Екатерина Оленева - Ангелы не умирают (СИ)

Тёмное резкое лицо с пронзительными серыми глазами запечаталось в памяти словно кадр на фотоплёнке.

Линда опасалась, что Ливиан слышит, как колотится в волнении её сердце, испуганно и зло. Сердце ведь не дыхание, его не затаишь.

— Будешь держать меня на пороге? — прохладно поинтересовалась Линда.

Ливиан посторонился:

— Входи.

Печатая шаг, скрывая за показной надменной самоуверенностью страх и растерянность, Линда вошла в квартиру.

— Гостей не ждал, так что извини, — пожал плечами Ливиан, перехватив брезгливый взгляд незваной гостьи, скользнувший по серым потёртым обоям, залежам бутылок под столом, пепельнице, полной засыпанных пеплом, окурков, развороченной постели с не первой свежестью простынями.

— Что тут сказать? Скучноват пейзажик, — поделилась наблюдением Линда, стараясь скрыть охватившее её облегчение и радость — искомый ноутбук стоял прямо на столе. И (о, удача!) был включен.

Сирена ничего не говорила ни о каких программах. Её инструкции были простыми и чёткими — просто заразить вредоносной программой ноутбук Ливиана. Если что-то не сработает, это уже будет не её вина.

— Сказать, что я удивлён твоим визитом — ничего не сказать. Что тебе нужно, Линда? — голос Ливиана был столь же сдержан и прохладен, как и голос Линды.

Линда словно со стороны, не без удивления услышала собственный голос, произносящий странные реплики, как актриса в театре.

— Я хочу, чтобы ты оставил мою сестру в покое.

Удивление на лице Ливиана не стало для Линды откровением. Именно так и должен выглядеть ошарашенный человек, когда на него, словно ведро с водой, выливают совершенный бред.

— Я — сделал что?

— Не смей даже приближаться к Мередит! Я этого не потерплю!

На самом деле Линда говорила первое, что придёт в голову. Ну не могла же она просто стоять и моргать? Внезапность возмущения, как и повод, по которому оно случилось, не могли не ошарашивать.

Ливин, к тому же, был не совсем трезв (Линда пришла к выводу, что совсем трезвыми Кинги никогда не бывают). Ему явно с трудом удавалось соображать. Особенно — по притянутому за уши обвинению.

— Я, откровенно говоря, не понимаю, о чём ты?

— Будешь утверждать, что не приставал к моей сестре?!

— Что за ерунду ты сейчас несёшь?

Линда прекрасно знала, что несёт чушь. Но отступать не собиралась. Ей просто нельзя было этого делать!

— Я даже не буду говорить о том, что у тебя нет совести — ты и так прекрасно знаешь это. Оставь в покое мою сестру и найди себе другое развлечение. У тебя нет прав играть её чувствами.

— Не знаю, что она тебе наговорила, но, уверяю тебя, кроме пары ничего не значащих поцелуев, у нас ничего с ней не было и быть не могло.

Линда замерла, глядя на Ливиана дикими глазами. Она думала устроить сюрприз ему?..

— Что ты сейчас сказал?.. — выдохнула она.

Линда всегда была сдержанной. Она была просто воплощенная сдержанность. Но в этот момент её накрыло такой волной ярости, на какую она просто не считала себя способной. Нет, до бабского визга она не опустилась — бросилась на Ливиана молча. Правда, совершенно по-бабски. В бокс она не ходила, чёрного пояса по каратэ не имела — по-иному попросту не умела. Если бы её спросили, она бы затруднилась с ответом, что пыталась сделать — выцарапать глаза, удушить, просто навешать тумаков.

Но порыв её, дикий и неукротимый, разбился в одно мгновение, как взметнувшаяся волна о волнорез.

Блокировав удар, Ливиан впечатал её в стену, сжимая рукой горло, а второй замахнувшись для удара.

Он ударил. Коротко, резко и быстро, как кобра. Слава богу, не по лицу, я рядом, в стену, оставляя на обоях вмятину и неприятный, ржаво-алый след от сбитых в кровь фаланг пальцев.

Из глубины глаз на Линду глянуло дикое, разъярённое, готовое вот-вот вырваться из преисподней, чудовище. Но тут же ушло, будто кто-то из бездны резко натянув поводок, вновь посадил его на место.

— Ты! Чёртово отродье! Хочешь поиметь нас обеих?

— А кто бы отказался? — зло засмеялся Ливиан. — Уймись, дура. Мне нравится твоя сестра. Хорошая девочка. Она нравится мне настолько, что я ввязался в папочкину авантюру, умыкнув тебя у его парней. И судя по всему, зря. Если бы просто стоял в стороне, у тебя не было бы повода меня ненавидеть. Так?

— Я скорее трупом лягу, чем дам тебе приблизиться к моей сестре!

— Ну, твой труп — это вовсе не проблема. Ты — вообще не проблема. Просто мы в разной весовой категории. На твоё счастье, я предпочитаю не марать руки и всякую мелочь, копошащуюся под ногами. Но будешь копошиться слишком сильно, раздражая, раздавим, не моргнув глазом.

Рука Ливиана чуть ощутимей сжалась шее Линды. Не причиняя боли или серьёзного неудобства. Его лицо было так близко, что её мутило от ненависти. Если бы только можно было до него дотянуться! Если бы только можно было унизить так же, как унижают её!

— Мой отец достаточно ярко продемонстрировал на что мы способны, обозначив намечающиеся для тебя перспективы. Не могу понять, почему ты предпочла это проигнорировать.

— Потому что трудно проигнорировать способ, которым это было сделано. Трудно просто перелистнуть страницу, на которой он разбил мою жизнь, когда убил моих родителей. А ведь мой отец был его другом, работал на него, доверял ему! А Кинг просто смахнул его из этой жизни — и забыл об этом, как о чём-то незначительном! Расскажи, какого это быть вами? Такими надменными, самоуверенными, неуязвимыми ублюдками? Какого это — ни во что не ставить ни свою, ни чужую жизнь? После того, что сделал, как ты спокойно смотришь мне в глаза? Да ещё смеешь говорить о моей сестре?

Ливиан усмехнулся. Уголки губ язвительно изогнулись:

— Вообще-то, ты кое-что путаешь. Я не смел говорить о твоей сестре — это ты заговорила о Мередит. И что помешает мне честно смотреть в глаза тебе? С моей точки зрения я спас тебе жизнь.

— Ты ещё скажи, что рисковал жизнь и честью!

— Нет. Но мои нервы и спокойствия для меня тоже немало значат. А ты разрушаешь и то, и другое. Вот какого чёрта, очень хотелось бы мне знать?

— Я тебя ненавижу!

— Да сколько угодно. Но не могла бы ты этим развлекаться где-нибудь в другом месте? Тем более, что это, кажется, тебе не особенно-то и нравится?

Ничего другого Линда так сильно и не хотела. Прочь отсюда — как можно дальше, без оглядки.

Но сначала нужно сделать то, из-за чего она всё это затеяла.

— Ты прав. Мне здесь не нравится. Мне не нравишься ты и вся твой сумасшедшая семья. Я даже не знаю, зачем пришла сюда? У меня нет на это видимой причины. Но с того самого дня, когда всё случилось, я словно больна и нигде не нахожу себе места. Мне кажется, что грязь всюду, везде — снаружи и внутри. Откровенно говоря, разговор о Мередит был уловкой.