Юлия Шолох - Адаптация

- Я боюсь за тебя, - сказала я одними губами, потому что не рискнула орать, когда меня караулят хищники. К чему привлекать их лишнее внимание, которое и так целиком и полностью принадлежит мне?

Его губы шевельнулись в ответ, и я вдруг совершено четко услышала его тихий голос:

- Верь мне.

Несколько ударов сердца, остатки сил, которые я титаническим усилием воли собрала в целое – и я кивнула. Он должен знать, что делает, ведь Парфен не похож на глупого подростка, безосновательно уверенного в собственных силах. Раз он говорит, что нужно бежать, я это сделаю.

Он тем временем показал три пальца, потом два. Потом один.

Я приготовилась спускаться, стараясь не представлять, как глупо буду выглядеть, когда поползу вниз по столбу, потому что прыгнуть я, конечно, не смогу, побоюсь разбиться, а иначе мне не спуститься.

Потом Парфен сжал руку в кулак, заканчивая отсчёт, и одновременно бросился вперед. И хотя проделал он это почти беззвучно, еле слышного шороха оказалось достаточно, чтобы звери оставили меня и бросились к источнику шума.

Я заставила себя сосредоточиться на столбе и неуклюже сползла вниз, расцарапав живот, а потом как было велено, побежала в заросли. Надеюсь, поблизости не устроила себе лежбище парочка таких же зверушек.

Сердце колотилось так сильно, что удивительно, как не выскочило, уши заложило, как при взлёте, но кажется, меня никто не преследовал.

Оказавшись за ближайшим деревом, я не выдержала и всё-таки обернулась посмотреть, как у Парфена дела. Он висел и покачивался на одной руке на какой-то ветке, воткнутой в верхушку груды камней, прямо как Тарзан из мультиков, которые я обожала в детстве, а зверольвы косились на его болтающиеся ноги и били хвостами по земле, словно собирались прыгать. Значит, он не собирается драться с ними вручную, от сердца отлегло, и я побежала дальше.

Немного смущала необходимость взбираться на помост к дикарям, которые с восторгом наблюдали за происходящим представлением, но других вариантов не было. Тут, знаете ли, всё-таки немного безопаснее, чем посреди леса, наводненного хищными зверольвами.

Взобравшись по болтающейся лестнице и по пути ободрав ещё и ладони, я вскочила на ноги, обернулась и вцепилась руками в шаткие перила, окружавшие помост. В кожу немилосердно впились остатки не срезанной коры, но куда больше меня волновало, как там кисеец.

Парфен, оказывается, был уже от нас недалеко, бежал по земле, но и звери бежали за ним, оставляя между собой и добычей всё меньше расстояния, так что встреча их была неизбежна.

Нужно отвлечь зверольвов или я останусь старой девой. То есть никогда не выйду замуж. Где я ещё найду такого человека, который бросится меня спасать? Да хоть всю вселенную перерой, больше штуки в руки точно не выдают.

Думай, Айка, думай! Придумай что-нибудь немедленно, иначе шанс, который дал тебе Парфен, окажется неиспользованным. Что же делать?!

А где, чёрт побери, остальные кисейцы? Они же летели за нами следом всей гурьбой? Почему тогда они бросили Парфена одного решать проблемы и неизвестно где прохлаждаются?

Парфен тем временем исчез в последней пушистой вершине похожего на облако куста и теперь между ним и помостом не осталось ни единого укрытия, где можно было передохнуть. Однако почти сразу же он вынырнул из игольчатой кроны, держа в руке двух каких-то небольших животных с бурой кожей – их длинные лапы болтались на ветру, как завязанная узлами веревка. Потом он достал из-за пояса нож. Вернее я думаю, это был нож, судя по тому, что он стал вытворять с местными зайцами. Я даже глаза на время прикрыла, хотя видно было не очень хорошо.

Этих зайцев, разрезанных и вывернутых наружу внутренностями Парфен забросил далеко в противоположную от платформы сторону, а когда звери, проследив за броском, радостно запрыгали туда же, спрыгнул с дерева и понесся к нам.

Я так думала, наблюдая за приближающимся Парфеном, что зверушки на самом деле оказались не то чтобы очень злыми, и не особо умными, скорее игривыми, не осознающими насколько их игры травмоопасны для подобных мне существ. Или они играли только в Парфеном? Если допустить на миг, что рассказанная гудронкой сказка правдива и кисейцы пошли от таких же саблезубых хищников, как зверольвы, вполне вероятно тогда, что они способны понимать друг друга без слов.

Буквально через минуту зверольвы вернулись к дереву-шару, быстро и мелко семеня лапами и активно облизываясь, но Парфен уже карабкался на помост.

Дикари уважительно загудели, как только его макушка поравнялась с навесом, а после он подпрыгнул и оказался там, где я стояла и крепко держалась за перила, потому что не могла разжать рук.

Вот его голова с всклокоченными волосами, вот глаза, сразу нашедшие среди дикарей меня, и грудь, высоко поднимающая от судорожного дыхания, и наконец, штаны, ниже колена истрепленные и извазюканные так сильно, что, похоже, их остаётся только выбросить. На футболке крупные пятна крови, но я уже знаю, что кровь не его.

На секунду он нагнулся, упираясь руками в колени, сделал пару глубоких медленных вздохов, а потом выпрямился и шагнул ко мне.

Я отцепила руки от поручня и положила ему на плечи. Вернее, скорее перенесла, как нечто несгибающееся, как будто вместо пальцев у меня теперь хрупкие веточки. Его сердце билось так сильно, будто его то и дело било током, а глаза всё еще горели пережитым страхом. И сомневаюсь, что он боялся зверушек.

И он весь был таким тёплым, таким основательным, что на задний план отошли все страхи, которые не давали мне покоя уже много дней подряд. Такого умиротворения и одновременно такого желания ощутить чужое прикосновение я не испытывала уже давно. Возможно, никогда.

Парфен выдохнул, так, будто хотел что-то сказать, но не смог, резко обхватил меня руками за талию, потянул на себя и поцеловал. Его губы тоже оказались идеальными – мягкими и нежными, и целовался он, к счастью, так, что оставалось только порадоваться, что я не погибла до того, как уточнила данный вопрос.

И меня охватило самое настоящее слепое сиюминутное счастье, в котором теряешься, как будто пропадает понятие времени. Есть только ты, он и этот чудесный миг ничем не замутненного восторга между вами. И его губы говорили, что ему происходящее нравится ничуть не меньше, и что мои губы так точно отзываются на малейшее его движение, как будто привыкли это делать. Ну, или просто слишком долго этого ждали…

А на самом деле довольно сложно целоваться, когда задыхаешься, а сердце колотится так, что видишь только белые пятна от перевозбуждения и нехватки кислорода.

Сложно. И очень вкусно.

- Айка… - прошептал Парфен, на секунду открываясь от моих губ.