Екатерина Оленева - Пиковая дама (СИ)

Все мои мысли занимала предстоящая дуэль.

— Как мы уйдём? — спросила я шёпотом у Эвелин.

— Просто. Встанем и выйдем.

— Разве нам не будут задавать вопросы?

— Вот тут репутация моей милой сестрички только на руку, — прошептала рыжая, понизив голос так, чтобы нас не могли услышать. — Конечно, девчонки будут задаваться вопросом. Но никто из них не посмеет сделать это вслух.

Мы стали собираться как раз тогда, когда остальные разбирали кровати для сна. Накинув плащ на плечи, капюшон на голову, спрятав в рукавах Стило, отправились искать приключения на свои пятые точки.

Луна в последней четверти половинкой сыра висела на небе, распространяя по земле тусклое, умиротворяющее свечение.

Пока мы шагали по территории Института, с ней худо-бедно соперничали фонари, но стоило пересечь его границу, как ночное светило осталось единственным источником света. Мы оказались почти в полном мраке — под деревья лунный свет от убывающей луны не слишком-то проникал.

Я шла на ощупь, боясь отстать от Эвелин хотя бы на полшага.

И всё, что осталось в памяти — ветки, ветки, ветки.

Деревья возносили почти ровные, обнажённые стволы к небу. Их ощетинившими ежами сторожили раскидистые колючие кусты и непролазные заросли ежевики. Между узловатыми, выпирающими из земли, корнями петляла едва заметная тропинка.

Тонкий звук, похожий на зловещую высокую музыкальную ноту, разнёсся в ночной тишине, заставив вздрогнуть. В нём не было агрессивности. Скорее неизбывная тоска потерянной души, не сумевшей отыскать дороги домой.

— Что это? — испуганно схватила я за руку Эвелин.

— Сова, — небрежно бросила она через плечо.

Словно в подтверждении её слов раздался куда более сердитый, но вполне узнаваемый хохот филина.

— Чёрт!

Пробираться по такой дороге, путаясь в длинных юбках, паутине и бликах было точно не сахар. Я старалась не думать, что за твари могут таиться в лесу. Проще верить, что лес самый обычный, каких много в моём родном мире — приручённый, обезжизненный, с кучей мусора через дерево и отсутствием дикого зверья.

Пронзительный крик неясыти повторился, заставляя обернуться, зажимая в руки единственное орудие — Стило. Возможно, в руках настоящего волшебника оно действительно имело смысл. Но в моих ободряло не сильно.

Зловещие клочья наползающего тумана фосфоресцировали в темноте. Откуда он взялся? Мгновение назад его ведь не было.

— Эвелин?.. — позвала я.

В ответ — шелест. Неясные, пугающие, полные насмешки и равнодушия шёпоты ночи. Наплывающие один на другой силуэты чёрного и белого дыма.

— Эвелин?!

Куда она могла деться в одну секунду? Не могла она далеко уйти. Ведь только что я держала её за руку?

Заметив силуэт в капюшоне, спокойно стоящий в просвете между двумя стволами дерева, я на мгновение перевела дух с облегчением. Но облегчением быстро улетучилось.

— Эвелин тут нет.

Голос звучал не просто спокойно. Он был безжизненным. И, увы, знакомым.

— Блэйд? — попятилась я. — Что ты тут делаешь?!

— Жду тебя.

— Но… но разве ты не должен быть сейчас у мельницы? — беспомощно залопотала я.

— На дуэль с Винтером я ещё успею. Главная моя цель не Винтер. По большому счёту мне нет до твоего кузена дела. Моя цель это ты.

Я смотрела на него, спокойного, решительного и непреклонного и меня охватывала паника.

— Стой! Подожди! — подняла я руки в умоляющем жесте. — Ты не прав! Ты делаешь ошибку!

Но меня никто не слушал.

— Сегодня будет закрыт счёт, который ты из простого каприза открыла в прошлом году, — спокойно ронял слова Рет, словно комья земли на мою могилу. — Кажется, перед казнью принято говорить о прощении? Но я простить тебя не хочу. Надеюсь, боги не простят тебя тоже. Будь проклята, Эмма Дарк.

Чтобы сделали вы на моём месте?

Мои нервы сдали, и я кинулась бежать в лес, не разбирая дороги.

Листья и ветки хлестали по лицу, корни норовили дать подсечку. То хватаясь руками за острые кусты, то поскальзываясь на влажной от раздавленного мха земле, я неслась вперёд, протискиваясь между деревьями.

Не знаю, что за сила заставила меня сбавить ход, иначе я бы с разбега рухнула в обрыв.

Земля вдруг резко ушла из-под ног.

Я замерла, опершись рукой на ствол ближайшего дерева.

Слух резало собственное прерывистое, хрипящее дыхание.

Вид, что открывался с обрыва, в другое время я, наверное, сочла бы прекрасным. Узкая коса земли, чёрное звездное небо наверху, черное звездное небо внизу, перевёрнутое в отражение чернильного озера.

А потом…

Я точно не поняла, что случилось. То ли земля осыпалась, то ли что-то сильно толкнуло в спину, но я с визгом покатилась вниз, больно ударяясь локтями, коленями, спиной — всем, чего касалась телом, пока катилась, как брошенной рукой великана мяч.

Когда небо и земля перестали меняться местами, я со стоном приподнялась на локтях. Осознав, какое расстояние пролетела, впала в ступор. Совершенно непонятно, каким чудом я не сломала себе шею!

Однако, попытавшись снова шевельнуться, поняла, что радость была преждевременной. Судя по боли, обручем сдавившей бока я сломала рёбра. Каждое движение давалось с большим трудом.

Страх вновь отвратительным липким змеем заструился по позвоночнику.

«Господи, помоги!», — пронеслось в голове.

Вода заливалась в уши, в горло, в нос. Мешала двигаться. Любое действие словно уходило в вату.

Но, к счастью, вода же мешала увидеть то жуткое нечто, что с беспощадностью бездушной машины утягивало ко дну.

Когда тонешь, план действия не составляешь. Просто лупишь куда попало руками и ногами, стремясь вырваться из плена смыкающихся над головой волн. Конвульсивно, скорее топя себя, чем выплывая.

Пока хватало сил, я боролась, не открывая глаз. Но вскоре воздуха в лёгких не осталось. Задерживать дыхание не получалось и, впуская в лёгкие воду, я открыла глаза.

Прятаться от ужасов смысла не имело. У меня скоро не останется сознания, чтобы чего-то бояться.

Это был утопленник. Вернее, утопленница.

Полагаю, некогда это раздутое осклизлое чудовище с колышущимися, словно водоросли, волосами, было Илантой Кадэр? В меркнущем сознании промелькнул обрывок мысли: как странно, что труп так и не достали.

Видимо, недостаток кислорода уже начал сказываться. Иначе чем объяснить, что девушек было двое? Одна мертвая, другая — вроде как живая. Красивая. Похожая и не похожая на Азу. Впрочем, в агонии легко ошибиться.

«Торобоан тюажарто алакрез! Тюа жарто алакрез. Лакрез улис йузло пси я мерв тёд ипр адгок».

Во мраке, с каждой секундой всё плотнее обступавшем, вспыхнул яркий свет, озаряя все, что до этого оставалось незаметным или непонятным.