Марина Багирова - Горечь жестоких людей (СИ)

Я мычала и вырывалась, но он лишь распалялся и продолжал меня целовать.

Мужчина, не отрываясь от моих губ, достал из кармана ключ и отстегнул наручники. Теперь мои руки были свободны, но я понимала: встать с кровати у меня не получится. Его руки гладили меня там, куда могли достать, лаская, сминая, раздевая.

– Не хочу…

– За дверью – охрана, – предупредил он, пытаясь совладать с дыханием. – Выйти не сможешь.

– Пусти!

Он в несколько движений стянул моё платье до самой талии и взялся целовать грудь, спускаясь всё ниже и ниже.

– Я не хочу! – я положила руки ему на плечи, пытаясь оттолкнуть. – Пусти меня!

Он не слышал…

Там, в «Лакрице», я его хотела. Его прикосновения туманили сознание и заставляли желать большего.

Чего я не хотела – так это насилия. Череды воспоминаний, от которых придётся отмываться годами. Со мной это уже случалось, и подобная жестокость превратила меня из художницы-мечтательницы в беспринципное чудовище. Я боялась даже предположить, какая метаморфоза меня ждёт, если мне придётся пережить это унижение ещё раз.

– Я прошу тебя, пусти меня! – в этом крике проявились первые плаксивые ноты. – Пусти меня!

Зверь не слышал – зверь продолжал избавлять меня от остатков платья, стягивая его всё ниже и ниже, грубо разрывая ткань и оставляя на коже синяки.

– Клара, – он полез рукой под бельё, поглаживая внутреннюю сторону бедра, но возбуждая себя и только себя.

Я начала плакать. Как же дорого мне стоили эти слёзы, сдерживаемые много лет! Плакала не я, плакала наивная дура-художница, которой было противно. Настоящая Клара затаилась в углу, выжидая, когда сможет ударить в ответ.

Ревокарт не слышал ни слёз, ни мольбы, его губы целовали мой живот.

– Таир, я прошу тебя, – теперь я не требовала, но умоляла. – Не нужно… Ты не понимаешь… Мне противно! Пусти меня!

– Тебе противно, – рассмеялся он, кусая шею. – В «Лакрице» тебе не было противно.

Я бы могла сказать, что теперешняя ситуация – не такая, как в «Лакрице», она больше напоминает события в Древеснах. Могла бы кричать и требовать. Но я знаю точно: это бы не помогло.

– Таир… прекрати… я прошу… мне придётся убить либо себя, либо тебя, если ты сделаешь это.

И тогда он посмотрел на меня, прямо в глаза. Взгляд мужчины был затуманен желанием, а мой – страхом.

«Не нужно», – повторяли мои губы беззвучно, пока слёзы оставляли солёные дорожки по всему лицу.

Он смотрел на меня – долго, пристально.

– Таир… прошу тебя… не так…

– Иначе с тобой не получается, – его руки ослабили хватку, но не отпускали.

– Таир…

– Клара, ты вынуждаешь… Я не сделаю больно, только не противься, – шептал он сбивчиво, не желая отказываться от мысли, что получит доступ к моему телу.

– Отпусти меня… пожалуйста.

– Клара, я никогда не…

– Пожалуйста, – прошептала я, заглядывая ему в глаза. Как покорная голодная собака, рассчитывающая на подачку.

– Разве я тебе противен?

– Сейчас – да!

– А в «Лакрице»?

– Таир, ты ведь знаешь, тогда было по-другому, – прошептала я.

– Клара…

– Пусти…

И тогда он одним рывком слез с меня. Размахнулся и с силой ударил рукой по стоящему рядом столу, надламывая хрупкую мебель.

– Проклятая женщина!

Мужчина подошёл к окну, пытаясь успокоить дыхание и избавиться от возбуждения. Я затихла и отползла в сторону, стараясь слиться с обстановкой.

– Проклятая баба!

На меня он не смотрел – в окно, то самое, круглое, как апельсины.

– Проклятая женщина! – повторял он с яростью. – Лучше бы я тебя убил в тот самый день, когда мы встретились! Проклятая стерва!

Он резко подошёл ко мне. Я думала, ударит, но он схватил меня рукой за затылок и прорычал прямо в лицо:

– Ты сама виновата, что так получилось! Сама, Клара! Какая дура может отказать советнику?! Ты что, не понимала, сколько выгоды тебе сулит брак со мной?! Ты бы имела всё! А что ты сделала вместо этого?! Убежала! И что, стала счастливой со своим стареющим мужем?! Что он тебе дал, чего не мог дать я? Чего молчишь?!

Не было правильных слов, чтобы ответить на его вопросы, но он и не нуждался в моих ответах. Он был мужчиной, отказавшимся взять женщину силой. Но он также был мужчиной, который приковал эту самую женщину наручниками к кровати.

– Куда ты полезла, Клара, что сделала со своей жизнью?! – спросил он. – Ты хоть сама понимаешь, кто такие Тритоны?! Они бандиты и убийцы! Дегенерис – дурак, что не оградил тебя от своей деятельности!

– А ты разве не такой? – прошептала я тихо, без вызова.

Он смотрел на меня – напуганную, плачущую, и я видела: в те секунды его злость испарялась, уступая место чему-то новому.

– Клара, – он опустился рядом со мной на кровать и рывком пересадил меня к себе на колени. Гладил грудь, бёдра, шею, спину, и я не сопротивлялась, лишь бы не спровоцировать новое нападение.

Затем он уткнулся носом мне в грудь, да так и замер.

– Дурная женщина, ты сама заставляешь меня так с тобой поступать.

– Я не…

– С самого начала тебе не стоило убегать из Древесн.

– Тебе не стоило… загонять меня в ловушку, – ответила я несмело.

Я боялась даже пошевелиться, чтобы не спугнуть затишье. Легко быть смелой, когда рядом орды Тритонов. Наедине всё по-другому, Ревокарт сильнее, и я полностью зависима от его настроения.

– Иначе с тобой не получается…

– Ты постоянно это повторяешь… Но ты не пробовал по-другому.

– Клара… дурная женщина…

Ловким движением он пересадил меня обратно на кровать и встал. Подошёл к окну да там и замер. Я следила за ним не мигая.

– Я нашёл доказательства, – сказал он спустя минуту-две, – что Ричард Дегенерис когда-то укрывал Рема Тебриса.

«А вот и новая ловушка», – подумала я.

Мне сразу стало понятно, какая опасность нависла надо мной и отцом. Было время, когда я просмотрела целые стеллажи архивов, разыскивая информацию о потомках Белой Войны. И законы я читала так много раз, что они врезались в мою память на века. Если Ревокарт докажет, что Ричард Дегенерис укрывал Рема Тебриса, – это катастрофа.

– И о чём это должно мне говорить?

Я укуталась в лежащее рядом одеяло и отползла в угол кровати.

– Он укрывал государственного изменника, за голову которого была назначена высокая награда.

– Ревокарт, одумайся! Четверть столетия прошло, но ты до сих пор не можешь оставить в покое этого человека!

От советника веяло холодом, мне хотелось очутиться от него как можно дальше и просто… отдохнуть. Казалось, одно лишь его присутствие рядом лишает меня остатков сил.

Какая ирония: где бы я ни была, чего бы ни достигала, рано или поздно я оказывалась подвластна воле Ревокарта, и он делал со мной что угодно… как в тот день.

Ревокарт повернулся ко мне. При виде меня, завёрнутой в одеяло, он криво усмехнулся и сказал: