Алина Углицкая - Любовь как преступление. Книга 1 (СИ)

— Прекрати истерить! Быстро говори, в чем дело?

— Р-режина, — всхлип, — она х-хвасталась… хвасталась… что скоро уедет… что ее х-хозяйка заберет в Теннар-гион.

— Куда? — не поняла я.

— В столицу Амидарейна, — сухо бросил дворецкий и буквально пригвоздил Вилму к месту суровым взглядом.

— А хозяйка это… — медленно проговорила я, все еще не веря.

— … Эстель! — закончила за меня Бретта, выплюнув это имя с нескрываемым отвращением. — Вот дрянь!

— Не может быть! — я в растерянности потерла холодные руки и огляделась.

В подвале было довольно прохладно, по бетонному полу стелился сквозняк, от которого в тонких туфлях сводило пальцы. Люди вокруг меня кутались в шерстяные одеяла и мрачно переглядывались.

— Значит, эйрина Эстель каким-то образом связалась с имперцами и сдала нашего эйра с потрохами, — глубокомысленно изрек садовник.

— Да какая она эйрина?! — возмутилась домоправительница. — Дрянь она белобрысая! Вот чуяло мое сердце, что так и будет! Сколько раз предупреждала эйра, да разве ж он меня будет слушать?

И она запричитала, заламывая руки, поминая неизвестных мне богов и перемежая жалобы с проклятиями.

Вилма все еще продолжала рыдать мне в подол. Это начинало раздражать.

Я решительно встала и заставила подняться девушку, грубо сунула ей в руки носовой платок:

— Вытри сопли и успокойся.

Кажется, мое прежнее хладнокровие вернулось ко мне.

Я обвела всех собравшихся бесстрастным взглядом.

— Если имперцы ищут эйра, то уйдут сразу, как только поймут, что его здесь нет, — заявила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул, — нам нужно только переждать.

— Не все так просто, — покачал головой печник, — даханны не уйдут, пока не разрушат Монтерон до основания. Это их особая манера.

— Тогда будем молиться, чтоб пришла подмога, — прошептала я помертвевшими губами и поплотнее запахнула на груди одеяло. Ледяной холод сжал мое сердце.

Мы находились так глубоко под землей, что звуки боя до нас почти не долетали. Разве что иногда гудело над головой, да сыпалась пыль из щелей. Но все равно, мы каждый раз втягивали голову в плечи, а губы сами собой начинали шептать молитвы.

Но хуже всего была неизвестность. Смог ли Элайя успеть прорваться к городу? Или мальчишку сняло шальным снарядом? Разрушена ли стена? Или защитники продолжают обороняться? А корабли? Они по прежнему дрейфуют в прибрежных водах или уже пришвартовались и высадили пехоту? Сейчас я жалела, что не смогла рассмотреть суда противника: если это линкоры, то на каждом из них не меньше роты морских пехотинцев! Они просто сомнут защитников крепости, задавят их числом!

Внезапно, раздался грохот прямо над нашей головой. Помещение содрогнулось до самого основания, с потолка полетели куски штукатурки. Мы поспешно прикрывали головы.

— Прямое попадание! — выкрикнул один из конюхов, падая на пол.

Второй удар заставил нас повалиться, как сметенные с шахматной доски фигуры. Кто-то зашипел от боли, кто-то закричал. Несколько фонарей разбились, горящее масло растеклось, но быстро потухло: гореть было не чему, везде один бетон. Зато теперь мы оказались в полумраке, да еще в воздухе стояла известковая пыль от упавшей штукатурки.

Кто-то сжал мою руку холодными пальцами. Я с трудом заставила себя привстать на колени и оглянулась. За меня цеплялась одна из молоденьких служанок. Ее лицо казалось бескровным, в расширенных зрачках застыл ужас.

— Мне страшно! — выдохнула она, глядя невидящим взглядом сквозь меня. — Я не хочу быть похороненной заживо.

— О чем она? — я растерянно посмотрела на остальных.

— Если даханны начнут прицельно бомбить дом, то нас завалит в этом подвале. Мы не сможем выбраться, — мрачно процедил печник, отряхиваясь от пыли.

— Это правда, — добавил садовник, — надо уходить через подземный ход.

Все дружно посмотрели на литой люк в полу.

— Попробуйте его открыть, — сдаваясь, пробормотала я, — пока у нас есть свет.

Один из конюхов, тот что помоложе, рослый мускулистый ниданг, на коленях подполз к люку, ухватился за скобу, прикрученную толстыми, заржавевшими болтами, поднялся на ноги и резко дернул. Крышка не сдвинулась ни на дюйм.

— Вдвоем надо, — прохрипел он, — и посветите кто-нибудь, ни шеала не видно!

Пожилой садовних схватил последний фонарь, поднимая его повыше, печник вызвался помочь с люком. Вдвоем, ухватившись руками за железную скобу и упершись ногами в землю, мужчины с надрывным стонос потянули на себя тяжелую крышку подземного хода.

Мы все замерли, молясь за успех, мне даже на миг показалось, что крышка поддалась!

— Пошшшла! — выдавил из себя печник, но тут очередной удар заставил стены вздрогнуть и пойти ходуном.

Вот это действительно было прямое попадание! Причем не одно, а целая серия залпов, наверняка, превратившая особняк в груду обломков.

Мы словно оказались в эпицентре землетрясения. От удара треснул потолок, огромная бетонная плита сдвинулась со своего места, прямо на наших глазах заваливаясь вниз.

Все случилось за пару мгновений, но мне показалось, что время застыло: вот потолок раскалывается на части, нас бомбардируют осколки, нанося болезненные удары; вот тяжелый кусок бетона стремительно срывается вниз, прямо на люк! Гаснет свет, в темноте раздается глухой удар и дикий, истеричный визг. Я чувствую на своем лице что-то теплое и мокрое. Мне не нужно видеть что это, чтобы понять: мужчин накрыло плитой, у меня на лице чья-то кровь.

Мы оказались в ловушке! Призрачный шанс на спасение исчез, лопнул, как мыльный пузырь.

В темноте слышались стоны и рыдания. Я на четвереньках поползла вперед, пока не уперлась руками в рухнувшую плиту. Начала ощупывать, надеясь, что кто-то остался жив. Даже не обратила внимания на то, что канонада больше не слышна.

Руки нащупали чьи-то ноги в грубых парусиновых штанах. Садовник. Я отпрянула, болезненно ободрав ладони о шершавый пол. Из-под упавшей плиты не доносилось ни звука. Выживших нет.

— Вы слышите? — произнес кто-то из женщин. — Почему больше не стреляют?

Я еле расслышала, что она говорит, так громко звучали причитания остальных служанок.

— А ну цыть, куры! Заткнулись все! — раздался разъяренный голос дворецкого.

Все послушно замолчали. Во внезапной тишине мы отчетливо поняли, что дом больше не обстреливают.

— Их заставили уйти, — прошептал рядом со мной бесплотный голос, повторяя мои мысли, — или Монтерона больше нет…

Снова раздался плачь.

Я не знаю, сколько мы так сидели, может часы, а может — минуты: в абсолютной темноте и неизвестности, рядом с трупами, избитые и поцарапанные упавшими кусками бетона. Я слышала приглушенные стоны и плачь, и пыталась подбодрить перепуганных женщин, обещая, что все будет хорошо. Но сама в это ужн не верила.