Мэгги Стивотер - Грешник (ЛП)

— Шшш (воздушные поцелуи/детка/воздушные поцелуи/дыши со мной) , — и прошла в другую комнату.

Когда София потащила меня по коридору, а потом прямо через милую, красивую, незапоминающуюся кухню в направлении открытой дверь открытой двери к патио, я услышал как Изабел холодно произнесла:

— Ох, как чудесно. Все составляющие моей ДНК снова вместе.

София не останавливалась, пока вела меня через небольшой дворик прямо к небольшой игровой площадке с домиком напротив него. Это была одна из тех площадок с зеленой пластиковой горкой, стеной для скалолазания и обычно осиным гнездом внутри. Домик был размером с четыре фута и тускло освещался светом с крыльца. София заползла в дальний угол, обняв колени руками, а я сел в другом углу. Я осознал, что нам все еще было слышно Калпеперов, особенно когда мгновение спустя они зашли в кухню с открытым окном. Небольшое окно с зелеными ставнями даже предоставило нам возможность наблюдать все веселье: мы с Софией оставались для них незаметными, но они светились, как экран телевизора.

— Я смотрю, ты заезжала в химчистку, — сказала Изабел тем же холодными голосом. Она налила себе стакан воды. Она ничего не сказала своему отцу.

Мать Изабел провела рукой по своим бедрам. На ней были идеально белые брюки и черная блузка с вырезом. Она была одной из тех славных женщин, которые были собраны в кучу , а не созданы такими. Обычно матери с дочерьми выглядели как снимки до/после, но в этом случае они двое просто покидали помещение, оставляя всех в благоговении перед генетикой.

— Твой отец хочет узнать, не хотим ли мы провести с ним выходные, — сказала мать Изабел.

София рядом со мной скрутилась клубочком. Все, что мне было видно через ее колени, это огромные глаза, которыми она смотрела на кухню. Они блестели, как будто от слез, но она не плакала. Я задумался, сколько ей лет. Пятнадцать? Шестнадцать? Она казалась младше. У нее все еще была та таинственная черта, как у всех юных детей, которая пробуждала у людей желание заботиться о ей, а не встречаться.

— Здесь? — сказала Изабел на кухне. — Или в Сан-Диего?

— Дома, — сказал Том Калпепер. Он прислонился к дверному проему со скрещенными на груди руками, выглядя по-адвокатски. — Конечно.

Изабел ровно улыбнулась в свой стакан.

— Конечно.

София прошептала:

— Хотела бы я быть как Изабел.

Я снова обратил свое внимание на площадку.

— Что это значит в твоем понимании?

— Она всегда знает, что сказать, — поспешно произнесла София. — Когда мои родители спорили, я просто плакала и выглядела по-идиотски. Изабел никогда не расстраивается.

Я не знал об этом. Я думал, Изабел всегда была расстроенной.

— Нет ничего плохого в плаче, — сказал я, и приврал, — Я плачу все время.

София подняла бровь и улыбнулась мне через свои колени. Я увидел только ее уголок ее губ — застенчивый и недоверчивый. В любом случае, ей понравилось то, что я сказал. Я достал свой крошечный блокнот и записал лирику воздушных поцелуев, пока не забыл об этом.

— Твои родители в разводе? — спросил я.

Она кивнула.

— Твой отец тоже был придурком-адвокатом?

Она покачала головой. Ее блестящие глаза заблестели чуть больше.

— Не адвокатом, и не придурком, — она даже не могла произнести « придурок » ненавидящим тоном. Она сказала это очень осторожно, как будто говорила об анатомии, и не хотела, чтобы кто-то услышал ее.

Я услышал, как на кухне Изабел по прежнему очень холодно сказала:

— Двухчасовая дорога не предоставляет тебе конкретного права на мое время. У меня были планы. Если вы с моей матерью хотите насладиться выходными, полными взрослых занятий и принадлежностями для плавания, то я не против. Вы взрослые люди.

— Совершеннолетие не дает тебе права на грубость, Изабел, — сказал Том. Я закрыл глаза и подумал о различных способах, какими я мог бы причинить ему боль, от самого простого к самому жестокому: своим кулаком, своими словами, своей улыбкой. — Со своей матерью ты также разговариваешь?

— Да, — сказала Изабел.

Я открыл глаза и спросил Софию:

— Как давно твои родители в разводе?

София пожала плечами и потерла пальцем о домик. В тусклом свете я различил, что она касается слов « тут была София », написанных шрифтом с завитушками. Она грустила тем способом, что не требовал от меня никаких действий, и это заставило меня захотеть сделать что-то. Я порылся в кармане своих брюк-карго, пока не нашел маркер, а потом наклонился через нее и написал « тут был Коул ». Я подписал это. Я хорош в своих подписях.

Ее зубы образовали крошечный полумесяц в темноте.

Я услышал, как голос Терезы стал громче, и мы с Софией оба начали снова слушать. Я пропустил конец ее предложения, но безошибочно уловил ответ Тома через открытые окно и дверь.

— Мы с тобой оба знаем, что любовь для детей, — сказал он. — Мы взрослые. Совместимость для взрослых.

— Совместимость для моего Блютуза и моей машины, — ответила Тереза. — Только вот они прекрасно ладят, и мой Блютуз никогда не заставляет мою машину чувствовать себя дерьмово.

— Что же , — сказала Изабел, тонко, четко и осуждающе. — Я собираюсь оставить вас двоих здесь. Мне есть чем заняться, как, например, просверлить дыру в своей собственной колокольне. До скорого.

Том отвел свой смертельный взгляд от жены, чтобы посмотреть на дочь.

— Я ехал два часа, чтобы увидеть тебя.

Изабел стояла к нам спиной, так что я видел то, как она скрестила руки за спиной, вместо ее лица и то, как сильно своей левой рукой она ущипнула правую, что та аж покраснела. Голос по-прежнему был ледяным:

— И вот я перед тобой.

Она покинула комнату. Том облизнул зубы. Затем он сказал:

— Я смотрю, твое воспитание творит чудеса, Тереза.

Не существовало такой вселенной, в которой мы с Томом Калпепером были бы друзьями. София склонилась над телефоном, быстро набирая смс. Я не видел ничего, кроме имени Изабел вверху экрана.

Мгновение спустя Изабел появилась на площадке и проскользнула в домик — мне пришлось втиснутся рядом с Софией, чтобы освободить место. Изабел выглядела так, как будто была сделана изо льда. Ее взгляд был направлен туда, где я подписал домик, но на самом деле она смотрела в никуда.

— Вот, — сказал я.

Я протянул ей маркер, но она не взяла его. Она произнесла:

— Я хочу забыть, что когда-либо была здесь.

София предложила:

— Я могу зайти внутрь и принести несколько печенек, если хочешь.

Изабел отрезала:

— Я не хочу, чтобы ты приносила мне чертову еду, София!

Ее кузине каким-то образом удалось сжаться еще сильнее и занимать еще меньше места. Изабел прикрыла глаза, приоткрыв рот.

Я был в сэндвиче из двух несчастных девушек, и у меня не было своей машины, чтобы уехать куда-нибудь, а даже если бы и была, то это был бы Сатурн. И когда София произнесла « печеньки », я на самом деле захотел одну, потому что наш обед был испорчен подозрительными суши-поварами. Но сейчас Тереза и Том Калпеперы устраивали настоящий фестиваль крика на кухне, так что, честно говоря, никто не смог бы зайти внутрь без жертв среди гражданского населения.