Unknown - Заклятые враги (СИ)

- Я должен отблагодарить тебя как-то за то, что ты решила мне помочь, - промолвил наконец-то он. - Может быть, ты чего-нибудь хочешь?

- У тебя ничего нет.

- Пока что у меня есть деньги. По крайней мере, то, что осталось в казне Торрессы, да и сбережения матери… Они теперь мои. Я заберу всё, что смогу, и тоже уеду.

- А как же борьба за трон?

Бонье ничего на это не ответил. Бороться за трон казалось глупым, и теперь он понимал это с невообразимой для себя самого ясностью.

- Мне он не нужен, - прошептал наконец-то парень. - В любом случае, править я совершенно не умею. Может быть, отправимся в Халлайнию вместе? Или в какую-нибудь другую страну, только не этого континента. У нас будут деньги, а золото ценится повсюду. Поскорее отправимся в путь, там обоснуемся, ведь вдвоём всегда легче. Ты ведь ведьма - ты сможешь защитить себя, - а что мне делать в гордом одиночестве с деньгами на чужих дорогах?

Она рассмеялась. Когда-то, когда эта жизнь закончится, может быть, она вновь понадобится Дарнаэлу Первому или даже его надменной Эрри. Но сегодня Мизель вольна была выбирать.

- Хорошо, - выдохнула она. - Отправимся вместе, раз уж ни тебе, ни мне нет пристанища в этом мире.

Ей не хотелось сознаваться, что она просто пыталась объединить все земли континента под эгидой одного правительства. Так предсказано; великое пророчество, о котором больше никто никогда не вспомнит, может быть, и имеет до сих пор поразительную важность - оно, по крайней мере, ясно указывает, как той стране жить дальше.

Хватит им разрываться на части.

Она встала, приняв протянутую ладонь Бонье, вероятно, скорее для того, чтобы подтвердить его силу. Оттенок несуществующей власти. Прикрыла волшебством за их спиной дверь.

Они, может быть, довольно удачно отыщут того, кто доправит их до Торрессы. Совсем скоро окажутся в казне, возьмут столько, сколько им понравится, и исчезнут.

Мизель улыбнулась..

Она всегда исчезала.

Она всегда возвращалась.

***

Больше всего Эльм походил на призрака. Эрла склонилась над ним, касаясь кончиками пальцев щеки, и словно пыталась вдохнуть жизнь в помертвевшие, побелевшие губы.

Однозначно, мать никогда не была достаточно хорошей целительницей для того, чтобы возвращать человека к жизни. И уж точно достаточно сильно ненавидела Марсана, чтобы желать ему смерти.

Тем не менее, он выжил. Может быть, вопреки всем стараниям королевы, а может, она и вправду наконец-то вспомнила о том, что её дочь достойна хоть какого-то счастья.

Разумеется, после вмешательства Лиары к ним приходили лекари. И Рэй - правда, с него такой медик, что Эрла, даже если б брат возжелал помочь, вряд ли позволила ему приблизиться к Эльму.

Но он, пожалуй, понимал, что скорее уж угробит парня, чем его исцелит - только улыбнулся, пытаясь немножко поддержать её, и ушёл.

После этого, как показалось Эрле, стало немного легче. По крайней мере, сердце перестало колотиться в груди, будто бы безумное, и она испытала определённое облегчение от того, что её оставили в покое. Наедине с ним.

Принцессе думалось, что ещё несколько дней у них есть, пока Марсан не поправится. Пока не придёт в себя и не заговорит с нею. После этого принято вновь разойтись по разные стороны баррикад и больше никогда не сходиться, потому что мама ни за что не простит ей этого.

И, конечно же, Эрле не хотелось, чтобы эти несколько дней закончились слишком быстро. Может быть, она и желала ему скорейшего выздоровления, но так хотя бы можно было оказаться рядом. Вспоминать обо всём, что он в ней умудрился перевернуть и переменить, исправить и подкорректировать. Она никогда не была достойна стать королевой, но после встречи с ним будто бы изменилась. Стала ровнее, упрямее, смогла даже сыграть роль Лиары - пусть и неохотно.

Эльм всегда был бледен, сейчас же девушка была уверена, что, наверное, мог слиться с флагом Эрроки, отливающим синевой. Или со своими снежными волосами - ни единого тёплого оттенка в морозе чуть отросших прядей.

Но сейчас, без пыли войны и кровавых пятен на одежде, в постели на фоне светлых чистых простыней, он казался таким умиротворённым. Никакой воинственности, никаких попыток напасть - может быть, даже ненависти не было во взгляде. Теперь Марсан был будто бы истинным герцогом, выступившим за свободу своего горного города и пострадавшим во время битвы.

Разве мать согласится на то, чтобы ему вернули титул? Разве у них есть шанс? Может быть, Эрле и было всё равно, с кем оставаться, с вечным преступником или почтённым гражданином, но ни отец, ни мать, ни кто-либо другой этого не поймут. А она ведь влюбилась в первого мужчину, не являющегося ей родственником, с которым смогла общаться наедине.

Столько лет сопротивляться материнской власти, чтобы нарушить её только так. Может быть, её и не похищали?

Наверное, она тогда всё-таки сама с ним сбежала, а не позволила себя утащить за тридевять земель.

Эльм шумно вдохнул воздух, и пальцы его непроизвольно сжали простыни. Эрла покачала головой - разумеется, он уже не был болен, просто набирался сил. И сердце его гулко билось в груди, и дыхание приходило в норму, а теперь вот сбилось, и ресницы затрепетали, свидетельствуя о том, что её покой оборвётся раньше, чем она могла подумать.

Принцесса поднялась, с сожалением посмотрела на него, склонилась и коснулась мертвенно холодных губ - а потом выскользнула за дверь, пытаясь убедить себя в том, что для этого достаточно сильна.

Или, может быть, вновь поддалась матери.

***

Шэйран проводил у этой проклятой берёзы вот уже третий день. Разумеется, отрываясь на то, чтобы заглянуть к замершей над любовью всей своей жизни сестре, навестить необыкновенно молчаливых, но всё ещё ссорившихся родителей. Иногда с ним оставалась Моника - пыталась поддержать и осторожно сжимала ладонь, но после ускользала куда-то, не собираясь оставаться с ним достаточно надолго.

Ведь у них в Эрроке всё ещё матриархат. И если королева Лиара пожелает, то всё вернётся на круги своя. Никто не посмеет изменить действительность только потому, что они победили в бесконечно долго тянувшейся войне, такой отвратительной и гадкой, что вряд ли хватило бы слов, чтобы описать её достойно.

Но всё это не имело сейчас никакого значения.

Рэй бы с радостью боролся с новым врагом, столкнулся с очередными политическими перипетиями в пределах родной страны - это всё было таким привычным и понятным, что он даже не сомневался - вновь всё встанет на круги своя, и отец опять будет прибывать раз в год во вражескую столицу, чтобы задержаться чуть дольше, чем на несколько дней.

И с Моникой они, может быть, разойдутся, так и не успев провести вместе хотя бы несколько дней. Это ведь, в конце концов, так для него характерно - позабыть о том, как хотелось бы жить на самом деле, и отпустить её только потому, что так вещает её же, не его, религия.