Марина Багирова - Горечь жестоких людей (СИ)

– Не существует моего понимания, – ответила я спокойно. – Есть убийцы, есть не-убийцы. Есть благородные люди, а есть жестокие.

Он считал по-другому, но счёл за лучшее не спорить. И тогда я перешла к главной теме.

– Жизни Астра угрожает опасность.

– Клара, о чём ты?!

– Эммерих узнал о его существовании и приказал привезти его в столицу.

– Он знает?!

– Нет, он не знает, что ты отец, поэтому и осмелился угрожать, – сказала я как можно тише и спокойнее. – Но мой сын в опасности, и я прошу тебя, защити его.

Ревокарт медленно приходил в себя.

– Ты молчала столько лет! – в который раз взревел Таир.

Он осознавал правду кругами. Первый круг – шок, второй – отрицание, третий – злость, четвёртый – обида. Кажется, мы приближались к четвёртому кругу.

– Считаешь, у тебя было право знать?! – спросила я, повторяя то, что уже говорила, но на этот раз другими словами и на повышенных тонах. – Таир, ты рушил мою жизнь на протяжении многих лет! Вспомни, как Тор был зачат! Думаешь, я забыла!? Нет, не забыла! Я мстила тебе за то, что ты выбрался сухим из воды, в то время как я проклинала твой плод в своём теле!

– Тогда почему ты его оставила? Почему, Клара?! И почему сейчас так хочешь спасти, если ненавидела?!

– Потому что не смогла убить! – закричала я, чувствуя, как к глазам подступают слёзы. Загнать обратно их уже не получалось. – И потому что люблю Астора больше жизни… и больше гордыни!

Он поморщился. Мужчина мне не верил.

– Неужели Клара Дегенерис религиозна? Ну же, скажи мне, почему ты не убила ребёнка? Желание поквитаться? Своеобразная месть?

– Когда он родился, ты был последним человеком, о котором я думала.

– Врёшь!

Он был прав – врала. Правды не знала даже я. Я убегала от этого вопроса много лет: почему сын Таира Ревокарта выжил и стал моим сыном?

– Таир… Таир, послушай меня, – сказала я как можно мягче, используя тот тон, каким разговаривала со своим ребёнком. – Сейчас не время выяснять, почему я так поступила. Астор в опасности, люди Эммериха везут его сюда… и если Ричард не в состоянии помочь, я прошу о помощи тебя…

Я подошла к нему, хватая за лацканы сюртука.

– Ты можешь потребовать, чтобы я убила себя. Можешь потребовать, чтобы валялась у тебя в ногах, спала на коврике в твоей комнате. Можешь требовать что угодно… но я прошу тебя, я умоляю… спаси моего сына.

Слёзы мешали видеть Таира чётко… Его лицо казалось бесстрастным, и я не имела ни малейшего представления, что для него означает биологическое родство с моим сыном.

Спустя некоторое время он медленно положил руки мне на талию. От этого лёгкого прикосновения меня бросило в жар, я сочла жест мужчины хорошим знаком. Никогда ещё я так не нуждалась в его ласке, ведь в этот раз она может служить знаком, что Таир согласен помочь моему ребёнку.

Несколько секунд он смотрел на меня внимательно, а затем сказал:

– Клара… жди здесь, я скоро вернусь, – и стремительно вышел из кабинета, оставляя меня в полном неведении и диком страхе.

Его не было около часа – срок, за который я успела состариться на десять лет. Я думала о многом. Каково Таиру – всю ночь его занимали мысли о Реме Тебрисе, а сейчас он к тому же узнал, что у него есть шестилетний сын. Небесные властители, помогите мне!

Он резко открыл дверь, да так, что я невольно поднялась с дивана. Моё горе имело цену – я чувствовала по отношению к Таиру Ревокарту щенячью покорность. За час он успел превратиться в бога, ведь только от него зависело будущее моего сына.

Таир эту покорность, без сомнений, заметил в первое же мгновение, но ему было не до того.

– Собирайся, – сказал он, сгребая со стола несколько исписанных мелким почерком листов и складывая их в большую кожаную папку, которую потом зажал под мышкой.

Мне было нечего собирать, я лишь подошла к нему и застыла рядом.

Мы двигались другими путями, не так, как вошли в здание, но я была практически уверена: мы направляемся к одному из выходов из ГУКМа. Пока было непонятно, хорошо это или плохо.

– Где Астор? – решилась спросить я. Это было единственное, на что я решилась. Даже если бы он вёл меня на смерть, я бы не сопротивлялась, если такова цена спасения сына.

– Его ещё не привезли.

Сердце растрескалось.

– Клара, не беспокойся, с ним всё будет хорошо, – добавил Таир, шагая впереди и не оборачиваясь.

Одна-единственна фраза, произнесённая наспех, вызвала у меня чувство облегчения.

Мы вышли на улицу. В глухом переулке, в темноте уже ждала машина. Водитель открыл дверцу и запустил нас в салон. Хрустящий хлопок отделил меня от уличной слякоти и норовившего заползти под воротник ветра.

Больше я ничего не спрашивала, а в моменты, когда мне хотелось это сделать, в голове каждый раз звучала фраза: «Клара, не беспокойся, с ним всё будет хорошо»… Я закрыла глаза и откинулась на спинку сидения, зная, что Таир совсем рядом. Почему-то казалось, что сейчас все заботы переложены на его плечи. Пусть теперь он беспокоится о моём сыне… и обо мне.

Глупая наивная художница руками настойчиво пыталась отодвинуть мои глазницы, разлепить веки и выбраться наружу. Ей это почти удалось. Ощутив свободу, она начала вкладывать в мою голову дурные мысли: «Клара, не верь ему, это очередная ловушка».

Чтобы не дать похороненной внутри меня девушке окончательно взять верх над телом и сказать или сделать лишнее, я не придумала ничего другого, кроме как… прикрыть глаза и сделать вид, что уснула.

В салоне господствовала тишина.

– Я читал отчёты об этом ребёнке, – голос Таира. – Все доказательства свидетельствовали о том, что он сын Амели Лакнау.

Амели… девочка, которая попала в «Лакрицу» абсолютно случайно. Мы вместе учились в Мирнах. Обе были художницами, она – на курс старше, но в компании сверстников выглядела самой младшей и хрупкой. Она где угодно выглядела бы ребёнком, такой у Амели тип внешности.

В академии нам так ни разу и не довелось обмолвиться словечком. Зато, когда мои люди вскрыли грузовики с живым товаром, нелегально пересекающие нашу территорию по линии реки Свич, мой взгляд сразу выхватил её лицо среди других, не менее измученных и напуганных.

Амели узнала меня. Не знаю, почему так случилось, но девушка бросилась в мои объятия, да так шустро, что даже охрана не успела среагировать. То был самый глупый поступок в её жизни, который спас ей ту самую жизнь.

В тот момент у меня даже не было сил на то, чтобы удивиться. Всё это происходило спустя год после рождения Астора, когда я только начинала свой путь, и та операция была одной из первых, полностью разработанных мной. Я не знала, как себя вести, но одно понимала точно: плачущая на моей груди девушка значит, что что-то пошло не так.