Теряя себя (СИ)

– Тогда почему вы живете в Венсене, раз этот город так дорог вам?

– Потому что былых ощущений не вернуть, Джиллиан. Когда-нибудь ты поймешь это, – в его голосе появляются металлические нотки, и я понимаю, что нашим маленьким откровениям пришел конец. Вновь железные двери и замки на них – Господин возвращает былое величие, обращаясь ко мне уже более строго: – Помни: все, что ты слышишь, все, что ты видишь, должно остаться в тайне. Иначе мне придется отрезать тебе язык и выколоть глаза, – он говорит это таким угрожающим тоном, что я непроизвольно отодвигаюсь подальше и, плотно сжимая губы, киваю. – Вот и отлично, почти приехали.

За разговором совсем пропускаю момент, когда мы выезжаем в пригород и сворачиваем на узкую дорогу, по сторонам от которой стоят множество машин. Высокие кованые ворота закрыты, но при нашем появлении тут же открываются, и мы беспрепятственно скользим внутрь, пересекая заполненную до отказа стоянку и останавливаясь прямо у парадного входа. Недовольно закатываю глаза, представляя, что ждет меня там, но все равно следую за Господином, ежась от холода и поправляя в конец испорченную прическу.

На высоком крыльце стоят люди, некоторые из них с бокалами, наполненными темной жидкостью. Никакой официальности, смокингов, платьев в пол, атмосфера небрежности, простоты, развязности, я бы даже сказала неприличия, потому что парочки, откровенно целующиеся, встречают нас прямо в фойе. И дело не в том, что они так прилюдно предаются ласкам, а в том, что они заходят куда дальше и не стесняются снимать с себя одежду. Густо краснею, замечая в стороне двигающихся в одном ритме мужчину с женщиной, а потом и вовсе теряю дар речи, когда мы проходим дальше, попадая в полумрак залы, где творится полная вакханалия: обнаженные тела, громкая музыка, женский смех, мелькающий свет софитов, блестящие наряды танцовщиц, развлекающих публику – все это напоминает мне тот самый клуб, где я принимала ласки Адель, только в несколько раз откровеннее. Здесь нет никаких запретов, границ, морали – это территория разврата и низменных инстинктов.

Окружающая атмосфера оглушает меня, дезориентирует, и я растерянно останавливаюсь, отставая от Господина и теряя его из вида. Нервно сжимаю платье в ладонях и верчусь на месте, в мелькающей полутьме пытаясь увидеть Рэми, но натыкаясь лишь на пьяные улыбки, пошлый интерес, совершенный хаос. В глазах пестрит от происходящего ужаса, и в ушах стоит эта проклятая музыка, отдающая где-то в груди бешеным ритмом сердца. Не могу скрыть подступающую панику и срываюсь с места, пробираясь сквозь танцующих людей и разыскивая своего Хозяина. Он должен, должен быть где-то здесь, он не оставит меня.

Не оставит ведь, да?..

Грубая хватка за предплечье вынуждает меня вскрикнуть от неожиданности и резко развернуться в сторону Рэми, нависшего надо мной. Облегченно выдыхаю, не чувствуя боли от впившихся в кожу пальцев, и прижимаюсь к нему – сама, словно пытаясь спрятаться от этого безумия в надежных руках Хозяина, все же нашедшего меня. Он напрягается, когда я отчаянно хватаюсь за его за плечи и утыкаюсь носом в пахнущую знакомым ароматом шею, но не отталкивает, просто пережидает, позволяя мне отпустить страх и справиться с постыдной слабостью.

– Tu as pire qu’une gamine,** – его голос смешивается с громкими битами, и я ни черта не понимаю, лишь стараюсь подстроиться под его широкий шаг, пока он тащит меня, до сих пор крепко держа за руку. Кожа там начинает пылать, и, могу поспорить, уже завтра на месте его хватки будут синяки, но это лучше, чем остаться одной в незнакомом месте. Лишь когда за нами закрывается дверь, и мы, сжатые со всех сторон серыми сводами, начинаем спускаться вниз, Рэми отпускает меня, раздраженно застегивая пиджак. Вверху, над нашими головами, расположена цепочка маленьких светильников, рассеивающих полумрак, но даже они не в силах разогнать мрачность этого места, больше похожего на средневековые катакомбы.

– Что это за место? – Здесь не так тепло, как наверху, поэтому я обнимаю себя за плечи, пытаясь не пропустить ступеньку и не скатиться вниз. Господин уверенно идет впереди, чувствуя себя вполне уютно, в то время как я сжимаюсь от страха перед замкнутым пространством.

– Дом моего друга, самого крупного работорговца на Севере, – Рэми бросает сухой ответ, резко затормаживая и разворачиваясь ко мне. Не успеваю остановиться, по инерции впечатываясь в него, и настороженно заглядываю в его глаза, когда он склоняется ближе и, касаясь моего уха своим дыханием, шепчет: – Помни: все, что ты увидишь… все, что ты услышишь… Не хочется наносить урон такой красоте.

– Да, мой Господин, – нервно сглатываю, ничуть не сомневаясь в его угрозах, и опускаю голову, когда он открывает дверь и входит в большую, просто огромную комнату с зеркальным потолком и кроваво-алыми стенами, точно такими же коврами, даже мебелью, либо обитой алой тканью, либо имеющей другой кровавый акцент. Ужасная привязанность к этому цвету.

– Дамиан! Какими судьбами? – Навстречу нам идет высокий мужчина, скорее даже парень, на вид не более двадцати лет. Небольшая щетина на лице, еще не достигшая зрелой густоты, приятная улыбка, темные волосы. Он одет в черную рубашку, небрежно расстегнутую на три пуговицы, и черные брюки, зауженные книзу. Этакой франт, сошедший с обложки дамского романа. Его голос отчетливо резок, он выговаривает каждое слово, ясно произнося все звуки и словно отчеканивая их. Никакой плавности, лености, присущей выдержанным мужчинам неторопливости, отсутствие которой выдает в нем вчерашнего мальчишку. Все это я успеваю разглядеть за секунду, прежде чем опустить взгляд и уставиться на носки своих туфель. – Мог бы предупредить, я бы прибрался.

Он смеется, дружески хлопая Хозяина по плечу, а я не могу не отметить, что он не лишен очарования и простоты, к которой так тянутся люди.

– Это было спонтанное решение, Юджин, тем более, твой дом – вечный беспорядок.

– Согласен, но порядок необходим глупцам, гений же властвует над хаосом. Не припомню, кто это сказал, не подскажешь?

– Энштейн.

– Точно, – он цокает языком, вновь задевая плечо Рэми, а для меня это панибратское отношение кажется странным. За время, проведенное здесь, я ни разу не видела, чтобы Господин позволял кому-нибудь так обращаться с собою. Лишь благоговейное уважение и покорность, страх перед его силой и властью. Поэтому этот мужчина либо действительно его настоящий друг, либо по каким-то причинам он относится к нему снисходительно, спуская такие выходки с рук. – Проходи, Дамиан, сейчас же прикажу принести что-нибудь эксклюзивное. Кто это с тобой?

Лишь когда речь заходит обо мне, я позволяю себе посмотреть на Юджина, который, в свою очередь, разглядывает меня с видимым интересом, не с тем, каким обычно смотрят на меня мужчины, а с профессиональным, будто сейчас он оценивает мою стоимость. Он даже прищуривается, пальцем очерчивая окружность в воздухе и вынуждая меня растерянно обернуться вокруг своей оси. Затем подходит ближе и, обхватывая подбородок ладонью, внимательно разглядывает лицо, поворачивая мою голову туда-сюда. Несколько секунд смотрит прямо в глаза, словно прощупывая душу и заставляя меня почувствовать себя уязвимой.