Теряя себя (СИ)

– Ты права, ma fille, не выживают, – он склоняется, опираясь руками по обе стороны от моих плеч, и смотрит на мою грудь, где в отвратительно окровавленном платье сверкает дырка от пули. Не успеваю отвести взгляд, как он резко поднимает голову и, теперь уже разглядывая мое лицо, продолжает: – Поэтому я дал тебе своей крови, которая помогла тебе исцелиться. Надеюсь, ты понимаешь всю серьезность ситуации, Джил, потому что обмен кровью с рабами запрещен законом и вампирской этикой, поэтому будь любезна, никому ни слова о том, что в тебя стреляли. Тем более Адель, впрочем, она наверняка думает, что сейчас ты уже мертва, тем интереснее будет наблюдать за ее реакцией, когда она увидит тебя живой и невредимой.

Не смею пошевелиться, боясь навлечь на себя гнев и понимая истинную причину его ярости – он вновь переступил закон, дав свою кровь и сохранив мне жизнь. Он, создавший этот мир и являющийся его опорой, противоречит сам себе, ставит под сомнение свою репутацию, жертвует авторитетом. Вот только ради чего?

– Так что? Давай, девочка, вспоминай, – в его голосе начинает сквозить нетерпение, его взгляд темнеет от едва сдерживаемой злости, и Рэми оплетает меня в плотный кокон своей близости, все-таки вынуждая взять себя в руки и вспомнить наш разговор с Адель до мельчайших подробностей.

– Мы говорили о моей потерянности и эмоциях.

– Дальше, – для пущего эффекта Хозяин стукает ладонью по подушке, отчего я испуганно вздрагиваю и начинаю нервно дышать. Вжимаю голову в плечи, надеясь спрятаться от его гнева, и даже начинаю жалеть, что вообще пришла в себя. Быть может, было бы лучше умереть, чем участвовать во всем этом. В конце концов, я всего лишь наложница, пустое место, я не хочу быть частью их игр.

– Она сказала, что вы выгораживаете меня перед Советом, и была удивлена, что в простили мне такую выходку.

– Надо же, какая осведомленность. Дальше, Джил, что такого ты ей сказала, раз она решила тебя убить?

– Я не знаю, она сказала, что вы всеми силами ищете истину и стараетесь не рассматривать людей как опасность, и тогда я ответила, что вы идете в правильном направлении, – при этих словах Рэми чуть хмурится, склоняясь еще ниже и безотрывно смотря в мои глаза. Мне кажется, их тьма гипнотизирует, я не могу отвести взгляд, ощущая как тело наливается тяжестью и биение сердца успокаивается. Страх уходит, оставляя после себя подозрительное спокойствие, приятную пустоту, абсолютное доверие. Мысли становятся легче, и теперь я не боюсь близости Господина, вновь играющего с моими эмоциями. – Потому что в тот день на Арене я видела вампира, наблюдающего за восстанием с верхней трибуны, – не успеваю договорить и резко замолкаю, когда Господин напрягается и сжимает кулаки. Его лицо приобретает демонические черты, ноздри трепещут от глубоких вдохов, что он делает, пытаясь совладать с яростью, почти победившей его.

– Кого ты видела?

– Я н-не знаю, я не узнала его, потому что он был в черной накидке с глубоким капюшоном.

– Тогда с чего ты взяла, что это вампир? Ты хотя бы понимаешь всю серьезность своих обвинений?

– Люди не имеют такой стати, мой Господин, им не присуща плавность движений и королевская осанка. Они загнаны страхом и напуганы вашей силой. Тот, кто был на Арене, определенно вампир. Я более чем уверена.

– Ты не говорила мне об этом, но сочла нужным поделиться с Адель. И вот последствия твоей доверчивости, ma fille. Это будет тебе уроком, – с ядовитым сарказмом шепчет Рэми, наконец выпрямляясь и кидая на меня чуть ли не презрительный взгляд, от которого бросает в дрожь. Впрочем, его можно понять, ведь его наложница скрыла, как оказалось, важные факты. Вернее, предпочла разболтать их другим, чем поведать своему Господину.

– Простите, – только и выдыхаю я, прикусывая нижнюю губу и с трудом сдерживая слезы. Понимание того, что меня втянули в политические игры, вызывает что-то наподобие жалости, и я проклинаю свою болтливость, Адель, воспользовавшуюся моей наивностью, этот жестокий мир, забравший у меня возможность увидеться с мамой, а в том, что мы с ней больше не увидимся, я даже не сомневаюсь, ведь Хозяин предпочтет разобраться с заговором, чем вернуть мне надежду. В груди нарастает едкая боль, и я горько всхлипываю, когда Рэми, не сказав ни слова, разворачивается и направляется к выходу. Становится так тошно, что я уже не могу удержать накатывающую истерику, вынуждающую меня унизительно мямлить: – Господин, – пытаюсь подняться и мутным от слез взглядом провожаю его удаляющуюся спину. – Господин! – уже громче кричу я, все же вынуждая его обернуться. Он смотрит на меня с ледяным безразличием, пока я встаю на налитые свинцом ноги и медленно подхожу к нему. Меня трясет от напряжения, пальцы, которыми я цепляюсь за его рукав, немеют, и мольбы срываются обрывочными, унизительно жалкими фразами: – Прошу вас… вы обещали… всего лишь одна встреча… я больше никогда не попрошу… моя мама… я умоляю вас… вы успеете наказать виновных, – плачу как маленький ребенок, будто мои слезы могут тронуть его каменное сердце, и постепенно оседаю на колени, теряя последние силы, но все же продолжая удерживать его за руку. Представляю, насколько ужасно сейчас выгляжу: с заплаканным лицом, в кровавом безумии, но это не имеет значения, никакого, потому что мне нужно увидеться с мамой.

Вот только его молчание… оно не оставляет надежды.

Обреченно разжимаю пальцы, освобождая его руку от плена, и сникаю, опуская голову и утыкаясь пустым взглядом в его начищенные ботинки. Красивые, с классической шнуровкой и наверняка ручной работы. На носке одного из них замечаю засохшую капельку крови и на полном автомате беру подол платья, чтобы стереть ее – она не должна испортить идеальный блеск идеальной обуви. Как и я не должна ставить себя выше интересов Хозяина.

– Что ты делаешь? – Рэми раздраженно отходит назад, чуть ли не пронзая меня брезгливым тоном, который сочится из его уст, в очередной раз напоминая мне мое место. Действительно, как я смею прикасаться к нему, просить о чем-то… Ничего не отвечаю, не считаю нужным, все-таки справляясь с очередным разочарованием и смиренно складывая руки на колени. Я больше не трону его своими глупыми просьбами. Наверное, он чувствует мое состояние, понимает его, потому что уже в следующую секунду одним резким движением хватает за предплечье и с легкостью поднимает на ноги. Смотрит с такой злостью, что у меня перехватывает дыхание и озноб пробирает до самых костей. – Мне нужно было отпустить тебя, просто дать тебе умереть, дождаться, когда ты истечешь кровью и исчезнешь из моей жизни. И только представь, сейчас я искренне жалею о том, что не сделал этого, потому что ты ходячая проблема, Джил, – отпускает, внезапно, оставляя пульсирующую боль в месте сжатия и с силой отталкивая от себя. Его грубость опрокидывает меня на пол, и я кидаю на него полный обиды взгляд, ведь это не я возомнила себя богом, скупая жизни и превращая людей в игрушки. Это не я взяла в заложники чужую душу.