Мари Руткоски - Поцелуй победителя

Лампа светила тускло. Она источала жаркий запах керамики. Кестрел смутно чувствовала, что время поджимало, но она уже и без того потеряла столько времени, поэтому не до конца понимала, что на самом деле означало это ощущение.

Теперь она шагала быстро. Словно кто-то дёргал за свободный конец веревки, другой край которой был привязан к её сердцу. И вновь: страх боли. Уверенность в его неминуемости. Страх влёк вперед, а потом неожиданно сковал ей ноги и вынудил остановиться.

Сквозь оконные стёкла заструился серый свет.

Она вспомнила об обещании, данном Арину. Волнение в его голосе: «Разве ты не пожелаешь мне удачи?» Она подумала о человеке, прибравшемся в её доме просто потому, что это был её дом, и он не хотел, чтобы тот оставался стоять грязным. Она подумала о том, каково ему будет покидать город, не получив ответа на свой вопрос. Кестрел не только не ответила на его предложение, но даже не пожелала счастливого пути и возвращения.

Её прошиб холодный пот ужаса.

Если она уйдет сейчас, то успеет встретиться с ним на рассвете.

Она шла по коридору, чеканя шаг. Подошла к лестнице, чтобы сбежать вниз и выйти из дома в траву.

Но веревка в груди, привязанная к сердцу, сильно натянулась и больно разрезала грудь изнутри. И, не осознавая, что она делает, девушка пересекла лестничную площадку и вошла в узкую зеркальную галерею. Её тень смиренно порхала рядом. В конце галереи имелась дверь. За дверью ждали покои. Стены, обшитые тёмной тканью, и она вспомнила шёлковые шторы, когда-то висевшие теперь уже на голых прутьях. «Их выбирала мама», — сказал отец, глядя на шторы так, словно не мог определить, какого цвета они были.

Кестрел зашла в комнаты отца.

Она отступила в сторону лестницы. Девушка потеряла лампу. Она наткнулась на небольшой танцзал. Обеденный зал. Гостиную. Кестрел сжала ручку двери: библиотека.

Воспоминания об отце были больше связаны с библиотекой, нежели с его комнатой, куда её редко приглашали. Отец не выносил внезапных вторжений. Библиотека оказалась до боли знакомой, даже несмотря на нехватку книг. Здесь не было никаких признаков насилия. Однако в воздухе витало ощущение, что книги были сорваны с полок с особой жестокостью. Раньше здесь на столике стояло прозрачное красное пресс-папье из дутого стекла. Она вспомнила закорючки под своими пальцами. Генерал использовал пресс-папье, чтобы держать карты развернутыми. Она не знала, куда оно подевалось.

Кестрел уселась на пол, где когда-то стояло кресло. Когда рассвет, со всей силой своих излюбленных оттенков оранжевого, розового и жёлтого обрушился на её влажные глаза, девушка поняла, зачем пришла в этот дом. Настоящая причина была только одна. Она пришла сюда в поисках отца.

Память, наконец, пусть вся израненная, но всё же вернулась к ней. Она приползла к ней на коленях. Кестрел вспомнила не всё, но достаточно.

Глава 19

Арин приехал к ручью рано, в серый час перед рассветом. Сел на траву. Его обуревали самые разные мысли. Нервы шалили. Он прижался ладонями к земле. Арин слишком сильно нервничал.

Она не пришла.

Он смотрел на блеск воды в лучах восходящего солнца. Ручей плавно изгибался по пути своего следования. Пели птицы. Негромко и приятно взывала ирриэль. Она вторила себе. Но ответа так и не последовало. Она продолжала взывать, словно заклинала. Другие птицы будто подпали под её чары.

Арин прождал столько, сколько мог. В конце концов, его молчаливая часть признала то, в чём он сомневался все это время. Он не надеялся, что Кестрел придёт. Эти ли сомнения не дали ему заснуть после того, как она покинула его покои? Не изнуряющее удовольствие от её присутствия или ощущение её отсутствия. Не ожидание войны, не вероятность её притязаний на его сердце.

Пришла пора быть честным.

Он был с собой честным. Предельно. Признал своё поражение. Да, удовольствие, препятствия, отсутствие любимой и ожидание — в совокупности не дали ему заснуть прошлой ночью. Однако сомнение, шипящее кислотой, стало частью этого эмоционального напитка.

А теперь им завладела некая давящая эмоция. Похожая на снаряд, размером с ладонь. Эта эмоция, казалось, лежала в каком-то невидимом кармане, и вот теперь дала о себе знать, чтобы показаться полностью.

«Это всего лишь сожаление», — сказал он себе. Едва ощутимое, потому что ожидаемое. А чего еще он ждал?

Арин вырвал несколько травинок, случайно попавших между пальцами, и вдохнул аромат свежей зелени. А потом (понимал, что ведёт себя странно, но ему нужна была эта странность, чтобы отвлечься или сделать хоть что-нибудь перед тем, как уйти, потому что на это потребуется мгновение, и может быть, как раз в это мгновение она и появится, если он еще подождет, но всего лишь мгновение) он сунул травинки в рот и разжевал их. Они напомнили ему по вкусу мыло. Чистоту.

Она не пришла. Скорее всего, она вообще не собиралась приходить.

Он направился снаряжать коня.

* * *

Арин остановился в нескольких шагах от конюшни. Солдаты (несколько сотен крепких мужчин на лошадях и пешие) собрались на холме. Утро гудело фырканьем и топотом лошадиных копыт, перебранками мешавших друг другу людей, трением металла о кожу, шлепками всадников о сёдла. Ничего из увиденного не удивило Арина. Рошар стоял рядом с двумя оседланными лошадьми и улыбался ему.

— Ты опоздал. Проспал, что ли? — сказал Рошар, подойдя к Арину и ведя за собой лошадей.

Арин ничего не ответил.

— Держи. — Рошар протянул ему вожжи. — Я заметил, что ты иногда на нем ездишь. Он хорош. Не так хорош, как мой, конечно, но тоже ничего. Я подумал, что ты решишь оставить того боевого коня. Он ведь её, я прав?

— Джавелин остается.

— Как скажешь, — легко согласился Рошар. — В общем, это разумно, не так ли? — Он убрал руку с оседланной для Арина лошади.

— Да… хотя это не похоже на тебя.

— Никогда так не говори. Я очень вдумчивый и душевный.

Арин понял, что улыбается в ответ. Он вскочил на коня.

Всем был отдан приказ следовать за ним и принцем. Им придётся пройти через весь город, собрав ещё солдат по дороге, в конце концов, добраться до гавани, где их поджидала восточная армия, чтобы вместе с ними отправиться на юг.

Но сначала они прошли по тропинке к дому. Несколько человек, узнавшие или догадавшиеся об уходе солдат, выстроились вдоль дорожки.

Кестрел среди них не было. Вышли Сарсин и королева. Иниша приподняла одну бровь и произнесла иронично:

— Будь осторожнее.

Но Сарсин. Она смотрела на него иначе, не так, как прежде, словно не была уверена, вернётся ли он на этот раз. Арин подумал, что обещание, данное богу, может стать всепоглощающим. Сарсин плакала. Она протянула ему букет, собранный из крошечных цветов, росших у подножья деревьев, в их тени. Чтобы их увидеть, приходилось встать на четвереньки. Он очень любил их, ещё с давних пор.