Галина Гончарова - Дар смерти

Глупый вопрос. Ответ-то я уже знаю.

Из окон лечебницы за нами наблюдали не меньше десятка человек, я эти взгляды всей кожей чувствовала.

Ронтен скривился — и перешел в наступление.

— А что вы хотите, чтобы я на вас женился?

Я так шарахнулась, что даже лошади занервничали.

— НЕТ!

Глаза у виконта стали выразительные. Кое-как я взяла себя в руки.

Ах, как бы мне хотелось ему сказать сейчас в лицо: «Ваше сиятельство, больше всего на свете я хочу, чтобы вы забыли о моем существовании. Не оказывали мне знаков внимания, не приезжали, не помнили об этом месте. У нас разные дороги и разные судьбы. Я спасла вам жизнь — не заставляйте меня пожалеть об опрометчивом поступке».

Хотелось бы.

Нельзя.

Я — горожанка, каких много, он — виконт. Даже если меня сейчас запихают в карету и увезут, никто пальцем не пошевелит.

И я звонко рассмеялась.

— Ваше сиятельство, вы всегда так… интересно ухаживаете за девушками?

Виконт моргнул. Глупое выражение лица сменилось на понимающее. Ну да, к этому он и привык в высшем свете. К торгу высокородных продажных девок.

Меня ведь тоже так продавали…

— Госпожа Ветана, ни в коей мере я не хотел оскорбить ваши чувства, принося свой подарок. Надеюсь, вы примете его, в знак моей глубокой признательности.

Я склонилась в низком почти придворном поклоне.

— Господин виконт, могу заверить вас, что вы сделали великое дело. Составите мне компанию, прошу вас?

— Разумеется.

Мне была предложена рука, и я оперлась на нее. И уверенно развернулась обратно в лечебницу.

Ронтен посмотрел непонимающими глазами, но пошел вслед за мной. Что, думаешь, я тебе прямо здесь отдамся в кладовке?

Э, нет.

И я толкнула дверь в первую же палату. Четверо человек. Всех я знаю, все их болезни…

— Знакомьтесь, виконт. Это Саймон Торн, плотник. Сильное повреждение ноги, воспаление. Требуется настойка из коры белой ивы, чтобы снять жар, а еще примочки из колючника [6] Алоэ, прим. авт. , болотной клюквы, эвкалипта… благодаря вам у нас есть теперь эти средства.

— Спасибо, милорд.

Плотник смотрел с кровати.

Хороший мужик, детей трое, вот и не обращался, пока уж вовсе плохо не стало. Монету сшибал, да и жене одной сложно. И денег лишних на лекаря нет.

— А это Дейв Митар, у него сильное воспаление в груди. Ему требуется очень многое. Отвар серого мха, бузины, с добавкой ядровых орехов [7] Грецкие орехи, прим. авт. , припарки с хреном на стопы ног… Благодаря вам, ваше сиятельство, мы сейчас можем лечить этих людей.

Дейв хотел что-то сказать, но закашлялся. Сильно, жестоко, едва не до рвоты, тощее тело скрючили жестокие спазмы, заставляя корчиться на кровати, вырывая слезы. Не долго думая, я поддержала бедолагу, влила в него несколько ложек настойки, подождала, пока приступ стихнет, потрепала по волосам.

— Все будет хорошо. Справимся.

Одна палата, вторая третья, больные лица, воспаленные глаза, слова благодарности…

На пятой палате виконт сломался.

— Простите… мне надо выйти.

Я проводила его на улицу. Сама заскочила в лечебницу, быстро плеснула кипятка в стакан с травами, добавила пару ложек меда, размешала.

— Выпейте.

— Что это?

— Ничего особенного. Смородина, мята, малина, мед, немного ягод — то, что вы купили и прислали. Поможет прийти в себя.

Виконт послушно осушил стакан, кивнул мне.

— Спасибо. И вы так… каждый день?

— Да. А благодаря вам эти люди выживут. Понимаете? Король выделяет средства, но сюда доходит не так много — чиновники всегда… о, я не говорю, что они воруют, но…

— Не надо, Ветана. Я понял.

Я сжала его руку.

— Вы хотели произвести впечатление на девушку, но не поняли, сколько добра принесли людям.

Ронтен посмотрел на меня. И впервые — иначе.

Не как на объект охоты. Нет, на девушку, которую хотят уложить в постель, так не смотрят. С робким любопытством и даже зародышем уважения.

— Неужели вам не противно? Не тяжело?

— Ваше сиятельство, если бы я так думала — вы бы уже умерли. Поверьте, это тяжелая, грязная, каторжная работа, но зрелище здорового человека, который уходит из лечебницы на своих ногах, счастливые глаза его семьи, искупают все.

Ронтен сжал губы.

— И так изо дня в день? Чужая боль, кровь, грязь…

Я поднесла пальцы к вискам.

— Этого хватает в любой жизни. Виконт, я не стану произносить красивых слов. Я работаю, я получаю деньги за свою работу, я далеко не все умею, здесь есть лекари лучше меня. Я просто делаю, что могу. Вот скажите, зачем вы — виконт?

Такого вопроса от меня не ожидали.

— Я родился…

— Я понимаю. Ваше сиятельство, а зачем? Для чего вы живете? Чтобы гонять по улицам, заполняя пустоту? Или все же иное? Вы же аристократ, у вас есть земли, там живут люди, и они зависят от вас.

Судя по глазам виконта — управляющий разбирался с людьми. А благородного господина это не касалось. Но не признаваться же?

— Ваше сиятельство, мы, лекари, так же отвечаем за этих людей, как и вы за своих подданных. Только вы — от рождения и до их смерти, а мы на короткое время. Но за эти дни мы делаем очень многое. Мы отдаем им все силы, всё время, часто вырываем куски из своей жизни, отнимая их у родных, близких, детей… Вы деретесь на дуэлях, а мы сражаемся со смертью. Постоянно, безжалостно… И часто, очень часто она побеждает.

— И вы так же не поднимаетесь?

— Говорят, что у каждого лекаря свое кладбище. Знаете, ваше сиятельство, страшно, когда кто-то умирает. Когда ты не можешь помочь, потому что не хватает знаний, умений, когда можно было бы спасти человека, и может быть, кто-то другой смог бы, но не ты. Он уходит, а ты смотришь в глаза его близким, и понимаешь, что такое настоящая боль. А еще страшнее, когда не можешь помочь потому, что не хватает самого простого. Лекарства, бинтов… мы ведь тут медяки получаем. Поневоле взвоешь волчицей. Не накупишься, потому что жить на что-то надо, а люди умирают. Вы не поняли, сколько вы для нас сделали. Вы просто не поняли…

Я почти шептала.

Виконт смотрел на меня, а потом провел рукой по моей щеке.

— Не надо плакать. Все будет хорошо.

Я плачу?

Как странно…

Виконт уехал, не приглашая меня с собой. И выглядел он оглушенным.

Не стану обольщаться на его счет, он вскоре придет в себя. Привычная жизнь поманит, потянет, и все начнется заново. Гонки, пьянки, девки… Но мне хотелось, чтобы он увидел.

Увидел то, что каждый день вижу я, и стараюсь не сойти с ума от боли.

Отчаявшиеся лица, гримасы боли, запавшие глаза…

Он на лошадей тратит больше, чем корона на лечебницу в месяц. А скольким людям он мог бы помочь? А все его титулованное стадо?

То-то и оно.

А если уж вовсе глубоко, у меня была и другая цель.