Марина Багирова - Горечь жестоких людей (СИ)

– Иди к чертям! Я хочу выйти из этого дома и вернуться к Парижу!

– Не получится, – Ревокарт сцепил руки за спиной, наклонился ко мне и выдохнул в губы: – Теперь я знаю наверняка, ты – дочь Рема Тебриса.

Самая большая ошибка, совершаемая в юношеском возрасте, – вера людям на слово… Я сразу же приняла за чистую монету то, что Ревокарт действительно знает . Я была наивна, не догадывалась, что он блефует, оттого-то поддалась на провокацию:

– Твой брат был подонком и алкоголиком. Он погубил вверенный ему Железный Легион.

Резкая пощёчина обожгла лицо, отдача от неё заставила меня сделать шаг назад и упасть на диван. Я всхлипнула, вмиг растеряв боевой дух. На глазах выступили слёзы – проклятое чувство жалости к себе.

Не решаясь подняться с дивана, держась рукой за пылающую щёку, я взглянула на Ревокарта. И обмерла от страха!

Казалось, упоминание о брате превратило мужчину в двуногое чудище с острыми клыками и безумными глазами, способное убить голыми руками.

– Милая девочка Клара, – произнёс Ревокарт протяжно. – Знаешь ли ты, что у меня есть право на убийство тебя, твоей матери, брата и слишком живучего отца. Это древний закон, написанный ещё до Белой Войны. Око за око.

Он резко щёлкнул пряжкой на брюках и снял с себя пояс. Услышав этот звук, я снова всхлипнула, на этот раз громче, не таясь. Я пыталась отвести взгляд от мужчины со свирепым лицом, но не могла. Страх парализовал моё тело.

– Но тебя я убивать не собираюсь… пока. Мне всего лишь нужен Тебрис. Когда получу его – ты можешь быть свободна.

Мужчина резко сдёрнул меня с дивана и потащил за собой. Я и не думала сопротивляться – пусть делает что угодно, лишь бы больше не было физической боли.

Но в руках у него по-прежнему был ремень, и взгляд невольно возвращался к этой детали его туалета.

Ревокарт открыл дверь в соседнюю комнату и буквально швырнул меня внутрь. Толкнул ещё раз – я упала на кровать. Он резко бросил ремень на пол.

– Просто скажи мне, под каким именем он скрывается, и я оставлю тебя в покое.

Я вытирала слёзы, но их поток не прекращался. Я была жалкой и напуганной.

– Неужели вы не умеете укладывать своих женщин в постель другими способами, господин Ревокарт, кроме как шантажируя?

– Ты – не моя женщина, Клара, – ответил мужчина, снимая рубашку. – Ты – дочь труса, виновного в смерти десяти тысяч людей. Будет нужно – я с тебя шкуру спущу, но узнаю, где он скрывается.

Он навалился на меня сверху и резко дёрнул воротник платья. Ткань порвалась.

– Нет! – закричала я, вырываясь изо всех сил.

Он завёл мои руки вверх, вынуждая выгибаться от желания сбросить с себя ненавистное тело.

– Ну же, покажи, чему научилась за последние два года, – прошептал Ревокарт мне на ухо.

Я плакала. Так сильно, что слёзы застилали глаза.

– Ничему не научилась! – выкрикнула я сквозь слёзы. – Пусти меня, пожалуйста!

Его рука полезла под платье, сжала грудь, и я заплакала сильнее. «Ничему не научилась, – хотелось закричать. – После тебя мужчины были мне отвратительны! И лишь с Парижем было хорошо, ведь он мой, родной, тёплый. А ты – чужой, противен моему телу».

Я знала наверняка – Ревокарт меня наказывает. За то, что я дочь своего отца, за ужасную историю, случившуюся двадцать лет назад. Но в первую очередь – за то, что посмела быть счастливой, несмотря на всё, что он со мной сделал.

– Ну же, милая, просто скажи мне, где он, – шептал Ревокарт мне на ухо, шаря рукой по животу. Это была неприятная ласка, призванная наказать и унизить.

Я плакала.

– Не знаю!

– Врёшь, милая Клара!

Он сел на меня сверху и начал стягивать платье. Я, как могла, пыталась ему помешать, но что ему мои слабые попытки?

– Господи, Таир, ну не делай этого, – плакала я. – Пожалей меня!

Он наклонился ко мне так близко, что наши лица почти соприкасались. Я была готова молить, ползать на коленях, лишь бы он меня не трогал.

Мужчина схватил меня за волосы.

– Открой глаза, Клара! Смотри на меня! Смотри!

Убедившись, что я исполнила приказ, он сказал, негромко, властно:

– Я хочу тебя, здесь и сейчас. Даже если ты мне назовёшь его имя, я не остановлюсь. Но…

Он резко дёрнул меня за волосы, и я снова закричала.

– Но если скажешь правду, обещаю: больно тебе не будет.

Я до сих пор не могу понять, каким образом мне удалось не выдать отца. Почему я не призналась, почему не попыталась облегчить свою участь? Возможно, от страха я просто не понимала, что именно Ревокарт от меня требует. Как бы там ни было, одно я знаю точно: имени отца я так и не назвала.

Я лишь молчала, всхлипывала и смотрела ему в глаза, пока мои слёзы растекались по всему лицу.

– Ну?! – спросил он строго.

В ответ я лишь зажмурилась, ожидая чего угодно: удара в лицо, резкой боли, вырванных вместе со скальпом волос. Но… ничего не происходило, и спустя какое-то время я решилась открыть глаза.

Ревокарт по-прежнему нависал надо мной, мои волосы были зажаты у него в кулаке. Он меня рассматривал, и я, не имея другого выбора, была вынуждена смотреть на него. И тогда он наклонился ко мне… и поцеловал, вырывая из груди остатки дыхания, перебарывая тщедушное сопротивление. Его руки начали блуждать по моему телу, его возбуждение нарастало. Мужчина снял с меня платье, бельё, на мгновение отвлёкся и сбросил с себя остатки одежды.

Затем Ревокарт резко перевернулся, садясь на край кровати, а меня усадил к себе на колени, лицом к нему. Он заставил меня положить руки ему на плечи, и я почувствовала, как его рука направляет половой орган между моих бёдер.

– Ну же, Клара, двигайся, – и его член вошёл в меня.

Я не шевелилась. Двигался он, активно толкаясь бёдрами и загоняя в меня возбуждённую плоть. Ему было хорошо, он бродил в закоулках собственного наслаждения, я же, как железный солдатик, застыла, и лишь глаза мои напряжённо наблюдали за Таиром.

Я вспомнила день, когда увидела его впервые. Почему я тогда не могла оторвать от него взгляда? Кем он мне показался в самый первый момент? Почему моё воображение зацепилось именно за это лицо, хоть в Древесной Академии было так много привлекательных мужчин?

Продолжая двигаться, он смотрел на меня, а я – на него. Непримиримые враги до конца наших жизней! Жертвы ситуации, где он жаждет мести, а я – дочь своего отца, хоть и не знала об этом вплоть до совершеннолетия.

Не останавливаясь, он прикоснулся к моему лицу и стёр со щеки слезу. Я не отреагировала, ведь оловянные игрушки не способны на чувства.

Ревокарт ощерился, опять уложил меня на кровать, навалился сверху и ускорил темп. Кончил громко, сильными спазмами сдвигая кровать. Я видела, как переливаются мышцы на его руках, и представляла… Нет, я уже не помню, что именно представляла.