Мария Заболотская - Рыжая племянница лекаря. Книга вторая

Сейчас, когда в кои-то веки при мне имелся кошелек, набитый деньгами, я изнывала от желания впервые в своей жизни заплатить за лучший ужин, который только возможен в этих стенах.

— Остерегайся необдуманных трат, Йель, — шепнул мне Хорвек, заметив, как я потянулась к кошельку.

— Хороший ужин может показаться необдуманной тратой разве что тебе, — огрызнулась я, и бросила хозяину полукрону, как мне показалось — с истинно королевским величием.

Юркий старичок в долгополой старой накидке выглядел подслеповатым, однако поймал монету на лету. Тут же он отдал приказание толстой растрепанной служанке, и провел нас к столу, который сам же и протер. Никогда еще мне не оказывали такого уважения!

Постоялый двор был из тех бедных уголков, где не имелось отдельных комнат даже для самых почетных гостей. Путники проводили ночь там же, где ужинали, растянувшись на полу перед большим очагом, сложенным из грубых камней. Вряд ли стоило ждать от подобного ночлега особого удобства, но мне было не привыкать и к худшему. Перед огнем сидела неприветливая старуха в черном — должно быть, жена хозяина. Служанка подала нам знак и провела в закуток, где имелся рукомойник, который ради нас наполнили горячей водой. По очереди мы смыли с себя подсохшую кровь и грязь, и я в который раз заметила, что смуглое лицо Хорвека посерело от нездоровой бледности.

Нынешний поздний вечер, казалось, выдался не слишком удачным для заведения — за столом в общем зале сидел только один гость: пожилой крепкий мужчина в темно-зеленом бархатном кафтане. Я немедля решила, что он слишком пристально рассматривает нас. Во взгляде этом мне почуялась немалая толика презрения — одежда что у меня, что у моих приятелей была грязна и изодрана, как у нищих бродяг. Разумеется, едва подумав об этом, я тут же с нескрываемым вызовом бросила серебряную монету служанке, поднесшей нам еду. Хорвек отчего-то вновь с осуждением покачал головой, но ничего не сказал. Харль же, завидев дымящиеся тарелки, забыл обо всем на свете, и накинулся на жирную похлебку, словно ничего вкуснее отродясь не едал.

Бывший демон ел медленно, сдерживая себя — наверняка, голод мучил его не меньше нашего, но он сдерживал себя, помня, что поддаваясь человеческим желаниям, становится чуть более человеком, чем раньше. Мне было не по себе от мысли, как опасно сейчас находиться рядом с этим существом, но жалость возобладала, и я пододвинула к нему еще одну тарелку, сердито приговаривая: «Не вздумай отказаться!».

В окно, покрытое давней копотью, ударилось какое-то ночное существо, и я услышала, как старик-хозяин кричит служанке: «Акка, отчего ты не затворила ставни, дура набитая?! Нечисть нынче разбушевалась!». Вспомнив, как Хорвек говорил о том, что ослабленные колдовством люди для горных духов и нелюдей — славная добыча, я вздрогнула, и подумала, что уж точно носа не высуну на улицу до самого утра. Однако толстая Акка была не из пугливых, и, даже не подумав спорить, вышла за дверь, прихватив фонарь. Где-то неподалеку тонко и тоскливо выли твари с пустоши, а в трубе что-то шуршало, тщетно пытаясь пробраться внутрь. Никогда еще мне не доводилось бывать в столь диких местах — мы с дядюшкой Абсаломом старались держаться ближе к оживленным трактам — и я подивилась, как достает храбрости у старика держать здесь постоялый двор.

— Наверняка тут полно разбойников! — громко прошептал Харль, одновременно с тем жуя и икая от жадности.

Я мысленно согласилась с ним и невольно погладила кошелек, благодаря богов за то, что мы ночуем не под открытым небом у костра.

— Судари мои, — закряхтел хозяин, подошедший к нашему столу. — Время позднее, а в наших краях не принято встречать полночь на ногах. Сами слышите, как разошлось нынче бесово племя!.. Добрым людям лучше не слышать, как хохочет и воет треклятая нечисть — от того, говорят, случаются всякие хвори. Ложитесь-ка спать, Акка уже пошла за одеялами, а тюфяков с чистой соломой вон в том углу хватает…

Постоялец в зеленом кафтане, заслышав эти слова, отрывисто пожелал нам доброй ночи, и первым последовал совету хозяина, заняв место чуть поодаль, у стены. Старуха с оханьями и стонами поднялась со своего места, и мы с Харлем, сдвинув ее кресло в сторону, расположились аккурат перед очагом, посчитав что уж за свои-то деньги имеем право на лучшее место в доме. Хоть вина за ужином мы выпили совсем немного, но усталость брала свое: мальчишка заснул, казалось, еще до того, как его голова коснулась тюфяка. Хорвек же, встав из-за стола, замер на мгновение, словно сомневаясь, как именно поступить.

— Уж если ты надумаешь нас удавить ночью, то какая разница, будем ли мы дрыхнуть вповалку или же в разных углах? — преувеличенно сварливо прошептала я, подвигаясь так, чтобы ему хватило места лечь рядом со мной.

Догорали последние плохонькие огарки на столах, жар в очаге бросал красноватые отблески на стены, а странные звуки пустошей, смутно слышимые в ночной тьме, невольно заставляли прятаться поглубже под толстое шерстяное одеяло. Согревшись, я окончательно обессилела, и уснула, уткнувшись носом в спину Хорвека.

Сон мой был настолько крепок, что громкие голоса и хохот сначала показались мне продолжением какого-то тревожного сновидения. Я приподнялась, сонно моргая и не понимая, отчего вдруг комната так ярко осветилась среди ночи, и кто все те люди, чьи тяжелые сапоги оглушительно топают по дощатому полу.

Хорвек, в отличие от меня, спросонья соображал куда быстрее, и потому сразу вполголоса выругался, завидев меховые плащи, грубые сапоги и многочисленное оружие ночных гостей.

«Разбойничье гнездо! Самое место для того, чтобы похваляться своим кошельком, Йель!» — мысленно взвыла я, толкая Харля, которого не сумели разбудить гам и топот.

— Ну, что за богатеи решили сегодня заглянуть к нам на огонек? — насмешливо пробасил кто-то, вызвав дружный хохот у остальных разбойников, и я признала в говорившем того самого постояльца в зеленом бархате. Теперь я ясно видела в его лице признаки злодейской натуры — черные глаза так и сверкали из-под низких бровей, подкрученные усы воинственно топорщились, а ухмылялся он точь-в-точь будто злой пес скалит зубы. Однако вовсе дурным человеком он не был — мне пришлось в этом убедиться почти сразу.

— Деньги у девчонки, мастер Глаас! — услышала я знакомый голос старика-хозяина: старый мошенник угодливо согнулся перед предводителем разбойников, торопясь услужить.

— Девка! — немедленно загалдели остальные злодеи, тыча в мою сторону пальцами, и от их перемигиваний щеки у меня тут же запылали, а лоб, напротив, покрылся холодной испариной. Но господин Глаас, важно усевшийся на лавку посреди комнаты, тут же резким окриком заставил притихнуть своих ребят.