Katrina Sdoun - Запретный плод [СИ]

Хотелось обернуться и оглядеть толпу, найти глазами Бена и Мариссу, но я сжала ткань платья в кулачках и ускорила шаг. Проклятье, меня же трясло от ревности! Сама уговорила его окрутить Мариссу и выведать как можно больше – так было нужно для нашего общего дела. Ревность – поганый червь, пожирающий сердце изнутри, и в большинстве случаев она не поддается логике. Особенно когда осознанно отправляешь объект своего вожделения в объятия другой женщины. С моей подачи Бен в эту самую минуту где-то обжимался с Мариссой, хотя восторга моя гениальная идея у него не вызывала. Я поняла это по тяжелому ледяному взгляду, которым он одарил меня, когда мы расставались перед балом. Так что наберись терпения, Эшли, и не рисуй в воображении страшные картины гипотетической измены! Бен пошел на это ради тебя и расследования, так что еще стоило проявить благодарность к его героическому поступку. Но от чего же тогда ком в горле и глаза щиплет?

Меня несло потоком к приемному залу, музыка гремела, разносясь тонкими отголосками эха по коридорам башни и переходам, где им вторили витражи. Звон, восторженный шепот, доносящийся отовсюду, запах мишуры и шампанского – народ шел на него, слетался, как пчелы на нектар. Голова шла кругом, звуки затухали и сливались в монотонный грохот, перебиваемый чьим-то смехом и звоном бокалов. Шорох платьев и шарканье ног по натертому до блеска паркету, обзор загородили высокие прически и широкие спины - мое безвольное тело внесло в двери, и бал обрушился волной музыки и брызгами конфетти. Я будто очутилась в чужом сне. Огромное помпезное помещение радовало глаз золотом и благородной белизной. Оно вращалось, как сумасшедшее, стены и люди слились в пестрые ленты, закручивающиеся вокруг меня. К горлу подкатил кисло-сладкий ком, и я прикрыла лицо руками. Показалось, что падаю назад, но чьи-то руки подхватили меня за талию и поставили на ноги. Распахнув глаза, я изумленно ахнула – меня кружил в танце совершенно счастливый Ровер.

На его губах играла улыбка. Он смотрел на меня сияющими глазами и вел в танце, придерживая за талию. Белый костюм-тройка с золотыми пуговицами отливал глянцем. Отложной воротник белой рубашки украшал невесомый шелковый золотистый платок, перехваченный старинной брошью с благородным блеском черного агата. Ровер был выше меня, из-за чего приходилось слегка запрокидывать голову, чтобы видеть все его лицо сразу. Нежная на ощупь и скользкая ткань пиджака – моя ладонь лежала на его плече. Костюм без лишних деталей, явно сшитый по меркам, идеально подчеркивал стройную мужскую фигуру. В образе Ровера не было ничего лишнего. Русые волосы развивались от быстрых и плавных движений и снова падали на лицо – притягательное, с правильными чертами и россыпью светлых веснушек на носу. Я смотрела на него и испытывала нежность, а он с теплом смотрел на меня. Никаких мыслей, только пульсирующие в сердце чувства, от которых хотелось улыбаться. Глядя в его васильковые глаза, я понимала, что значит любить до слез, и не замечала никого вокруг. Танец, неторопливый и изящный незаметно менялся, и вскоре музыка стала громче, а ритм быстрее и настойчивее. Лицо Ровера изменилось – оно похолодело, разгладилось, и только морщинки на лбу говорили о том, что он напряжен. В глазах появился металлический блеск, губы сжались в линию, и я переняла его настроение. В зале стихли краски, померк свет, одна за другой гасли лампы, а Ровер сменил белоснежный костюм на иссиня-черный. Склонив голову, он чуть сильнее сжимал мою руку и тверже держал за талию, холодно глядя в глаза. И я не смела моргнуть. В воздухе витала магия, согревающая и мягкая, словно вода. Она приятно обволакивала, но я сбрасывала ее объятия небрежным движением плеча. На прекрасном лице Ровера пролегла тень печали. Мы кружили по залу, где почти не осталось людей, или их силуэты слились с общей картиной, став частью интерьера. Плавно и заученно двигались, будто тысячу раз танцевали вместе и именно здесь. Знали каждую щербинку в полу, за которую можно зацепиться подолом платья, каждый бюст и вазу с цветами, обтекали столики, словно ручей. Этот зал был нашей жизнью, его стены видели каждый наш день и сейчас переживали вместе с нами ссору, которая затянулась и причиняла боль обоим.

Несмотря на то, что где-то в груди трепетала любовь пойманным мотыльком, сердце пылало яростью. Жар казался холодом, свет – полумраком, цвета померкли, звуки утратили свою прелесть. Музыка шумела, словно сбитая радиоволна, и наш танец больше не был танцем. Мы топтались на месте, не в силах отвести взгляда друг от друга. Ровер чуть подался вперед, замедляясь, и только по слегка прищуренным глазам можно было понять, что он зол. Его мысли обжигали, сила жалила тонкими иглами. Между нами разверзлась пропасть, и все, что было нужно обоим – тепло моей души. Но я ничего не чувствовала.

Его лицо оказалось так близко, что кожу обдало осторожным дыханием. Прикрыв на миг веки, он качнул головой.

-Еще не поздно все вернуть,- тихо произнес он и, облизав губы, поднял взгляд, чтобы видеть мои глаза.- Ты еще можешь остановить это….

-Нет,- пылко бросила я и отстранилась, оттолкнула Ровера.

Он шагнул по инерции в сторону, и его лицо посуровело, утончилось и более не казалось по-юношески милым. Ему было не меньше тридцати пяти, хотя еще мгновение назад я дала бы ему на десяток лет меньше. Боль придавала твердость и тяжесть взгляду, а лицу прибавляла морщин.

-Ненависть – холодный огонь, Линетт. Он не греет.

-Я выбрала свой путь, и ты ничего не изменишь словами. Прими мою волю, и я подумаю.

-Не на этот раз,- сдавлено произнес Ровер.

-Даже если цена твоему упрямству – моя жизнь?

-Да,- едва слышно ответил он.

Спрятав руки привычным движением за спину, он стоял передо мной, слегка вздернув головой. Непреклонность давалась ему с усилием, но он не мог снова поддаться ее прихоти. Снова…. Ровер всегда потакал капризам Линетт, но последний перевесил чашу терпения. Ее безрассудство грозило разрушить все, что они вместе построили. Он не мог уступить, нет. Линетт зашла слишком далеко, этому нужно было положить конец.

Я разгладила складки на пышной юбке платья цвета молочного шоколада. Длинные рукава закрывали кисти рук, глубокий вырез обнажали плечи. Его мысли заставляли сердце сжиматься – мое, но не Линетт. Оно осталось холодным, каменным. Как же так? Пустота наполняла ее душу, тьма отравляла разум. Кулон вздрогнул и почернел, взгляд Ровера упал на него и помрачнел. Столько скорби было в нем, столько гнева…. Я хмыкнула и прошлась по залу. Но остановилась, когда Ровер оказался слева. Он следил за мной, двигался бесшумной тенью. Он не мог повлиять на ее решение, не смирился, не сумел принять. И я знала, что он будет бороться до тех пор, пока Линетт жива. Проклятье. Неужели….?!