала в голос. Выходило, что деревня их большая, богатая была, теперь не бросишь нажитое – а как война с дикарями началась, так все войска княжеские как сговорились через них в Тамракские земли идти! Как будто тут бесплатная поляна с яствами да хмельными напитками!

– Дикари проклятущие! – Начинала хозяйка, когда придираться к кухарке было не за что. – Людоеды! Чтоб вы все там от чумы передохли, расходы какие на вас! Эти дармоеды тоже ездят… девку мне намедни испортили сенную! А уж какая старательная была! Всё из-за дьяволицы этой, которую достать не смогли! Перекинулась, курва, а у меня девку вместо неё замучили, толку теперь с неё, выхаживать нужно, время тратить. А оборотнице проклятущей хоть бы что! У, посидит пусть теперь, тварь! Сдохнет у меня, уж я постараюсь, со свету сживу!

Хозяйка выдохлась нескоро, пошла в комнаты, только тогда я свободно вздохнула. И кухарка со мной.

– Ещё с чем помочь?

Видно было, тяжело ей одной приходится. А помощников нет, даже мальчишек. От хозяйки, понятное дело, помощи не дождёшься, криков да ругани только.

– Да. В углу корзина, повыбирай морковь получше, спрячем, а что похуже на ужин дружинникам пустим.

Повыбираю, чего нет. Корзина огромная, но полупустая.

Выбирать почти не из чего. Новый урожай ещё не созрел, а из прошлогоднего лучшее съели, но удаётся найти кое-что, отложить в сторону.

– А что это за волк в клетке на чёрном дворе? – Спрашиваю между делом.

– Испугалась?

– Да!

– Ты, девка, лучше бойся тех волков, что с парадного ходят. Они-то не в клетке.

– А они волки?

Кухарка недовольно обернулась, только тогда я поняла, сколько надежды было в голосе.

– Во, дурная! Не оборотни они, а всё равно… зверюги! Той волчице, что в клетке сидит, ничего дурного сделать не могут, а тебя поймают, мало не покажется! Сама слышала, поди, что на днях случилось. Я, как только темнеет, на улицу ни-ни, и тебе того же советую!

Тут уж я не сплоховала, задрожала от страха. Хотя, признаться, и притворяться особо не пришлось.

– Ладно, – умилостивилась кухарка. – Тут сиди, на кухне, глядишь, пронесёт.

– И шага за порог не сделаю! А что за волчица-то?

– Ох, неугомонная!

Однако видно, сама хочет поболтать. Когда руки делом заняты, язык-то приложить некуда.

– Да, войско княжеское вернулось из Тамракских земель. Хорошую добычу привезли, много врагов положили и девку вот привели.

Так, не думать про добычу и положенных врагов… так похожих на тех простых жителей, которые из деревни уходили до нас с Малинкой и Ясенем.

– Девку?

– Да. Повеселиться, знамо дело, хотели, а она раз – и в волчицу перевернулась. Теперь не до веселья. Вот и сунули в клетку, ждут, пока обратно перекинется.

– А она?

– Она нет, перекидываться не спешит, ума поди хватает. Уж они её и хворостиной хлестали, и шерсть подпаливали – нет, не перекидывается.

– И нет способа заставить её в человека оборотиться?

– Нету.

– И колдуны не знают?

– И колдуны!

– А я вроде слыхала, амулет такой делают, что не даёт зверем быть.

– Ну, этого я не знаю. Может и есть что такое, только я давеча сама слыхала, как колдун говорил – если, говорит, перекинулась девка ваша и зверем ходит, нипочём её назад не вернуть, как ни колдуй! С колдуном не поспоришь, поняла?

– Поняла.

Вот так-так… Значит, правду Ясень говорил, что женщины звериного народа так от насилия могу спастись. В случае чего и мне пригодится. Раскрывать, кто я на самом деле, не лучший выход, но если придётся…

– Давно она сидит?

– Да почитай дней дюжина как прошла.

Плохо это. Немного я про зверей знаю, а слова помню – чем дольше ты в зверином обличье, тем больше себя саму забываешь.

Тут хозяйка подоспела, а за ней несколько человек за едой пришли, княжеские воины ужинать собрались. К счастью, меня не трогали, не заставляли за столом прислуживать. Боярин только передал, что завтра с утра я дальше поеду малым отрядом и скоро отчима своего увижу.

Хозяйка и думать не собиралась, где меня уложить, шикнула только:

– Тут где-нибудь пристроишься, не сахарная!

Кухарка хоть пожалела, позволила лавку на кухне занять и кофту свою шерстяную дала укрыться.

Вот и ужин прошёл, кухня опустела, в доме поутихло. Пьянствовать староста у себя запрещал, так что все гости незваные спать легли. Только неспокойно всё равно было, словно тревоги и страхи как птицы бестелесные по дому метались, в стены и двери бились. Спалось плохо.

Только дело за полночь, я проснулась. Слышу – на заднем дворе звуки какие-то.

Я тихонько поднялась, подошла к окну. Так и есть – двое парней возле клетки с волчицей прохаживаются, что-то шепчут и ржут обидно.

Я хотя бы в кухне… а вот так, в клетке, да не перекинешься обратно, ведь голой окажешься, да и вокруг одни вражьи дети! Вокруг люди. Звери – они лучше. Вон старостиха девку свою сенную жалеет, мол, попортили, не спросили, а эту волчицу? Выходит, чужую можно обижать? Чем она заслужила? Или можно только потому, что она с Тамракских земель, где война зажглась, значит, не своя?

После таких мыслей не до сна было. Сердце болело за всех. А как Малинку бы поймали?... Не хочу думать!

Долго ещё дурни эти ходили по двору, зверя дразнили, но ничего не добились. Потом ушли, наконец, прочь.

Я накинула кофту на голову и вышла. Темно ещё, глядишь, и не заметят, а заметят – не узнают.

Волчица почуяла меня, подняла морду. Глаза у неё были тусклые, больные, дыхание тяжёлое. Из пасти вывалился язык, толстый, как будто опухший.

– Тебя не поят что ли?

Могла бы и догадаться! Конечно, они её жаждой и голодом морят, как того людоеда из Вишнянок! Первым делом – мучить, мучить! Виноват, нет, главное – насмерть замучить!