Айзек Марион - Пылающий мир

Джули бросает взгляд на дверь и взъерошивает Спраут волосы.

— Мне бы очень хотелось, чтобы вы встретились.

* * *

М и Нора делают несколько попыток помочь с мотоциклами, но Эйбрам отвергает их предложения и держит дверь закрытой, поэтому мы находим тенёк во дворе и садимся ждать. Джули кладёт дробовик на траву, роется в рюкзаке, пока не находит нож и клейкую ленту, потом встаёт и расстёгивает пояс.

М вскидывает брови.

Джули расстёгивает клетчатую рубашку, которая надета поверх пропитанной потом безрукавки. М садится напротив неё, будто хочет уделить больше внимания лекции учителя. Джули замечает это, закатывает глаза и достаёт нож. Она протыкает рукав рубашки у плеча и отрезает его.

— Нафига ты это делаешь? — спрашивает Нора.

Джули заталкивает дробовик в отрезанный рукав, прижимает к каждому краю ремень и приматывает скотчем. Она встаёт, перекидывает через плечо самодельную кобуру и улыбается.

— Мило, — говорит Нора. — Теперь с тебя спадут штаны.

— А это ты видишь? — Джули даёт Норе подзатыльник. — Мне не нужен ремень. Нора одобрительно кивает.

— Неплохо для бледного эльфа.

— Если вы хотите устроить соревнования, — говорит М, — с удовольствием буду судьёй.

Джули недовольно поглядывает на него. Нора усмехается.

Я наблюдаю за перепалкой и мучаюсь вопросом — стоит ли заткнуть рот М, поскольку он говорит о теле моей девушки, но мою дилемму прерывает рокот запущенного в гараже двигателя. Он делает несколько оборотов и глохнет. Это повторяется дважды, потом два двигателя выключаются, а третий переходит в мягкий шум. Мы собираемся на подъездной дорожке и наблюдаем за дверью гаража, как семья у операционной. Но Эйбрам не появляется. Нора шагает вперёд и стучится.

— Эйбрам? Мы можем ехать? Нет ответа.

Она открывает дверь. Два мотоцикла лежат на полу, оставшиеся три стоят около двери, один из них заведён. Эйбрама нет в мастерской. Наверху короткой лестницы скрипит на ветру дверь, ведущая на первый этаж.

Первой на лестницу поднимается Джули. Я неохотно иду в обугленное сердце бывшего дома Кельвинов следом за ней. Под ногами хрустит расплавленный коричневый ковёр. Стены чёрные, кроме тех мест, где отслоилась бумага гипсокартона, обнажив белые, как отбелённая кость, пятна штукатурки. О Кельвинах не напоминает ничего. Все воспоминания их жизни — мебель, которую они выбирали, обои, цветовая гамма — всё сгорело, и прогулка по этому дому напоминает мне поедание дряхлого мозга. Ничего не осталось, кроме пустых коридоров и безымянных призраков.

— Смог завести три, — безучастно говорит Эйбрам. Он стоит к нам спиной и пристально смотрит на фото в рамке, стоящее на каминной полке. На крыльце бревенчатого домика сидят отец, мать, малыш и подросток. — А другие нерабочие.

Он поворачивается, мельком смотрит на нас, берет за руку Спраут и идёт к лестнице в подвал.

— Не знаю, как вы собираетесь спасать мир после десяти тысяч лет разрухи, — говорит он, спускаясь по лестнице. — Но удачи вам.

— Эйбрам? — говорит Джули, направляясь к лестнице.

Двигатель ревёт и через закопчённое окно я вижу, как мотоцикл поднимается вверх по подъездной дорожке. Эйбрам взял рюкзак и ружье. Его дочь сидит перед ним, сжимая руль крошечными ручками.

— Нет, — рычит Джули. — Нет, нет, нет, нет!

Она в два прыжка преодолевает ступени подвала, и к тому времени, как я догоняю её, она уже успевает прыгнуть на один из двух оставшихся мотоциклов. Джули пинает стартер, поворачивает дроссель и пулей вылетает из мастерской, оставляя меня задыхаться в синем дыму.

Я прыгаю на последний мотоцикл и смотрю на рычаги и переключатели, пытаясь вспомнить, как они работают. Если моя старая жизнь хочет ко мне вернуться, сейчас для этого самое лучшее время.

Я закрываю глаза и пинаю стартер. Кручу дроссель и отпускаю сцепление.

Мотоцикл прыгает вперёд, врезается в бочки с топливом и останавливается. Я падаю на руль, но мне удаётся не заглушить двигатель. Сзади по лестнице бегут Нора и М, они кричат мне, но я их почти не замечаю. Я снова нажимаю на дроссель и мотоцикл подо мной делает рывок. Я выползаю на улицу, едва сохраняя равновесие. След выхлопных газов от мотоцикла Джули ведёт вниз по улице и поворачивает за угол, как линия на карте. Я иду по следу.

ПОКА Я ПЫТАЮСЬ удержать равновесие на стальном монстре, мой мозг не перестаёт ворчать. Он напоминает мне, что Эйбрам и Джули — опытные водители с нормальными человеческими рефлексами, и я никогда их не догоню. Он напоминает мне, что мы не проживём с тремя старыми мотоциклами и сумкой карбтеина в глуши Монтаны. И у мозга есть личный интерес напомнить мне, что я без шлема.

Когда двигатель Джули просыпается и прочищает горло, выхлопной след исчезает, но к этому моменту я уже понимаю, куда она едет. Я вырываюсь за пределы города на открытую равнину, ведущую к аэропорту. Я нахожу её мотоцикл рядом с 747-м, около пыхтящего глушителя вьются лёгкие клубы дыма. Из самолёта слышен её хриплый от отчаяния голос.

— Эйбрам! Твою мать, Эйбрам!

Она стремительно несётся из рампы грузового отсека к своему мотоциклу, сжимая кулаки.

— Его здесь нет. Он слепой, тупой сукин сын, сраный трус, я думала, что он будет здесь, я думала, что он сел в самолёт!

— Джули, — я кладу ладонь ей на плечо, чтобы остановить её бешеную беготню, но она дергает плечом и скидывает руку.

— Если он нас бросил, мы в жопе. В жопе . Никакой Канады, никакой Исландии, мы останемся в этой долбаной пустыне и нам понадобятся месяцы, чтобы даже…

— Джули!

Наконец, она смотрит на меня.

Мне пришлось повысить голос, и я делаю вдох, чтобы говорить тише.

— Я знаю, куда он поехал.

— Откуда?

Я не собираюсь озвучивать ответ. Один раз я уже ткнул в этот шрам и почувствовал, как она вздрогнула от боли. Я смотрю на неё, и Джули всё понимает.

Она садится на свой мотоцикл. Я везу свой, разворачивая его по U-образной траектории, как ребёнок четырёхколесный велосипед, потом выжимаю газ и рвусь вперёд. Ноги подпрыгивают в воздух, и мне нужна секунда, чтобы поймать равновесие и найти упоры для ног. Я оглядываюсь на неё в надежде, что моя клоунская езда вызовет у неё улыбку, но её лицо остаётся мрачным. Джули может найти смешное практически в чём угодно: в оголодавших зомби, армиях скелетов, в собственном заточении и пытках. Но она никогда не станет шутить со своей мечтой о лучшем мире, и я боюсь за любого, кто встанет у неё на пути.

* * *

Старший брат счастлив.

Я люблю, когда старший брат радуется, потому что это значит, что всё в порядке. Он переживает сильнее остальных; он думает, что остальные недостаточно внимательны, даже папа, поэтому если старший брат счастлив, я знаю — мы в безопасности.