Ксюша Ангел - Я - хищная. Возвращение к истокам

И вспомнилось, как Эрик звал мать во сне. Наверное, они были очень близки, раз до сих пор ее не забыли.

— Все будет хорошо, — уверила я Дашу. — Однажды.

Верила ли я сама в то, что говорила? Во всяком случае, заставляла себя поверить. Я потерялась, но убеждала себя, что однажды найдусь.

На улице заметно потеплело. Солнце уже светило вовсю, и с крыш капало. Снег почти расстаял, и по асфальту текли ручейки, собираясь в широкие лужи, которые приходилось обходить. Дети, обутые в пестрые резиновый сапоги, с визгом бросались прямо в центр этих луж, заставляя родителей ворчать и отскакивать от брызг.

Пели птицы, из-под снега и прошлогодней листвы пробивалась нежно-зеленая трава, тянулась к солнцу.

На улицах разгуливали девушки в коротких юбках. Распущенные волосы, облака удушливых духов, глубокие декольте — весна обязывает соответствовать теплу и раскрепощенности.

После нашей поездки в Украину Влад съехал в Липецк и обосновался в той самой квартире, из которой открывался замечательный вид с балкона. Иногда мы с Дашей и Глебом приезжали к нему, включали фильм или сидели на диване, укутавшись в пледы, пили глинтвейн и смотрели на городские огни. Одни из самых спокойных моих вечеров.

Я надеялась, что этот тоже будет таким.

В этот раз все пошло не так.

Началось все с того, что Даше позвонил Богдан. Она долго извинялась, заглядывала в глаза и переспрашивала, точно ли ей стоит ехать. После десяти минут убеждений, что со мной все в порядке, и обещания Влада, что домой я доберусь, она, несколько раз вздохнув, все же умчалась на свидание.

Фильм, который мы выбрали, оказался унылой пародией на комедию с сомнительным юмором. Есть не хотелось, от вина разморило и клонило в сон, потому мы решили подышать свежим воздухом на балконе.

В воздухе пахло влагой, мокрым камнем и озоном. Где-то там, в городе, Даша гуляла со своим охотником. Они шли по тротуарам, взявшись за руки, пялились на витрины, и она заразительно смеялась какой-нибудь из его шуток. В такие моменты я завидовала ей — казалось, я давно разучилась искренне смеяться.

— Странные у них отношения, — сказал Влад, облокотившись о перила. Куртку накинуть он не удосужился, и ветер лепил тонкую шерсть светлого свитера к коже. Я поежилась и пожала плечами.

— После прихода Первых в мире много странностей.

Все больше племен стали возглавлять женщины — воительницы, которым удалось выжить. Погибшие хищные собирались в группки, объединялись, создавали новые племена. Шли разговоры об отмене закона о многоженстве, то тут, то там вспыхивали идеи по мироустройству и налаживанию связей с ясновидцами, исследованию нижних слоев и договорах с охотниками.

Мир продолжал жить, видоизменяясь, адаптируясь под перемены. Мир зализывал раны, и поверх рубцов нарастала новая кожа. Так было и будет всегда.

— И все же она смертна. В отличие от него. У них нет будущего.

— Я не верю в будущее. Есть только настоящее — его нужно ценить. А завтра… Неизвестно, кто из них погибнет первым.

Эрик погиб. А он был сильнейшим из нас.

— Глупости, — возразил Влад. — Будущее делаем мы сами. Ты знаешь это, так как меняла свое.

— Возможно.

Небо нависало низко — иссиня-черное, утыканное пучками звезд. Холодное и молчаливое, и мне казалось, оттуда на нас смотрят мертвые боги. Им нет дела до наших проблем, до наших потерь и находок. Они слишком устали играть в нас, потому пустили все на самотек.

— Я пока так чувствую…

Влад вздохнул, подошел и обнял меня за плечи. Он был теплым и живым, и это ощущение оказалось… странным.

— Все мы потеряли много на этой войне. Ты потеряла больше всех. Тебе больно. Но это пройдет. Однажды снова научишься дышать. Нужно верить, Полина. Жить. Нельзя постоянно себя изводить!

— Я не умею! — Я вырвалась. Отошла на несколько шагов и попыталась пробудить в себе былую ярость — бледное безумие, как скади обозвали способности Барта. Не вышло. Шевельнулось что-то в жиле и тут же улеглось обратно. Пепел былых пожаров. Отголоски мощи. Закостенелый кен в истлевающей жиле. — Я никогда раньше такого не чувствовала. Я стараюсь изо всех сил — не думать, не вспоминать. Заставляю себя вставать с кровати каждый чертов день! После этих снов, после… Я устала. Мне не больно, мне холодно. Иногда кажется, нельзя убежать от судьбы. Ведь именно я должна была там погибнуть. Я — не Эрик. И теперь я будто краду у него свои дни. Зачем? Скажи мне, зачем я жива, а он нет? Ведь именно я чувствую себя мертвой больше, чем когда-либо.

Сначала я не заметила слез — ровно до того момента, когда пальцы Влада стерли их со щек. И взгляд — пронзительный, острый — выжег остатки самообладания. Я не помнила, чтобы в последнее время на меня кто-то вот так смотрел. Когда-нибудь так смотрел. Или я просто забыла, что значит — чувствовать?

Если поплакать, то станет легче, верно?

— Ты всегда говоришь, нужно жить, — прошептала я, и слова оцарапали горло. — Что сделать, чтобы захотеть?

Мгновение ничего не происходило, даже ветер, казалось, стих. Металлические перила холодили ладонь, перед нами замер в ожидании город — безмолвный и тихий. Ночь пришла, а мы и не заметили. Ночью царствуют тени.

А потом хлынуло.

Прикосновение обожгло. Вокруг завертелся калейдоскоп огней, кружа голову, отключая мысли. Ветер рвал полы куртки, стараясь подобраться ближе к коже, но от него спасали объятия. Горячие губы дурманили разум, в ушах шумело, и я цеплялась за Влада, как тонущий цепляется за соломинку, чтобы только еще раз вдохнуть сладкий, такой нужный воздух.

Пахло ванилью. Мускусом. Сандалом.

Запахи из прошлого, а в прошлом я умела жить. Бороться. Шла, не сбиваясь, а если падала, то всегда поднималась.

Сегодня надо мною властвовала тень мертвеца. Слежавшиеся листья на могиле, которую я не проведывала. Я сама стала могилой — монолитным склепом с заколоченной дверью, куда живым входа нет. От памяти несло сладкой гнилью, истлевающие образы терялись на тропинках заброшенного кладбища.

И вот вспыхнуло. Выжгло все. Ослепило.

Зажгло меня изнутри.

Простыни казались прохладными под горячей кожей. А холод, шипя испарялся, таял от касаний уверенный пальцев, от пьяных поцелуев.

— Помоги мне, — шептала я Владу на ухо. — Пожалуйста, помоги…

И он помогал. Как умел. Но мне было достаточно. Добравшись до тепла, я больше не хотела возвращаться к холодам. В конце концов, весна на улице, внутри все болит и, быть может, слайды прошлого давно пора выкинуть.

Сквозь переплетенные пальцы струился ванильный кен.

Сегодня мы все поставили на карту. Пошли ва-банк. И никто из нас не собирался отступать.

Я не собиралась точно.

Сны пришли, когда меня окончательно одолела усталость. Во снах пахло грозой, мокрой пылью, листвой и гнилой рыбой — она усыпала берег озера, словно крупа. Мелкие, с блестящими боками, рыбешки застекленело смотрели в небо, и я вспомнила Алису, ее серые глаза и откинутую назад руку, будто она пыталась схватить что-то из-за спины, но не успела.