Юлия Шолох - Волчий берег [СИ]

И вот, ночевали мы, быстро завтракали да ехали дальше. И всё бы хорошо, однако чище такие ночёвки не делали, наоборот, пахло от меня день ото дня хуже. От воинов так вообще, пожалуй, несло, если их понюхать, но я их нюхать не собиралась, конечно. Но ветром доносило иногда, да так, что дыхание спирало.

Верно, поэтому, как только пересекли границу людских земель, так объявили в первой же деревне стоянку на два дня, чтобы все хорошо отмылись и отстирались.

Деревню ждали, словно родного дома. И вот она показалась – большая, вольно раскинувшаяся на холмах, но дыма из труб, ой, как мало! Дальше – больше, самые большие и хорошие дома в ней оказались сожжены дотла, а народу набралось треть от прежнего. Местные вывалили навстречу, и впервые сердце отдохнуло – нас встретили приветливые лица.

Но как же их было мало! Всё больше женщины, дети всех возрастов, несколько стариков. Молодых мужчин почти нет. Знаю, отчего нет, и боль опять накатывает. Не такая душная да липкая, как в людских деревнях, а та, что никогда полностью не проходит, разве что стихает слегка. Та, с которой ты сживаешься до конца своих дней.

Встретили нас тихо и ласково. Продуктов в деревне было с избытком, навезли с людских земель, баню тут же истопили, мне составили компанию местные девчонки, которые так отхлестали меня берёзовыми вениками, что был миг, когда я заподозрила, что они хотят моей смерти.

За ужином в большом доме, куда набилась чуть ли не вся деревня, выяснилось, что за мужскую работу браться некому, отчего многие дела стоят и, если не помочь, останутся не сделанными до весны. А там посевная… в общем, плохо с рабочими руками.

Пока старики говорили, я видела, сколько женских взглядов привлекли воины, Гордей да Всеволод. Даже волхву досталось. Глазки им, конечно, никто не строил, на Гордея вообще смотрели с почтением, но всё равно было неприятно, будто что-то моё пытались забрать. Но… и судить я их не могла. Вот так останься на сотню здоровых женщин пяток мужчин, взвоешь от одиночества хуже зверя.

Оказалось, до морозов местные хотели достроить ещё три дома, но не успели запастить деревом. А деревья в здешнем лесу такие, что десяток баб не дотащит. В общем, решено было остаться на пару дней, помочь заготовить вдоволь брёвен, оттащить в деревню, а дальше местные сами распилом, сушкой да стройкой займутся.

Утром, поместив под навес телеги с золотом и оставив несколько охранников ходить вокруг и зевать, все, включая Гордея, отправились в лес. Мне предложили отдыхать или гулять, дышать свежим воздухом, но я не могла вот так просто сидеть, ведь женщины как встали на рассвете, так и не присели ни разу.

Лезть в чужое хозяйство я не стала, напросилась помочь, с чем дадут. Меня пожалели, посадили за ковёр узелковый. Кропотливая работа, но такой узор дали, что не испортишь. Я вначале удивлялась, к чему, до ковров ли, когда проще дорожку войлочную сделать, а оказалось, на продажу делают. Весной соберут и в горные земли отвезут – там за такие ковры каменьями драгоценными платят. Повели меня потом показать готовые, их всего два было – прежние растащили, когда людское войско деревню жгло и грабило. Так вот – мелкий витой узор просто завораживал. Я так и смотрела, следила, как он вьётся, словно ручей по земле бежит.

– Нравится?

Девчонки, что ковры делали, разулыбались, довольные.

– Ещё как!

– Раз нашей будущей княгине нравится, подарим к свадьбе. – Сказала женщина, которая всеми руководила.

– Нет, не нужно!

Я как представила – всей деревней вяжут, а нитки спрячь из шерсти чего стоит, покрасить в такие цвета! А тут я мимо проезжала и половину заработка забрала. Представила и испугалась.

– Не спорь! Чего ты нас обижаешь?

– Я буду рада! Но может, в следующем году?..

В общем, не понял меня никто, слушать не стал. Скатали оба ковра и поставили в сенях, чтобы перед отъездом в телегу загрузить.

Вечером, как часть мужчин вернулась, подошла я к советнику, который обозом распоряжался, и попросила за ковры заплатить.

– Как так заплатить? Подарок, говорят. Откажутся они, а то и обидятся. – С улыбкой ответил тот. – Мы ж вот за работу не ждём от них платы, так чего им ждать?

– Мы всё равно мимо ехали, всего-то на пару дней задержались, да не особо перетрудились. А они… Заплатите им, не смогу на эти ковры смотреть и думать, сколько труда на них положено! Или как хотите, но не возьму ковров!

Тот аж крякнул.

– Иди, разберусь. – Махнул рукой.

Не знаю, как он там разобрался, не до того стало. Наступило время ужинать, почти все волки вернулись, а Гордей нет.

Как последняя партия работяг появились из лесу, волоча за собой огромное бревно, так я выскочила на улицу встречать. Гордея снова нет! И глаза каждый встречный отводит.

А, ну хоть Всеволод!

– Стой!

Не успел мимо проскочить, схватила его за рукав.

– Где Гордей?

– А, Жгучка.

Вроде как только меня заметил, хотя я видела, как чуть раньше в сторону пытался свернуть.

– Где он?

– Остался там, на стоянке. Я сейчас за ним пойду.

Ровно говорит, вроде не к чему прицепиться, а кровь словно стужей заполняет.

– Что с ним?

– Всё хорошо, приведу скоро. Ну, чего ты, чего? Не бросил бы я его в беде, неужто не понимаешь?

Он поднял руку, погладил меня по голове, словно я младенец, требующий ласки.

Не бросил бы ни за что, я знаю. Только всё одно Всеволод чего-то не договаривает!

– Хорошо. Собирайся, я тут подожду. С тобой пойду.

– Зачем же?

– С тобой пойду!

– Жгучка, знаешь что? Нечего тебе по лесу бродить. Сиди тут в тепле и жди!

Всеволод рассердился, развернулся и пошёл в избу, а я осталась ждать снаружи. Ждала, ждала… а он, как после оказалось, в окно сиганул, обошёл с той стороны, в кусты – и в лесу пропал.

Тогда я вернулась в комнату, где меня поселили, саму от страха аж трясёт.

Села в угол, дверь заперла, глаза закрыла.

«Где ты?» – спрашиваю. Он же слышит меня иногда, я знаю, слышит. А я слышу его.

Но сейчас – словно стена каменная между нами построена, да не абы какая, а с той стороны поддерживают, упасть не дают.

«Ответь мне, ответь».

Но ничего нет. И знаю, вроде, что жив-здоров, а места себе не нахожу. Уж в двери ко мне стучали… даже волхв заходил, а он громогласный, грозный, капризы не любит – и тот снизошёл под дверью вкрадчиво поинтересоваться, не случилось ли чего?

Но я уже поняла, что правды мне не откроют, раз сам Всеволод промолчал, раз Гордей не отвечает, а ведь слышит!

И вот сижу одна в темноте, и думаю… Теперь, когда я словно срослась с ним, душой прикипела так, что не оторвать – кровью изойдёшь, выходит, теперь я без него не существую? Не могу даже помыслить, что живу без него… что он далеко или вовсе с другой.

Меня без него нет, выходит. И такая жуть от этих мыслей, от знания, что связь наша навечно, ничем её не разорвать, ничем не разделить… аж трясёт.