Карен Монинг - Песнь лихорадки

— Чем хочешь перекусить? Я согрею нам какой-нибудь ланч.

— Мне нужно направляться в аббатство. Я и так потратила слишком много времени.

— Время от времени хорошо брать перерыв, Мега. Как твои каникулы на Даде. Спасибо, что рассказала. Я бы хотел услышать и о других мирах, например, куда ты попала в следующий раз. Я хочу послушать обо всех мирах, — он покачал головой с выражением частично восхищения, частично неприкрытой зависти. — Иисусе, я видел лишь один чертов мир. Ты видела, сколько там, сотни? Тысячи? Мега, когда все это закончится, давай уйдем из этого мира. Давай отправимся на поиски приключений! Мы можем заниматься чем угодно, отправиться куда угодно!

Я устроила набег на его маленькую кладовку сзади лаборатории, схватила пару дюжин протеиновых батончиков, засунула в рюкзак все, кроме одного, и направилась к двери.

— Конечно, — выдавила я сквозь ком в горле.

— Увидимся вечером, Пинки? — крикнул он мне вслед.

Мы привыкли подтрунивать над собой, называя друг друга Пинки и Брейн [61] «Пинки и Брейн» — американский мультсериал Стивена Спилберга о лабораторных мышах, одна из которых стала умной до гениальности, а другая глупой до смеха. в более простые времена, строя планы по захвату мира.

Он поцеловал меня прошлым вечером. Я осталась на ночь. Аббатство было в руинах, и ни одно из моих убежищ меня не привлекало. Оставаясь в этих местах, я была кем-то другим, кем-то, кем никогда больше не буду.

Я спала на диване вопреки его уговорам лечь в кровать и оставить ему диван.

Мои губы уже сложились в « Нет, я занята », я готова была бросить эту фразу через плечо. Внезапно в мозгу встала картинка: захожу завтра и нахожу его мертвым. И последнее, что он от меня услышал — «Нет».

Его сердце стало моей клеткой.

Диктующей мои действия. Заставляющей думать обо всем, что я говорила и делала. Зная, что все равно все закончится плохо, что бы я ни сказала или сделала. Как я должна была заботиться о ком-то, кого не сумею уберечь? По любой логике это было глупо. Саморазрушительно. Бессмысленно. Вело к эрозии. Прошлым вечером я сказала ему: Ты же понимаешь, что умрешь раньше меня, верно? Он рассмеялся и ответил: Вау, вот это было высокомерно, Мега. Я вообще не рассматриваю подобные риски. Никто не знает, сколько ему отведено. Перестань об этом думать. Я не думаю об этом. Живи моментом. Ты всегда так делала.

Раньше этого было достаточно. Я верила, что мои моменты вечны. Джеки Пейпер никогда не оставит Паффа.

— Конечно, Брейн, — я перешла в режим стоп-кадра.

Мак

Этим вечером мне достался кусочек рая.

В очаровательном таунхаусе с ярко-красной дверью, украшенном красочными клумбами влажных цветов под каждым окном, на северном берегу реки Лиффи, я обедала с моей сестрой Алиной и моими родителями.

Воссоединение семьи Лейн не могло быть более идеальным.

Когда я постучала в дверь, открыла мама, разрыдалась от счастья и крикнула через плечо:

— Джек, Джек, иди скорее! Наша малышка здесь!

Затем в дверном проеме появился мой папочка и сестра, и я очутилась в яростных медвежьих объятьях Джека Лейна, которые как всегда пахли перечной мятой и лосьоном после бритья. Затем Алина и мама тоже обняли нас, и мы стояли все вместе, обнявшись, плача и смеясь, и мое сердце едва не взорвалось, неспособное вместить столько радости.

Многочисленные ужасы прошлого года растаяли в этом объятии, и на несколько мгновений казалось, будто Лейны всего лишь отправились в Ирландию на семейный отдых. Моя сестра никогда не умирала, я никогда не убивала, и мир не должен был вот-вот рухнуть.

Нет. Но все равно ощущения были чертовски прекрасные.

Они сказали, что Алина нашла их несколько недель назад, и хоть поначалу они не верили и даже вели себя агрессивно, «заглянул милый мистер Риодан», забрал ее и сделал анализ крови, доказавший, что она бесспорно их дочь. (Я не сказала им, что он несомненно укусил ее, а не выкачал кровь шприцем, и переглянулась с Алиной, которая подмигнула, и мы тайком улыбнулись друг другу). Папа сказал, что они в итоге все равно поверили бы, что это она, даже без всяких тестов, потому что он-то знает своих девочек.

Мама приготовила жареную курицу (мистер Риодан прислал множество других продуктов — «мистер Риодан» хорошо знал, как обращаться с мамами), печенье и овощи, за которыми последовал лучший персиковый пирог в моей жизни.

Мы сидели за маленьким столиком в светлой кухне с высоким потолком, смеялись и говорили, наслаждаясь тем самым, что в этом мире уже казалось невозможным — быть семьей, которая проводит время за нормальной семейной болтовней. Мама заставила меня расплести волосы и сказала, что это слишком платиновый цвет, и какие бы я там витамины не принимала, мне лучше перестать, если я не хотела превратиться в кого-то из сказки, вроде Рапунцель. Я не сказала, что уже превращаюсь в нечто из сказки. Решила сохранить эту сногсшибательную новость на потом. Я заметила, что Алина больше не носила помолвочное кольцо, и не упустила мимолетной печали, мелькнувшей на ее лице, когда мама поддразнила ее красавцем, которого мистер Риодан несколько дней назад прислал занести продукты.

Я сделала мысленную заметку спросить у сестры, кто именно из Девятки это был. Меньше всего мне хотелось, чтобы Алина спала с кем-то из них, хотя, я мечтательно задумалась… вон тот с внешностью Джейсона Стетхэма был абсолютно горяч, ну и Алина не более нормальная, чем я. Ну ладно, немножко нормальнее, но ненамного. Папа сбросил вес, работая с Десятым Участком над различными проектами, и выглядел как никогда привлекательным и здоровым. Мама больше не состояла в Попечителях. Они нежданно-негаданно закрыли свои двери безо всяких объяснений. Вместо этого она переключила свои усилия на местный просветительский центр, который надзирал за многочисленными теплицами и управлял дюжиной местных ферм.

После ланча мы уселись в темно-синей гостиной, щеголявшей креслами с откидной спинкой, очаровательной люстрой, высокими окнами и белыми, обшитыми панелями стенами. Мы собрались возле тихо шипящего газового камина, и я посвятила их в причины своего столь долгого отсутствия (опуская МНОГОЕ). Когда я рассказала им, как я победила Синсар Дабх и оставила ее в будуаре, пойманной в ловушку, глаза моего папы засветились от гордости.

— Вот это моя девочка, — горячо сказал он. — Я знал, что ты не обречешь мир.

Я тихо просияла. Одобрение папы было подобно желанной целительной мази на рану многочисленных грехов, совершенных мной в процессе. Когда я сказала, что также являюсь королевой Фейри, и касты уже приходят ко мне с прошениями, больше всего меня удивила мама.