Мария Заболотская - Рыжая племянница лекаря. Книга вторая

— Угомонитесь! Девчонку без моего разрешения чтоб пальцем никто не трогал! А ну-ка, иди сюда, — поманил он меня, широко улыбаясь, словно при виде диковинной зверушки из бродячего балагана.

Я, затравленно оглянулась на Хорвека, но тот со вздохом промолвил:

— Говорил я, что на первую же потраченную из этого кошелька монету ты купишь отменную неприятность. Отдай ему деньги, ничего не поделаешь.

Неловко поднявшись, я подошла к главарю поближе. Хоть он обращался ко мне безо всякого уважения, однако злобы в его голосе я не расслышала, и оттого таращилась на господина Глааса с робкой надеждой. «Что, если он отпустит нас? — думала я, мысленно уже попрощавшись с кошельком. — Зачем мы разбойникам? Быть может, они не убьют нас… И мы пойдем своим путем, а они — своим».

Покорно протянув старому разбойнику кошелек, я вжала голову в плечи, не зная, чего ожидать. Тот знаком указал мне вернуться на прежнее место, а затем заглянул внутрь кошелька, присвистнул, подбрасывая монеты на ладони, и объявил:

— Что ж, нам свезло напоследок, братцы! Тут полно золотых полновесных крон! Клянусь кровью и пеплом, в наши лапы попались королевские родственнички, не иначе!

Последнее предположение изрядно повеселило разбойников: мы были оборваны как худшие из нищих, а исцарапанные лица и подавно не добавляли нам сходства с благородными людьми. Но не успела я подумать, что разбойники смилостивятся над теми, кто ушел по дороге жизненного везения недалеко от них самих, как господин Глаас, позволив своим людям насмеяться вволю, снова заговорил.

— Никак судьба подает нам знак и желает счастливого пути. Только вчера я говорил, что нужно податься на зимовье как можно раньше… Кругом недобрые знамения, кругом черные дела. Отправимся в дорогу завтра же утром!

Эти слова заметно обрадовали злодеев, а вот старик-хозяин, напротив, в беспокойстве забормотал:

— До настоящей зимы еще луна успеет смениться! Куда вам торопиться, братцы? Никогда вы еще не уходили на зимовье раньше Волчьего дня!

— Эй, Торок, какие мы тебе братцы?! — посуровел мастер Глаас. — Говори-говори, да не заговаривайся! Мы — вольный люд из славного края, и к пустоши этой треклятой гвоздями не прибиты. Это тебе судьба истлеть под здешним камнем, под безбожные завывания ночных духов, а наши кости будут лежать в доброй освященной землице. Получаешь пару серебряных монет за то, что посылаешь нам вести о новых гостях — и радуйся им, да скажи спасибо, что до сих пор твой дом не превратился в головешки.

Из презрительной речи этой я поняла, что хозяин постоялого двора не раз отдавал своих постояльцев на поживу пришлым грабителям, за то получая скромную награду. Однако ровней его себе лихие люди не считали, и по гримасе, которая исказила сморщенное лицо Торока, было видно, что на душе у него давно копится обида на зазнавшихся подельников.

— Ладно-ладно, — забормотал он, улыбаясь одновременно заискивающе и недобро. — В братья я вам не гожусь, однако если по ваши души сюда придут люди короля, то я буду болтаться в петле рядом с вами, мастер Глаас, нравится вам это или нет.

— Люди короля! — воскликнул Глаас, хлопнув ладонью себя по колену. — И в былые времена никто из людей вашего короля не совался на Сольгерово поле, а следующей весной, помяни мое слово, Торок, я со своими людьми пойду в земли герцога Таммельнского и соберу там столько оброка, сколько выдержат наши повозки! Если переживешь эту зиму, то непременно узнаешь, как славно я пощипал перышки Его Светлости. В эти земли пришел упадок, а там, где вода замутилась — ловить рыбу проще всего.

— Так отчего же вы уходите так скоро, мастер Глаас? — не удержался старый Торок. — Сами говорите, что пустоши наши надежно прячут вас от королевских слуг и от воли герцога Таммельнского. Отчего бы вам не относиться с почтением к здешним камням, столько раз укрывавшим вас в плохие времена? Право слово, лежать под одним из них — ничуть не хуже, чем гнить где-то на тесном городском кладбище, а вой духов для покойника ничем не отличается от звона храмового колокола…

Нахальство старика заставило заворчать разбойников, вольготно расположившихся по лавкам, и в Торока полетело сразу несколько кружек. Я от страха зажмурилась и прижалась к Хорвеку, который словно окаменел — за все это время он не издал ни звука, с мрачным достоинством приняв происходящее как данность. С другой стороны к нему приник Харль, от страха сопящий с громким присвистом.

— Проклятый старик, научился от здешней нечисти предвещать смерть! — раздавались грубые выкрики. — Укоротить ему язык! А до того — пусть скажет, где припрятал горшок с монетами! Наверняка делился с нами не всем, что находил при своих постояльцах!

Старый Торок, поняв, что рассердил грабителей всерьез, согнулся в три погибели и приник к ногам главаря, визгливо прося прощения. Господин Глаас, выждав пару минут, приказал своим ребятам утихнуть.

— Если я до сих пор жив, Торок, — произнес он веско, — то только потому, что жадность никогда не застит мне глаза, в отличие от тебя. Ты так желаешь получить от меня до зимы хотя бы еще пару-тройку монет, что не чуешь беды, стоящей у порога.

— О какой беде вы толкуете, мастер Глаас? — заискивающе спросил Торок. — Духи нынче беснуются, и ночные плакальщицы воют громче обычного, но мало ли что взбредет в ум нечистой силе?..

— Нечистая сила не тревожится попусту, — ответил на это Глаас, помрачнев из-за какого-то воспоминания. — Ты видел, какая туча стояла сегодня днем над Урраским холмом, где Троепалая сосна? Это было колдовство — уж мне ли не догадаться… В наших местах еще свежа память о проделках королевы-ведьмы. Дед рассказывал мне, как она насылала страшные грозы на врага, и, провалиться мне на этом самом месте, сегодня кто-то вновь наколдовал такую грозу!

— Мало ли какая непогода случается, мастер Глаас… — опасливо, но упрямо возразил старик. — В наших краях иной раз дождь сменяется солнцем по три раза на день…

— Твои кости еще крепки, хоть ты и кряхтишь, точно вот-вот помрешь, — еще более мрачно ответил Глаас. — Отправляйся завтра с утра к Лигарскому ущелью и посмотри на южный склон! Нынче там прошел дождь, но, пожалуй, такого дождя ты еще не видал. Все усеяно мертвым вороньем. И не говори мне, что это случайность. Столько падали с неба без колдовства нипочем не просыплется!

Его рассказ был подтвержден возгласами разбойников, в которых за напускной бравадой слышалась тревога: хоть они и привыкли к здешним диким краям, однако обострившееся чутье верно подсказало им, что нынешние страшные чудеса предвещают наступление темных времен.

— Таммельн — порченое проклятое место, — громко произнес кто-то из грабителей, и слова эти вызвали ропот одобрения. — Правитель города сошел с ума, а король, отдавший за него свою дочку, никак тоже разума лишился. Слабые господа — слабая власть!.. А там, где нет человеческих законов — устанавливаются нечистые порядки, и скоро границы между пустошами и людскими землями никто не различит…