Вероника Мелан - Путь Воина

— Я заплачу, — повторила глухо и словно в пустоту. — Есть деньги.

Мастер с ответами не спешил, и Лин переполошилась с новой силой: «А сколько может стоить в столь экзотичном месте келья-люкс?» Вдруг у нее не хватит денег? Вот возьмут и запросят за постой с комфортом долларов пятьсот за ночь — и что? Останется на пару ночей? Нет, покатится колбаской вниз с холма в вонючих носках и голодная.

«Херня» вновь принялась пилить за излишнее беспокойство.

Выключайся! Выключайся! Тебя еще не хватало…

«Не ерзай. Ты выглядишь в его глазах, как дура».

Она и в своих выглядела, как дура, но «херне» мысленно съязвила:

«Зато я сюда добралась!»

Ага, вчерашняя победа.

«А сегодня покатишься отсюда».

У-у-у, вполне вероятный исход событий .

Пока в голове разворачивалась неслышная битва голоса один и голоса два, Мастер, сделав очередную затяжку, вдруг изрек.

— Идите.

Что? Диалог в голове моментально затих — идите? Куда идите, зачем? Идите отсюда к черту — такая беспокойная? Или идите с Богом? Или «счастливого пусти»? Куда. Блин. Идите?

Несмотря на то, что Белинде хотелось задать множество проясняющих вопросов, она, пряча раздражение, покорно поднялась с полосатого ковра, едва удержалась от того, чтобы не потереть затекшие ягодицы, бросила еще один взгляд на Великого Мастера и покинула комнату.

Морила досада. Та самая, когда «счастье было так возможно».

Нет, Лин особенно ни на что и не надеялась, но и не предполагала, что ее вышвырнут так скоро. Что дальше — вниз с холма? Отыскать дорогу, поймать попутку, если по той безлюдной дороге вообще ходит транспорт…

Ага, раз в сутки .

…попросить, чтобы подбросили обратно до Ринт-Крука, оттуда на вокзал и дальше билет в один из четырех известных городов. Что ж, хотя бы уже без пресловутого пророчества, ведь наставление Миры она выполнила — в Тин-До пришла.

Пришла, да. И уже уходит.

Вяло тянулись в голове безрадостные мысли; на сердце пусто, в голове тяжело — Лин вдруг поймала себя на мысли, что ей жаль уходить, что почему-то хотелось здесь задержаться. Почему? Может, потому что все новое, незнакомое? Потому что спокойно? Потому что даже из дыры, куда вытягивался сигаретный дым, открывался на долину совершенно потрясающий вид?

Интересно, сумеет она самостоятельно отыскать дорогу к воротам, а после обнаружить тропку вдоль стены и вниз?

«А есть что?»

Что, что…

Что-нибудь, как обычно. Не идти ведь к Великому Мастеру, не просить собрать жратвы «на дорожку» — тот, поди, курит, медитирует, собирает по крупице вселенские познания — ему не до странной гостьи.

Вновь вспомнилась Мира, и от этого воспоминания сделалось особенно тяжело — почему-то верилось, что женщина в белом платье не насоветует плохого.

Может, снова облажалась сама?

«Сама, как обычно. Все сама».

Началось.

Но не успела «херня» набрать обороты, как скрипучая дверь в келью отворилась, и на пороге показался плосколицый провожатый в халате — тот самый, с саблями на поясе.

— Что, уже на выход? — Лин с ненавистью швырнула бычок в окно.

— Выход, девка. Комната. Менять.

Менять?

И всего за секунду на душе вдруг распогодилось — ее не гонят прочь, не гонят! «Водка пить. Земля валяться. Веселиться — размножаться!»

« Комната менять » — в эту секунду Белинда была готова многократно расцеловать узкоглазого мордоворота в халате.

Своды, коридоры, гуляющий по проходам сквозняк. Иногда им навстречу попадались молодые послушники — все как один в длинных рубахах и широких штанах, босые, чернобровые, со стянутыми в хвосты волосами.

« Да тут целая нация узкоглазых засела! »

Некоторые при виде мужика с саблями сразу же опускали глаза и смиренно смотрели себе под ноги, а некоторые — те, что понаглее и повеселее, — с любопытством разглядывали семенящую за проводником Лин. Та со скрытым смущением и неприкрытым вызовом во взгляде пялилась на них в ответ — чего, мол, не видели? Ну, новенькая, и что?

Торчали вдоль стен погасшие факелы, обернутые на концах промасленными тряпками, привычно чадили в углах урны, трепал выцветшие гобелены ветер. Ей до коликов в животе хотелось рассмотреть зеленые газоны, виднеющиеся из окон длинной залы с потрескавшимися символами на колоннах — кажется, на газонах кто-то занимался гимнастикой/зарядкой? Боевыми искусствами?

Любопытно.

Коридоры сменяли узкие лестницы с высокими ступенями, лестницы сменяли коридоры — все ниже, ниже, ниже. В конце концов ее, судя по потеплевшему вокруг воздуху, привели не то в подвал, не то в место, рядом с которым располагалась кухня — здесь пахло не стылостью и сквозняками, но уже вареными овощами, и желудок моментально взвыл в голос.

Скрипнула другая дверь — пониже и поуже.

— Сюда ходь.

Белинда моментально нырнула в свое новое временное жилище и сразу же глупо разулыбалась — в углу стояла кровать с накинутым поверх толстым одеялом. Счастье есть! Однозначно есть — вагон. На полу коврики, в углу горшок (видимо, для справления нужд), у стены печка — чугунная. Ярко переливались в щелях оранжевые угольки; стопкой лежали поодаль дрова; из комнаты разило теплом, как из натопленной бани.

— Окна. Нет.

— Да и слава Богу!

Печку всегда можно погасить, а вот, если печки нет, то хоть костры на полу жги, ага.

— Не пожарь! — наставительно произнес узкоглазый, и Лин согласно кивнула — она не собиралась ни «жарить», ни «пожарить». Жарить все равно нечего, а пожары ей самое не нужны. Не успела она бросить на кровать вещи, как проводник вновь куда-то позвал:

— Ходь.

— Куда?

— Следом-следом. Показать вода. Кран.

— Зачем?

— Пить. Портки полощить.

Портки? Ах, да — вонючие носки. Так и не сообразив, что лучше сделать — расхохотаться в голос или же сделаться пунцовой, Белинда спрятала неуместную улыбку, оставила вещи на кровати и выскользнула за провожатым в коридор.

Стыд — вещь великая, а «полощить портки» на глазах у всей кухни — занятие стыднее некуда. Лин посадили в углу, выдали старый облупленный эмалированный таз и каменное на ощупь мыло. Мыло пахло древесной корой и почти не давало пены, таз грохотал по каменному полу дном, а из крана шел кипяток, которым она моментально обожгла руки.

На нее смотрели и, кажется, посмеивались — не явно, без улыбок на лице, но посмеивались. Бросал любопытные взгляды младший персонал, состоящий из монахов помоложе, косился огромный и тяжелый мужик с вспотевшими от пара щеками и лбом — местный шеф-повар. Слов не говорили — меж собой обменивались короткими жестами, ладно рубили на широких деревянных столах овощи, ссыпали соломку от капусты, моркови и нечто похожего на брюкву в огромные, стоящие на печах котлы. Лишь изредка доносились от повара непонятные команды на чужом языке — «Мырта! Пухта-Аши. Ых»; варился в чугунках суп. Жрать хотелось неимоверно.