Джилл Купер - 15 минут

— Лара, что с тобой? Ты странно себя ведешь с того самого момента, как села в машину.

Сомневаюсь, что я вообще когда-нибудь смогу вести себя как раньше, если только они не сотрут мне память и я не забуду все, что видела и сделала за последние несколько дней.

— Извини, просто голова болит. И маме… скоро рожать. Дома столько всего происходит. Но я рада, что ты здесь, — улыбаюсь я ему.

Когда Рик улыбается мне в ответ, я понимаю, что он купился. Чтобы окончательно его убедить, наклоняюсь и снова его целую, игнорируя угрызения совести. У меня такое чувство, будто я доедаю последнее печенье, которое кто-то другой приберег для себя.

У меня был Рик, был Донован, а теперь снова есть Рик. Как бы глупо это ни звучало, я жалею Лару, которая потеряла Донована, так, словно она абсолютно другой человек. Она совершенно не походила на меня, но теперь у меня есть все ее воспоминания. Она была и в то же время не была мной. Найти в этом хоть какой-то смысл и попытаться дать всему рациональное объяснение сложно, поэтому я просто решаю больше об этом не думать.

— Проводишь меня до шкафчика?

Рик кивает. Мы выходим из машины, и он кладет руку мне на плечо. Кажется, именно так все и должно быть.

Как только мы заходим в школу, из ниоткуда возникает Кристина, широко улыбаясь и приплясывая на месте. Она, кажется, совершенно не меняется, в какой бы временной линии мы ни находились.

— Приветики! Я уж думала, вы опять прогуляете английский.

— Не прогуляем.

Направляюсь к своему шкафчику, сомневаясь, вспомню ли я комбинацию на замке, но как только начинаю поворачивать механизм, цифры сами всплывают в голове. Из шкафчика выпадают учебники, и я наклоняюсь за ними.

— Давай помогу, — предлагает Рик и протягивает мне несколько книг.

На полу остается голубой листок бумаги, и Рик поднимает и раскрывает его.

Этот цвет кажется знакомым, и у меня замирает сердце.

— Что это значит? — Рик протягивает мне листок.

Мгновенно узнаю почерк. Неудивительно. Он ведь мой.

« Ничего еще не закончено ».

Я так мечтаю, чтобы все закончилось. Не хочу больше скакать по времени туда-сюда. Если спасения мамы, папы и Молли недостаточно, чтобы сделать меня счастливой, что же тогда мне нужно?

— Так что это значит? — снова интересуется Рик.

Пожимаю плечами.

— Кто его знает. Наверное, кто-то из ребят подбросил.

Скомкав бумажку, забрасываю ее обратно в шкафчик и захлопываю дверцу.

***

На уроке все ведут себя так, будто мне здесь самое место, но я чувствую себя не в своей тарелке. Механически вытаскиваю из рюкзака учебники, нахожу карандаш, но как только мне кажется, что я успокоилась, в класс заходит Донован.

Грудь стискивает от боли. Он выглядит невозмутимым и одет с лоском. Когда-то я ненавидела в нем все — от черных солнцезащитных очков до высокомерного пижонства, но теперь, когда я подмечаю все эти мелочи, мне хочется рвануть к нему навстречу.

Дон садится в ряду напротив, кладет на стол тетрадь и снимает очки. Он смотрит на меня, заглядывая прямо в душу.

— У тебя нет лишней ручки?

— У меня? — Я запинаюсь. — Н-нет, прости.

Он издает стон и, закинув руку на спинку стула, подмигивает девушке в соседнем ряду. Этот Донован — игрок на публику, плейбой-одиннадцатиклассник. Я же скучаю по серьезному, ласковому и заботливому парню, которого я знала.

— Ну ладно, в любом случае спасибо. Ты ведь Крейн, правильно?

— Лара. — Я протягиваю руку, чувствуя себя идиоткой, но он все равно ее пожимает.

— Твою маму зовут Миранда, точно? Сто процентов мама рассказывала, как мы несколько раз играли вместе, когда были детьми, прежде чем твоя мама уволилась. — Он закусывает губу и присвистывает. — Какая жалость.

— Какая жалость, что моя мама уволилась, или какая жалость, что мы перестали вместе играть?

Он усмехается, показывая ямочки на щеках.

— Возможно, и то, и другое.

Я смеюсь и качаю головой. Учитель начинает урок, и я поворачиваюсь вперед, но совершенно не вникаю в смысл того, что он говорит. С таким же успехом он мог быть одним из тех взрослых в мультике про Чарли Брауна, которые бормочут «бла-бла-бла». Задерживаю взгляд на висящих на стене часах. Стрелки вращаются в обратную сторону. Сначала мне кажется, что назад движется лишь секундная стрелка, но потом я понимаю, что и минутная идет в обратном направлении. Время бежит назад. Поворачиваюсь и смотрю на одноклассников, но, кажется, никто, кроме меня, этого не замечает. Сажусь прямо и моргаю. Стрелки снова начинают двигаться вперед.

Я схожу с ума.

Потираю лоб, мечтая понять, что вообще происходит.

— Раскройте, пожалуйста, ваши учебники на двести сорок пятой странице.

Вздохнув, открываю книгу, но все страницы в ней пустые, как в блокноте. Половина класса поднимает на меня взгляд, когда я с шумом захлопываю учебник. Учитель упирает руки в боки, и щеки у него постепенно становятся одного цвета с его обгоревшей на солнце лысиной. Втянув голову в плечи, снова открываю учебник, но на этот раз все слова на месте.

Я так больше не могу. Встаю из-за парты и выбегаю в коридор. Нахожу женский туалет и, захлопнув за собой дверь, прислоняюсь к ней с обратной стороны с закрытыми глазами. Пытаюсь успокоиться, делая глубокие вдохи. Потом подбегаю к раковине и плещу воду в лицо. Не представляю, что со мной происходит, или с кем можно поговорить, чтобы все исправить. Вероятно, ни с кем. Может быть, это мое наказание за игры со временем.

Набираю воды в ладонь и жадно пью. Мне уже лучше, я почти восстановила контроль над собой. Выпрямляюсь и смотрю на себя в зеркало. За моей спиной появляется чья-то фигура.

Это женщина с фиолетовыми волосами.

Ее видели в тюрьме, где сидел отец. Мама назвала ее призраком. Я предупреждала о ней Майка.

А сейчас она стоит прямо передо мной.

Резко поворачиваюсь и оказываюсь с ней лицом к лицу. В длинных волосах мелькают фиолетовые пряди, на носу солнцезащитные очки, тело обтягивает кожаный костюм. Я не знаю, кто она и чего хочет, но ее присутствие здесь не предвещает ничего хорошего.

Абсолютно ничего хорошего.

— Подойдешь ближе — и я закричу, — предупреждаю я.

Она улыбается — улыбка совсем незлая, — и затянутыми в перчатки руками снимает волосы. Это что, парик?!

— Всегда его надеваю, когда работаю. Придает мне больше загадочности. — Она трясет головой, и ее собственные длинные кудри рассыпаются по плечам. Они очень похожи на мамины. Она снимает очки, и у меня подгибаются колени. Нащупываю сзади раковину, упираюсь в нее руками — иначе точно рухну — и робко спрашиваю:

— Ты — это я?

Она подхватывает меня, не дав упасть.

— Будь сильной, Лара. Ты уже так далеко дошла, ты справишься.