Марина Багирова - Горечь жестоких людей (СИ)

«Полгода, осталось полгода», – повторяла я про себя, идя мимо больших домов, похожих на коробки с прорезями, сквозь которые наружу проливался свет.

Раньше мне запрещали возвращаться так поздно, но в последнее время родственники не обращали на меня внимания. Точнее, не обращал Мафодий, а мать была вынуждена молча ему поддакивать.

Я знаю правду: в душе она тоже считала, что я поступила слишком недальновидно, отказавшись от предложения, в противном случае нашла бы способ усмирить гнев Мафодия.

…Они напали уже около рынка. Внезапно из кареты, мимо которой я проходила, выскочили двое мужчин и втащили меня внутрь. Я даже пискнуть не успела. Один зажал мне рот, второй держал за вывернутые за спину руки.

В карете находился ещё третий. Он тоже был в маске, и спокойно сидел в карете, в которую меня впихнули. Подонок всего лишь ждал, когда я буду полностью обездвижена.

Тот мужчина дал команду, и меня усадили на сиденье с противоположной от него стороны и повязали на рот повязку. Мои руки по-прежнему держал один из похитителей.

И тогда третий, сидевший напротив, наклонился ко мне и начал срезать пуговицы на жакете. Первая пуговица, вторая, третья... Было слышно, как они падают на пол кареты, каждый раз вынуждая меня вздрагивать. И так до самого пупка, пока жакет не был полностью распахнут. Затем мужчина взялся за нижнюю рубашку. Разрезал её до ложбинки груди… замер на мгновение… и начал резать ткань дальше.

Когда незнакомец наклонился ко мне, его холодные глаза встретились с моими, заплаканными, и я мгновенно его узнала. А он, казалось, только этого и ждал. Я представила (или же непостижимым способом поняла), как он улыбается под повязкой.

Ревокарт прошёлся ножом по моей руке, и я инстинктивно зажмурилась. В следующее мгновение его рука в чёрной перчатке прикоснулась к щеке – и я быстро распахнула глаза, пытаясь посмотреть на похитителя, вымолить у него… что? В его взгляде не было и капли жалости, лишь твёрдое намерение продолжить развлечение.

Одним чётким движением он разорвал на мне юбку, от самого пола почти до талии, и даже сквозь повязку было слышно, как я вскрикнула. Мучитель расплёл мои волосы, запустив в них огромные ручищи, а затем приблизил нож и срезал прядь.

От стекающих по лицу слёз моя повязка на рту, казалось, полностью промокла .Никогда в жизни мне не приходилось так бояться.

В таком виде меня грубо вытолкали на улицу. Как я потом поняла, вышвырнули меня намеренно у имения госпожи Лавинии Кродт, где как раз проходил приём. Около трёхсот человек (именно столько гостей помещалось в её бальном зале) наблюдали моё позорное падение.

Мне пришлось возвращаться домой пешком, жалея себя и оплакивая образ респектабельной дочери, который я так старательно холила и лелеяла все эти годы. На подходе к нашей улице меня вырвало. Понимая, что не готова появиться перед матерью в таком виде, я повернула в другую сторону, к речке.

Возможно, я казалась похожей на самоубийцу, но на самом деле всё было наоборот – я нуждалась в том, чтобы побыть наедине с собой, чтобы восстановить силы и быть готовой отражать поджидающие меня атаки и оскорбления.

Безлюдная улица слышала мои громкие шаги. Я понимала: если в таком виде меня кто-то увидит, будет только хуже, но желание отгородиться от всего хоть на время оказалось слишком сильным. Я спустилась к реке, зашла на рыбацкий мост и уселась там.

«Они ничего не знают, – думала я со злостью. – Не знают, что мне плевать на мою репутацию, что я скоро уеду и что мне не нужен муж. Не знают, что у меня есть покровитель, обещавший обо всём позаботиться. Не знают, что мне уже давно на всё плевать».

Я посмотрела на небо, мечтая отыскать след таинственной планеты Каскадор, о которой когда-то рассказывал великий мыслитель Ли Бергот. Нужной планеты я не увидела, но вид неба заворожил меня.

– Это пройдёт, – прошептала я звёздам в порыве эмоций. – Все эти люди недостойны моего страха. Осталось полгода – и я уеду. Главное – отточить мастерство, поступить в Мирную Академию, и тогда-то я стану счастливой!

Порванная одежда больше не согревала, и я поняла, что мне холодно.

– Я знаю, кто я, откуда и куда направляюсь… всё будет хорошо.

Произнеся эту фразу, я снова посмотрела на небо… и позорно разревелась.

А на следующий день по городу поползли слухи, которые сделали мою жизнь окончательно невыносимой. Для всех я теперь была падшей женщиной, и не могла спокойно пройти по улице, постоянно натыкаясь на любопытствующие брезгливые взгляды. Тень позора легла на всю семью.

Я дала себе слово не показывать слабость. Знала, кто устроил похищение, и не хотела давать ему ещё один повод для удовольствия. Да, наивно, но для меня было важно, чтобы до подонка не дошла ни одна сплетня о моих слезах или публичной истерике. Шестое чувство подсказывало: Ревокарт жаждет подобных новостей.

Я зажала собственное сердце в стальной кулак и лишь однажды позволила себе сорваться – когда пришла домой к наставнице Талии, но мне никто не открыл. Вот тогда-то я заплакала, окончательно сломленная всем навалившимся. В тот миг я была готова сдаться и, возможно, пойти к Ревокарту – пусть прекратит гонения любым способом и любой ценой, лишь бы Талия не отказывалась продолжать со мной занятия!

Но потом оказалось, она всего лишь задремала и не сразу услышала звонок. Открыв дверь, госпожа Граду увидела меня, зарёванную, сидящей у её двери. Я быстро вытерла слёзы и притворилась, что в глаз попала соринка. Наставница сделала вид, что поверила.

Вот так я и жила: училась, держала эмоции под контролем и отсчитывала дни, когда смогу уехать учиться в Мирны. Лишь бы поступить!

Но я также понимала, что, не мечтай я поступить в художественную академию, печальный инцидент поставил бы крест на моём желании выйти замуж. Кто попросит руки у той, кого выбросили из кареты в разорванной одежде на глазах у толпы?

Иногда я размышляла: неужели говерн ждёт, что я приползу к нему? После того, как узнала в нём похитителя? И что дальше? Попрошу меня замуж взять? Нет, я не планировала ползти, придя к ошибочному выводу, что он уже сделал всё, чего хотел: поставил выскочку – то есть меня – на место. Дальше будет легче, я выберусь, а когда уеду из города, мама с Мафодием наконец-то вздохнут свободно.

И, наверное, я бы могла со всем этим смириться, если бы не второе происшествие. Оно и стало последней каплей.

Ранним субботним утром к нам пришла полиция. Двое мужчин – один высокий, а второй, как в моей любимой детской сказке, низенький и толстый. Они заявили, что Ян Мафодий находится под стражей за попытку украсть из картинной галереи Древесной Академии одно из полотен, да ещё и подлинник, стоимостью в сорок тысяч кантов.