Мари Руткоски - Поцелуй победителя

Той ночью в своей палатке, в полном одиночестве, она думала о жестоком холоде тундры. Как сера крошилась в её руках. Вспоминала, как впадала в панику, когда обнаруживала в памяти белые пятна. О вечерней дозе наркотика: густой и приятной на вкус. О страхе умереть вдали от дома. О том, что некому будет её оплакивать. Тоска пробрала её до самых костей.

Это было на самом деле. Да и никуда не делось.

Но это не всё, кем она была.

Кестрел задула походную лампу. В темноте она вспоминала дорогу, своё путешествие в облаках пыли.

«Мы же как-то справляемся».

Она будет держаться.

Кестрел крепко спала той ночью. После, ей иногда еще хотелось принять на ночь тот наркотик, но у него уже не осталось над ней такой власти.

* * *

Край заполонила пшеница. Тёмно-золотое поле тихо шелестело колосьями на ветру. Стебли гнулись под тяжестью зерна.

Вдали геранцы собирали урожай. Они были слишком стары или слишком молоды, чтобы воевать. Другие поля стояли заброшенными. Кестрел заметила фермы с пустыми курятниками, пропахшими сгнившей соломой. Животных либо убили, либо увели подальше. Плетёная корзина за несколько месяцев превратилась в колючее гнездо. Когда кто-то попытался её взять, ручка оторвалась.

Фермы нервировали Кестрел. Она могла бы списать это на запустение строений; на то, что большое количество пшеницы останется гнить на стеблях, но дело было не в этом. Её нервировали сами строения. Редкие геранские виллы с колоннами и зубчатыми арками. С мерцающими стеклянными крышами атриумов. Наиболее распространенные: роскошные и новые валорианские дворцы, широко раскинутые, с плоскими торцами.

Жилища рабов выгорели на солнце. Краска облезла и скрутилась длинными кудрями, подобно яблочной кожуре. Кестрел заметила, что возле жилища рабов на каждой ферме стоял маленький домик. К горлу подступила дурнота. Сначала, когда девушка отправилась вместе с солдатами за продовольствием для армии, она не поняла что это за строение, для чего оно. У отца в их имении в Геране ничего подобного не было.

Как-то раз Кестрел заметила, как Арин смотрел на такой домик. Его взгляд был напряжённым, а выражение лица мрачным.

А потом она вспомнила, что эти дома были выстроены для детей. Неприятное воспоминание вернулось нехотя, медленно. Ей пришлось напрячься, чтобы выудить его из недр памяти. Когда же ей это удалось, девушка поняла, что лучше бы она никогда этого не знала.

Это было обычной практикой, как только малыша отлучали от груди, его забирали у матери-рабыни и продавали на соседнюю ферму. Мудрость валорианцев гласила — в противном случае ребёнок будет отвлекать мать от работы. А тем временем её хозяин купит ещё детей с других ферм. Дети вскоре забывали своих родителей, и считалось, что только их хозяин имеет право претендовать на них. Малыши жили вот в таких маленьких домишках, где их растили пожилые рабы. Сейчас таким детям должно было быть в среднем около десяти лет.

Это было широко распространено в сельской местности. В городе такие случаи встречались далеко не часто. Некоторые феодалы гордились тем, что позволяют своим рабам самим растить собственных детей. Кестрел однажды довелось видеть, как валорианская дама сюсюкалась с геранским малышом. Девчушка дрожала, стоя посреди гостиной. Кестрел, пришедшая на чай, не сразу заметила мать малышки, а потом проследовала взглядом за ребёнком и увидела мать в форме, которая стояла и ждала в тени алькова.

Отец Кестрел ясно дал понять, что в его доме не будет детей-рабов. Если те и рождались, то их довольно быстро продавали. Но никогда не покупали.

Любой такой маленький домик на каждой ферме был ужасен. Прежде — в течение многих лет — она позволяла своему разума спокойно отгораживаться от этого, Кестрел будто помещала в кокон эту несправедливость и прочие неправильности, что происходили ежедневно. Так была устроена жизнь. Но не её жизнь.

И её, порой не соглашался беспощадный внутренний голос.

Не её.

Её.

Слова немедленно отозвались эхом, вторя ритму копыт Джавелина.

Сейчас Кестрел могла сказать, что поняла — жизнь не существует сама по себе, это еще и жизни других людей. А зло нельзя поместить в кокон, запечатать и убрать подальше. Она поняла, что неправильно игнорировать неправильные вещи. Но ещё она поняла, правда состояла в том, что осознать это нужно было давным-давно.

* * *

Небо искрилось от звёзд. Кестрел нашла Арина рядом с костром. Он, щурясь, занимался переделкой чужого кожаного доспеха. Прилаживал отвалившуюся пряжку.

— Ты хорошо видишь в темноте? — Кестрел осталась стоять.

— Нет. — Арин проткнул шилом полоску кожи. — Но днём на это не было времени. — Армия что есть сил продвигалась на запад, хотя и не так быстро, как бы Кестрел того хотелось. Рошар возражал против марш-броска. «Уставший солдат — проигранная война», — любил говаривать её отец.

Кестрел запрокинула голову. Ночь сияла.

— Как сделать зеркало?

— Тебе нужно зеркало? — с удивлением спросил Арин.

— Нет. Меня интересует только процесс его изготовления.

— Тебе нужно покрыть серебром стекло, но я таким никогда не занимался.

Она повернулась, сделав полукруг, чтобы взглянуть на созвездия на западе. Из-под сапог заструился аромат смятых трав.

— Когда-то давно люди, должно быть, пользовались отполированным металлом.

— Наверное.

— Или мисками с водой. Небо похоже на зеркало, если бы зеркало было миской с чёрной водой.

Наступила тишина. Кестрел оторвалась от созерцания звёзд и посмотрела на Арина. Он отложил доспехи и вертел в руке шило. На его лице мелькали оранжевые и красные блики небольшого костерка.

— О чём ты думаешь? — тихо спросил он.

Кестрел не решалась сказать.

Он поднялся, чтобы встать рядом с девушкой.

— Арин, каково это было для тебя? Когда вас завоевали?

— Не уверен, что ты хочешь знать.

— Я хочу знать всё о тебе.

И он рассказал ей.

Казалось, даже звёзды прислушались к его рассказу.

* * *

Они оставили пашни далеко позади. Почва стала рыхлой. Пресная вода встречалась редко. Однако на пятый день своего путешествия из поместья Эрилит, им все же удалось найти ручей и наполнить бочки водой.

Кестрел заметила, как Рошар подошёл к Арину, когда тот чистил свою лошадь.

— Вот. — Принц что-то вручил ему. — Сделай нам всем одолжение. Ты ужасно грязный. — Рошар оглядел его с головы до пят. — По-моему, у тебя ещё даже осталась засохшая кровь за ушами.

Это был кусок мыла. Арин выглядел слегка ошарашенным, словно он жил в мире, где мыла ещё не изобрели. Парень разломил мыло пополам и предложил одну часть Кестрел.

Мыло немного раскрошилось у неё в руке. Его аромат был приятно сладковатым. Кестрел так и стояла, вдыхая дар этого подарка дольше, чем следовало бы. Ей пришло в голову, что если она воспользуется им, как и Арин, то её кожа будет пахнуть в точности, как его.