Ксюша Ангел - Я - хищная. Возвращение к истокам

— Вот так сюрприз! — обрадовался он и даже подался вперед, наверное, чтобы лучше меня рассмотреть и удостовериться, что ему не привиделось. — Гуди привел ко мне маленького сольвейга.

— Здравствуй, Альрик.

Слова вышли шорохом, сухой прошлогодней листвой, высохшей на солнце — ломкими, колючими.

— Жаль, здесь от тебя мало прока, — посетовал он и снова откинулся спиной на камень, запустил пальцы в жухлую траву. — Ничего тут нет. Скука ест изнутри, как паразит. — Он посидел немного в задумчивости, а потом снова поднял на меня глаза. — Зачем пришла?

— Хочу вернуть умершего.

Я услышала себя будто со стороны и тут же захотелось врезать себе. Эрик не умер. Он жив! Жив…

— Вот как, — оживился Альрик. — И кого же?

— Эрика.

— А он… да? — жалостливо уточнил Первозданный и покачал головой. — Какая потеря. Но, похоже, тут намечается нечто интересное.

— Мне не до игр! — Белая ярость резанула по нервам, выбелила мир Альрика. Ветер рванул корявые ветви, и низкие облака понеслись по небу, будто запоздалые беглецы.

Теплая рука Гуди легла на плечо, успокаивая. Альрик покачал головой.

— Сильна…

— Я хочу вернуть Эрика, — процедила я сквозь зубы, сдерживая рвущуюся наружу злость. Зря Барт поделился со мной. Я не настолько мудра, чтобы контролировать его мощь.

Альрик усмехнулся и одним ловким движением встал. Подошел ко мне — плавно, крадучись. Так охотники подходят к добыче. И я уже знала: он придумал новую игру. Игру, в которой мне не выиграть…

— Что ж, смотри.

Прохладная ладонь бережно, ласково даже, легла мне на лоб.

И я снова была в доме скади. В темной, лишенной защиты гостиной. В цепких объятиях Влада, мешающего мне осуществить задуманное. Фигура Эрика в объятиях полутьмы. Светящееся оружие Хаука.

Только в этот раз я видела скрытое. Видела, как порванная жила тонкой струйкой выпускала кен, а ниточка, связывающая Эрика с кевейном, истончалась. Пока не порвалась окончательно…

Я закричала. Громко, как тогда, до звона стекол, до боли в горле. Отшатнулась от Альрика и буквально упала в руки Гуди. От боли свело мышцы, сперло дыхание. Я присела, упираясь ладонями в сухую, колкую траву. Старалась отдышаться, забыть навязанное видение. Стереть из всех ячеек памяти, отформатировать диски… Навсегда…

— Он не вернется, — сказала сама себе, чтобы поверить, чтобы осознать.

Верить не хотелось. Понимать — еще меньше.

Потому я призвала на помощь то, что всегда помогало не сломаться. Злость.

— Зачем? — обернулась к Гуди. — Зачем ты привел меня сюда? К нему… Чтобы он играл? Чтоб издевался?!

Гуди покачал головой, даже не взглянув в сторону ухмыляющегося Альрика. На лице Первого сольвейга не было и тени издевки — лишь сочувствие.

— Иначе бы ты не поняла, — сказал он тихо.

— Мне так больно, — прошептала я и облизала губы, мокрые от слез. — Как же теперь… что…

Гуди поднял меня на ноги, обнял. Туман вокруг нас побелел, вздыбился, поднимаясь, скрывая нас от Альрика, от мира, который, как и его хозяин, нещадно ранил. Сольвейг погладил меня по голове, затылок окутало тепло, проникло внутрь спасительной инъекцией. Боль вспухала во мне нарывом, пульсировала, готова была излиться наружу белесым гноем.

А потом внутри будто что-то щелкнуло. Порвалось. И хлынуло. Плечи затряслись в рыданиях, туман вокруг заплясал, закружился, делясь на клочковатые сгустки и собираясь обратно. А я захлебывалась собственной болью, которую копила столько месяцев, не давая ей возможность выплеснуться.

Я была ничем. Пустотой. Небытием.

Пылью на сапогах прохожих.

Криком, полным отчаяния.

Туманом, окружавшим нас. Дымкой.

Миром без смысла.

Ничем.

Пока Гуди обнимал меня, я исчезала. Таяла. Кем стану я, когда вылью свое отчаяние? Ведь кроме него, у меня ничего не осталось…

— Зачем тогда было все это? — всхлипнула. — Я не смогу без него… не готова…

— Попробуй, — ответили тихо. — А если не получится, я приду снова.

Это обещание я схватила, как драгоценность. И спрятала так глубоко, что никто не найдет. Никогда.

Не знаю, сколько мы так стояли: минуту, час или целый день. Слезы высохли, всхлипы сошли на нет, и пусто стало. Спокойно. Я никуда не спешила, ничего не волновало больше, и боль немного поутихла. Лишь ныло где-то в районе лопаток, и затылок заметно потяжелел. Тянуло в сон, так и побуждало улечься в сухую траву, в мягкие клубы тумана, но Гуди удерживал меня, не давая расслабиться окончательно.

— Есть дело, — сказал он и повел рукой по воздуху.

Померкло все. Рассеялся туман. В лицо пахнуло жаром, ноги погрузли в горячем песке.

Выдох застрял в легких, в груди трепыхнулось и забилось сильнее усталое сердце. Солнце слепило, но даже это не могло быть помехой для глаз, которые давно мечтали увидеть именно это.

Я застыла, не в силах понять, мираж ли, правда…

Эрик дрался с невидимым противником. Раздетый по пояс, сжимал обеими руками рукоять тяжелого меча. По напряженной спине стекали струйки пота, волосы облепили влажные плечи. Голые ступни грузли в раскаленном песке, но ему, казалось, было плевать.

Я рванулась вперед, к нему, но Гуди удержал.

— Мираж, — произнес тихо. — Отголоски прошлого. Воспоминания о тех, кто здесь хоть однажды побывал.

— Чьи? — хрипло спросила я, не отрывая взгляда от воина, который моим Эриком не был.

— Это место часто путает, увлекает. Придуманный мир ничто без живого тепла. Вот и этот умирает. Немногие могут сюда приходить. Даже из сольвейгов.

— Что это за место?

— У него много названий. Одно из них — Безвременье. Здесь нет прошлого, нет будущего. Лишь настоящее. Призраки этим пользуются, но ты не смотри на призраков. Это место влияет на судьбы. Сейчас узнаешь, почему.

Пустыня ответила безмолвием и расстелила вокруг бескрайнюю песочную простыню. Мы пошли по ней вперед, хотя я уже плохо понимала, что здесь «вперед», а что «назад». Там не существовало направлений, рамок и границ. И я невольно подумала: а вдруг и меня нет? Вдруг Гуди нет? Совсем. И все это снится мне…

Не снилось. Нещадно палило солнце, и подошвы плавились от горячего песка. Ветер швырял его горстями в лицо, и приходилося прикрывать глаза.

Наверное, поэтому я его не сразу заметила. Лишь когда полыхнул амулет, обжигая кожу на груди, обратила внимание.

Невысокий, жилистый, в потертых джинсах и выцветшей синей майке, он копался в земле около небольшого домика с розовой черепичной крышей. Участкок, который, по сути, был оазисом среди бескрайних песков, манил буйной зеленью и запахами цветов. Между клумб, на круглом выложенном брусчаткой участке дворика плескались в небольшом фонтанчике серебристые рыбки. Они выпрыгивали из воды и на мгновение застывали в воздухе, переливаясь чешуйчатыми боками.