Мари Руткоски - Поцелуй победителя

— Ты обвинял Кестрел в том, что она изменилась, но и ты уже не тот, что прежде.

Голос Арина прозвучал твердо.

— Это не одно и тоже.

— Разве?

Арин повернулся к ней спиной. Он бежал вниз по лестнице, быстро и уверенно чеканя ступени подошвами сапог.

* * *

— Я пытался добраться сюда, как можно скорее, — сказал посланник.

Это был невысокий мужчина с узловатыми суставами на руках и ногах. С причудливо коротким носом. Под глазами у него залегли мешки, а отливавшие зеленью белки напомнили Арину о Тенсене.

Они сидели в приёмной, некогда бывшей детской комнатой Арина. Ему не нравилось находиться здесь. Он оглядел свои детские инструменты, все еще висевшие на стене. Он вспомнил, как Кестрел касалась их, как её пальцы цепляли струны. Как он тогда заметил родинку на ее правой руке, между указательным и большим пальцами, похожую на маленькую черную звезду.

Арину следовало бы убрать все эти инструменты. Нужно было давно избавиться от них.

— Это случилось где-то с месяц назад.

Арин превратился весь во внимание.

— Кое-кто отдал мне кое-что. — Мужчина сцепил руки. — Она сказала, чтобы я передал это вам, но у меня этого больше нет.

— Что это было?

— Маскировочная моль.

— Что? — голос Арина сорвался.

— Одна из тех валорианских молей. Которые меняют цвет. Мне её дала одна заключенная.

Сердце Арина забилось чаще.

— Кто тебе её дал?

— Геранка.

— Это невозможно.

Тенсен сказал Арину, что Молью, его ценным шпионом в столице, была Риша. И Ришу просто невозможно было перепутать с геранкой. Как у всех восточных людей, у неё была тёмная кожа — гораздо темнее, нежели даже кожа Арина, которая загорела из-за многолетнего пребывания под солнцем.

— Я знаю, что я видел, — сказал посланник.

— Расскажи мне всё в мельчайших подробностях.

— Я ухаживаю за лошадьми, которые идут по дороге, ведущей к северу от валорианской столицы. Там сделала остановку тюремная повозка. Они иногда там проходят. Я поил лошадей, пока стража отдыхала. Меня окликнула женщина. Она протянула руку через решетку и попросила меня передать моль, но страж это заметил. Вот почему у меня нет её при себе. Её раздавили. Стража со мной не церемонилась. Да и с ней.

— Что произошло?

— Не знаю. Я не рассмотрел. Они все равно уехали.

— И это всё?

Мужчина замялся, смутившись из-за тона Арина.

— Мне не следовало приходить?

— Нет, да. — Арин ненадолго зажмурился. Его пульс был слишком быстр. — Ты правильно поступил, что пришёл.

— Простите, я потерял моль.

— Не переживай об этом. Только скажи… она говорила с тобой на геранском?

— Да.

— Уверен?

Посланник странно на него посмотрел.

— Я в состоянии узнать родной язык. Это был её родной язык, как для вас и меня.

«Я не говорю на геранском», — вспомнил он признание Риши. Она также никогда не упоминала, что была шпионкой. Арин решил это сам, со слов Тенсена.

— Ты сказал, что не смог рассмотреть, но что именно?

— Я не мог заглянуть в повозку. Стены были сплошными, без прорех, да и дверь тоже. Я видел её только в окно.

— Опиши ее.

— Не могу.

Арин очень старался говорить ровно.

— Что ты подразумеваешь под «я не могу»? Ты видел её. Это твои слова.

— Да, но… — мужчина, определенно, тоже был расстроен, — я видел только её руку.

— Какого цвета была кожа? Как моя? Твоя?

— Более или менее. Хотя, наверное, менее. Бледная. Такого цвета, как у домашних слуг.

Не дакранка.

— Наверняка, ты можешь сообщить что-то ещё. — Арин чувствовал, что ему всё труднее усидеть на месте. — Что случилось с заключенной?

Мужчина потер обветренную шею, избегая взгляда Арина.

— Страж меня ударил. В голове звенело. Я не слышал, чем они занимались внутри повозки. Не знаю, что они сказали. Но она ужасно кричала.

— А потом?

— Повозка поехала на север, прямиком в тундру.

* * *

Рошар угрожающе произнес:

— Ты полагал, что моя младшая сестра шпионила для Герана, и не посчитал нужным упомянуть об этой мелочи?

— Я говорю тебе об этом теперь.

— Арин, порой, ты мне по-настоящему очень не симпатичен.

— Это был не мой секрет. Тенсен сказал, что по условиям договоренности, личность шпиона должна оставаться в тайне. Я надавил на него, и он назвал имя. Я восхищался ею. Все в этом городе были бы мертвы, если бы она не сообщила Тенсену про яд в акведуках. И если она хотела анонимности, то я должен был уважать её решение.

— То есть ты говоришь, что ты из уважения спасал свою шкуру. Может быть, мы с королевой повели бы себя несколько иначе, если бы знали, что ты используешь нашу сестру для добычи информации, ради которой она могла погибнуть.

— Это была не твоя сестра.

— Не в этом суть!

— Понимаю, но как бы ты поступил на моем месте?

Рошар угрюмо уставился на камин библиотеки. В нём уже не один месяц не разводился огонь, но запах гари всё равно висел в воздухе. Принц играл с кольцом на пальце — толстой полоской, выглядевшей так, словно её отлили из тусклого чёрного камня. Обычно восточные люди не носили колец, они предпочитали, чтобы их руки не утяжеляли украшения. Арин знал, что у этого кольца имелось особое предназначение: в нём содержалась жидкость, вызывающая онемение. Он никогда не спрашивал об этом, но подозревал, что она может и убить. Рошар покрутил кольцо.

— Арин, — тихо произнес он, — а ты умеешь добиваться своего.

— Я знаю, прости, — повторил Арин.

— Итак, значит, твоя Моль — не моя сестра.

— Да.

— Она геранка.

— Да.

— Мёртвая геранка.

Арин покачал головой.

— Её сослали в трудовой лагерь в тундре.

— Это равносильно смерти, — заметил Рошар.

— Это трудовой лагерь. Нельзя заставить трудиться мёртвое тело. Прошёл всего месяц. Она может быть ещё жива.

Взгляд Рошара метнулся к Арину.

— Нет, о нет. Даже не думай о том, о чем, я думаю, ты думаешь.

— Я мог бы возглавить небольшой отряд на север…

— Остановись немедленно.

— Она может обладать ценной информацией.

— Оно того не стоит.

— Она не заслуживает подобной участи.

— Она знала, во что ввязывалась. Все наши шпионы осознают риск. — Чуть ласковее Рошар добавил: — Невозможно спасти всех.

Арин медленно выдохнул. Он прижал ладони к глазам. Руки у него были холодными. Руки Кестрел всегда сначала холодны, когда к ним прикасаешься. Ему нравилось чувствовать, как они медленно согревались…

Арин одёрнул себя. Он с подозрением относился к работе своего разума, когда тот без причины то и дело возвращался к Кестрел, но его мысли не единожды возвращались к ней и работному дому, словно он был ловчей птичкой, а она наматывающейся блесной.

— Я не стану тебе говорить, что делать, — сказал Рошар. — С нас этого довольно. Я только спрошу тебя — тебя, я признаю это, поцелованного богом одарённого тактика, — неужели ты считаешь себя достаточно умным, чтобы отправить солдат на север, подальше от войны, развернувшейся здесь, чтобы попытаться спасти женщину из тюрьмы, когда ты даже не знаешь, сколько жизней это будет тебе стоить, и кого именно ты ищешь. Ну, Арин? Ты настолько умен?