Мари Аннетт - Алая зима

Ее щеки запылали, она прижала вату к ране, не обращая внимания на твердые мышцы под руками. Она еще никогда не касалась так мужчин. Она вообще редко касалась кого-то из мужчин. Катсуо ловил ее за локоть, чтобы не дать упасть, и это было самым близким прикосновением с момента становления камигакари. А теперь ее ладони лежали на обнаженной груди человека, точнее, ёкая.

Он был не только сильным на вид, но и очень красивым, с четкими чертами лица, но не острыми, смягченными его волосами — или шерстью? Он мог легко превзойти Катсуо, а это о многом говорило.

Но ей было все равно, конечно. Он был ёкаем, духом, а не человеком, хоть и напоминал внешне человека. Она посмотрела на его лисьи уши, чтобы поддержать мысль. Не человек.

Она не могла обмотать бинтами его тело, потому закрепила бинты и вату с помощью пластырей. А потом она села и оценила свою работу. Неплохо. Так он не зальет кровью всю косодэ хотя бы. Она собрала аптечку и отодвинула. Что теперь?

Поджав губы, она потянулась к нему и поправила косодэ, укутав его. Так лучше. Меньше отвлекало. Неужели она любовалась ёкаем? Ей точно нужно взять себя в руки. Накрыв ладонью глаза, она глубоко вдохнула. Успокоившись, она опустила руку.

И обнаружила, что сияющие рубиновые глаза смотрят на нее.

На миг она не могла двигаться, пойманная сонным взглядом ёкая и его сдвинувшимися бровями врасплох.

А потом ее охватила паника, и она отскочила.

Она бросилась бежать, но он напал. Он резко потянул за длинный рукав ее кимоно. Она упала на него. Извиваясь, она откатилась, а он снова схватил ее и потянул назад. Одна сильная рука обхватила ее посередине, прижав руки к бокам, а ее — к его груди. Другая его рука обхватила ее горло и сжала, но так, чтобы она замерла на месте.

Она задыхалась, голова кружилась от ужаса. Ее руки были скованы. Она не могла дотянуться до офуда в кармашке рукава. Она была беспомощна. Еще никогда ее так не обездвиживали. Паника грозила рассеять мысли. Почему она не побежала за Катсуо, когда кицунэ превратился? Зачем она вообще принесла его в свою комнату?

Ёкай не двигался, просто держал ее так, чтобы она не могла отбиваться. Она склонила голову, чтобы увидеть его лицо, понять намерения, но он не смотрел на нее. Его взгляд скользил по комнате, анализируя. В его рубиновых глазах пылал разум, как и когда он был лисом.

А потом эти глаза посмотрели вниз, и он был почти удивлен, поймав ее взгляд. Его губы изогнулись в ухмылке, блеснули острые клыки, что напоминали больше лисьи зубы, а не человеческие.

Он забавлялся из-за ее ужаса, и это ее обидело.

— Пусти меня!

— Ах, маленькая мико, разве тебе не говорили, что нельзя убегать от ёкаев? — его низкий урчащий голос послал дрожь по ее коже. Он склонился, рукой заставляя ее откинуть голову. Он провел носом вдоль ее челюсти, от подбородка до уха. — Так мы точно нападем, — его дыхание щекотало ее ухо.

Мурашки побежали по ее шее, она стиснула зубы.

— Убери руки.

Он фыркнул и прижался лицом к ее волосам, вдыхая носом.

— Разве не ты первая начала меня трогать?

— Я обрабатывала твои раны, — она использовала лучший властный тон, отчаянно надеясь, что ее голос не дрожит. — А ты доказываешь, что репутацию твой вид заслужил не зря, таким неуважением к человеку, спасшему твою жизнь.

Он вскинул голову, а ее пронзил страх, что она оскорбила его, и теперь он точно ее убьет. Вместо этого он задумался, а руки опустил, отпуская ее.

Она чуть не отскочила от него, но вспомнила его замечание насчет побега от ёкаев. Управляя собой лучше, чем она рассчитывала, она осторожно выпрямилась, прошла четыре шага и повернулась к нему. Он оставался на месте, сидел на ее постели с ногами на полу, опираясь на одну руку. Его голова была склонена на бок, он следил за ней, и в этом было что-то лисье, подчеркнутое его ушами. Понимающая улыбка тенью отразилась на его губах.

Она опустилась на колени, потому что ее ноги дрожали так сильно, что она боялась, что он это заметит. Она постаралась незаметно сунуть ладони в противоположные рукава кимоно, после чего зажала пальцами скрытые офуда, готовая вытащить их.

— Не стоит, маленькая мико, — сказал он, каждое слово почти ласкало ее. Как он мог быть неземным, но с человеческим голосом? — Я тебе не наврежу.

Она покраснела, смутившись, что ее намерения были очевидны, но не отпустила офуда.

— Что тогда это было за нападение?

— Нападение? Ты про эти объятия?

— Ты… — она замолчала и тряхнула головой. Если он решил не думать о неуместности объятий против воли, когда он еще и терся об нее лицом, она никак не сможет его переубедить. — У тебя манеры собаки.

— Что ж… мы родня. Лисы, собаки, — он пожал плечами. — А ты чего ожидала? Ритуальное приветствие как при дворе императора?

— Немного уважения к человеку, спасшему твою жизнь, хватило бы.

— Ах, да, ты меня спасла, и я очень благодарен, — он поклонился там, где сидел, как-то умудряясь двигаться с грацией, хоть и в неудобной позе. К ее удивлению, он задержался в поклоне на пару долгих секунд, отмечая сильную благодарность.

Сев ровно, он лениво убрал прядь белых волос, окинул ее взглядом.

— Я у тебя в долгу. Назови свое желание, и я его исполню.

— Ж-желание? — выдавила она.

Он ухмыльнулся.

— Долг, маленькая мико. Я же сказал, что я у тебя в долгу.

— А… ох, да, — ее щеки горели от смущения. — Меня зовут не «маленькая мико».

— Госпожа мико из храма Аматэрасу?

— Меня зовут Эми, — сухо сказала она, не показывая эмоций.

Его ухмылка стала шире. Называть себя по имени было неприлично, но она не хотела, чтобы он знал ее фамилию, ведь даже ёкай гор мог слышать камигакари Кимуре.

— Эми, — промурлыкал он, и ее лицо снова запылало.

Она стиснула зубы.

— У тебя есть имя?

— У меня? — его лисьи уши дрогнули. — Можешь звать меня Широ.

— Широ, — недоверчиво повторила она. Имя не было плохим, просто одним из его значений как раз было «белый». Она сомневалась, что это его настоящее имя.

— А теперь, Эми из храма, назови свое желание. Я слушаю.

Без потрясения она узнала ритуал в его просьбе. Чтобы отплатить ей долг, он предлагал выполнить какое-то задание, похожее на службу и подношения, которые проводили и оставляли в храме в обмен на помощь и добрую волю ками. Кицунэ славились четким возвращением долга. От этого появилось много детских, часто смешных сказок о них, как их усилия отплатить долг приводили нередко к проблемам у людей.

— Ты первым меня спас, — осторожно сказала она. — Долга нет.

Опасный блеск, что плясал в его рубиновых глазах после того, как он проснулся, угас, он вдруг посерьезнел, и это заставило ее замереть.

— Нет, — прошептал он, голос зазвучал ниже и даже старше. — Ты вернулась за мной. Я в долгу перед тобой, и я не приму отказа.