Екатерина Оленева - Пиковая дама (СИ)

— У Клуба огромное количество последователей. Они тебя не то что в Институте — из-под земли выцарапают. Ну как у Эммы хватило дури связаться с этим ?!

— Гораздо актуальнее вопрос как мне с этим развязаться?

— Верно, — кивнула Эвелин. — И знаешь? Я думаю, в итоге ты всё-таки правильно сделала, что рассказала Винтеру правду. Он может помочь. Кузен всегда был неравнодушен к Эмме, а в последнее время её смягчённая версия его окончательно очаровала.

— Только, по-моему, он мне не поверил, — со вздохом пожала плечами я.

— Уверена, вместе мы сумеем его убедить.

— Эвелин, можно я задам тебе нехороший вопрос?

Рыжая напряглась, но кивнула:

— Задавай.

— К тому, что случилось с твоей сестрой, ты имеешь отношение? Ведь в отличие от остальных, ты ни на минуту не усомнилась в том, что я — это не она.

— Так я и знала Эмму гораздо лучше остальных. И с тобой общалась теснее. Ведь так?

— Всё так. Но на мой вопрос ты не ответила. Причастна ты к этому или нет?

— Не знаю! В последнее время старшая сестрица во всю практиковала чёрную магию. Не просто чёрную — запрещённую. Не одной тебе история с Блэйдом не понравилась. Я тоже всё случившееся не сильно одобряла. Подозревала, что она влипла в эту историю с Клубом. Правда и подумать не могла, что Эмма — Чёрная Дама.

Эвелин вскинула на меня виноватые глаза:

— Я ей не мешала. Правда. Просто подглядывала. И могу с уверенностью сказать, что, чтобы она не делала, это было связано с магией Портала. Несовершеннолетним запрещено даже близко к такой приближаться.

— С учетом итога не без оснований.

— А, по-моему, ты отлично вписалась в наш мир. Когда мы разберёмся со всеми проблемами, почему бы тебе не остаться?

— По-твоему — одно, по-моему, другое. Эвелин, у меня в моем мире своя жизнь, родственники. Я не давала согласия на начало этой истории. Меня просто всосало в какой-то дурацкий чёрный рукав и выплюнуло. Я хочу домой.

Эвелин тяжело вздохнула и дала признательные показания:

— Ты права, я кое-что сделала. Внесла помехи в заклинание Эммы.

— Зачем?

— Боялась, что она опять хочет навести на кого-то проклятие или порчу, как это случилось с Илантой. Я и подумать не могла, что она может взяться за плетение заклинания такого уровня. Да и помехи-то были совсем небольшими. Теперь меня ожидаемо мучает чувство вины за то, что вмешалась, за то, что помешала отцу узнать правду. Я чувствую ответственность не столько перед Эммой, сколько перед тобой. Алина, ты можешь мне доверять. Не сомневайся в этом.

— Отлично. Перед тем, как мы разойдёмся задам последний вопрос: ты пойдёшь сегодня со мной к мельнице на озере?

— Думаешь, разумно туда отправляться?

— Разумно, не разумно — плевать! Я всё равно пойду. Но с тобой у меня хотя бы будет уверенность, что двигаюсь в правильном направлении, — усмехнулась я.

— Пойду, — согласилась Эвелин.

На следующий урок я шла с тяжёлым сердцем.

Вообще факультет некромантологии давил на мою неокрепшую девичью психику хотя бы обилием черного цвета и простым недостатком света солнечного. Всё-то в подземельях. Все-то в потёмках. А если не в подземельях и не в потёмках, так окна обязательно задрапированы чем-нибудь тёмненьким. Ну, или в крайнем случае, сереньким. Вот как в новом классе, где, согласно листку с расписанием, у нас должен был проходить урок Зелий. По аналогии в подсознании название чётко перекликались с Зельеварением и Северусом Снейпом из Гарри Поттера.

Большинство лиц в классе оказались совершенно незнакомы, но за столиком, стоявшем неподалёку от учительской кафедры взгляд зацепился за Сэлли, а за крайним столиком в первом ряду — Маргарет.

Не знаю, к разочарованию или к облегчению, преподаватель по Зельям ничем не напоминал Северуса. И напоминать не мог. Это была женщина и тоже блондинка. Красивая, надменная и по виду — умная.

Я вздохнула с облегчением. С врачами и учителями я всегда легче контактировала в том случае, если они были женщинами.

— Какой приятный сюрприз, — вздрогнула я, услышав над ухом голос Блэйда. — Решили составить мне компанию, мисс Дарк?

— Не то чтобы я об этом мечтала. Просто место было свободным.

Блэйд растянул губы в злом подобии улыбки:

— А о том, что вот уже четыре года я сижу на этом месте, ты, конечно же, запамятовала?

— Конечно же.

Я не поднимала взгляда, поэтому могла видеть лишь его бледные руки с цепкими пальцами.

Короткие ногти были небрежно подстрижены. Их обладатель явно о маникюре думал в последнюю очередь.

Блэйд деловито выставлял на столешницу необходимые для изготовления зелий материалы: ступку, пестик, пузырьки с различным наполнением. В одних плескалась жидкость, в других пересыпались порошки. Даже плотно закупоренная пробка не могла полностью заглушить едкий химический запах, распространяющийся от запечатанных в сосуды ингредиентов.

Рукав тёмного свободного одеяния, напоминающего нечто среднее между средневековым камзолом и робой, отодвинулся, приподнимаясь. Взгляду открылись тонкие белые шрамы, опоясывающие кисть словно браслеты.

Видимо, перехватив мой взгляд, Блэйд тут же опустил руку и раструбы рукавов скрыли следы то ли ритуала, то ли попытки самоубийства.

— Сиятельная ведьма так и будет наблюдать за своим недостойным рабом? Или займётся тем, чем ей и положено, — с сарказмом вопросил мой неожиданный напарник.

— Охотнее занялась бы наблюдением.

Он равнодушно пожал плечами и лёгким щелчком пальцев зажёг маленький огонёк на фитиле спиртовке.

Словно зачарованная, я следила за тем, как Блэйд смешивает порошок изумрудного цвета с серым, распространяющий едкий запах аммиачной селитры. Лёгким движением смешав их он ловко пристроил емкость в держатель.

— Ты похоже всерьёз решила раздразнить учителя? Тебе безразлична плохая оценка? Чем больше гляжу на тебя, тем больше интересных изменений наблюдаю.

— И всё же ты не так уж наблюдателен, как думаешь, — пристроила я подбородок на сцепленные замком руки.

Блэйд резко поднял ресницы и меня словно обожгло холодом, столько уничтожающей ненависти было в его глазах.

Я ощутила, словно невидимая петля снова стянула шею, хотя и понимала — это лишь память о нашей недавней встрече.

Он улыбнулся, и улыбка эта походила на оскал гиены.

Не знаю, почему мне была небезразлична его ненависть? Почему меня цепляла боль совершенно незнакомого человека, демонстрирующего всеми силами свою неприязнь? Но что-то в парне всё равно цепляло. Привлекало внимание, как не может не привлекать приближающаяся буря, сверкнувшая во тьме молния или разверзшаяся у ног пропасть. Опасный и умный, горький, как полынь, он внушал уважение, опасение, любопытство, сочувствие.