Мари Аннетт - Алая зима

— Нет!

— Тогда увидимся, когда я обнаружу Аматсуками, — он быстро поклонился. — Хороших снов, госпожа храма.

Она смотрела, как он уходит, сворачивает за угол, не оставляя следов. Прикусив губу, она подумала, что он будет спать в снегу. Он тоже устал. Может, ей стоило попросить его остаться…

Она резко покачала головой. Остаться в ее комнате? Чем она думает? Разувшись, она беззвучно закрыла дверь и поспешила по коридору. Он будет в порядке. Он много лет прожил один, она не нужна была ему, если не считать необходимость снять оненджу. Она нужна ему только для этого.

Ее рука замерла в воздухе у двери спальни. С вздохом она прошла мимо комнаты в ванную. Закрывшись, она сняла грязную одежду и неохотно повернулась к зеркалу.

Спутанные волосы сразу бросались в глаза. Прутья и листья торчали из длинных прядей, коса превратилась в узлы. Красные пятна на горле превратятся к утру в жуткие синяки, кровь была на шее с обеих сторон и на одном плече. Она убрала волосы и скривилась при виде четырех ранок на одной стороне шеи и одной на другой стороне. Это хотя бы можно было закрыть волосами.

Ее локти и колени уже были в синяках. Ладони были ободраны, одна была проколота зубами Юмея, ребра болели от того, как рука Широ прижимала ее к его боку, пока он убегал от они . Все болело.

Но сильнее всего на теле в глаза бросались не раны, а черный символ, пылающий на ее груди в центре. Метка камигакари Аматэрасу. Когда она появилась, она была тусклой, как тень, но теперь была черной. Она накрыла метку ладонью, скрывая из виду, желая, чтобы она могла вырвать ее из плоти, из души, но магия так не работала.

Хотя она сняла одежду, один предмет она никогда не снимала — шелковый мешочек на кожаном шнурке. Плоский мешочек, вышитый цветами, чтобы напоминать амулеты удачи, которые продавали на фестивалях в храмах, но там был сильный омамори, скрывающий ее ки от ёкаев. Без него Юмей точно понял бы, кто она, если бы не понял Широ.

Она намочила ткань и промыла раны на шее. Свежая кровь испачкала ткань, в одиночестве она позволила себе заплакать. Она беззвучно плакала из-за ужасов ночи, боли, усталости, лжи и предательства, что она пережила. Она плакала из-за своей наивности, ведь Широ так просто мог управлять ею.

Когда она очистила себя, промыла раны и перевязала, расчесала волосы, она скользнула в спальню и переоделась в ночное одеяние. Она рухнула на постель лицом в подушку, одеяла запутались в ногах, у нее не было сил поправить их. Глаза закрылись, усталость накатила волнами, притупив боль. Сон уносил ее, а она задавалась вопросом, почему она думала не об опасности и ужасах, не о зловещей информации, полученной ночью. Вместо этого она вспоминала, как Широ сказал, что не помнил жизни до оненджу… свет заливал его лицо, его голос, взгляд, который она заметила — безнадежное отчаяние, глубокое, как океан.

Дверь в кладовую отъехала со щелчком.

— Эми? — позвал Катсуо.

— Доброе утро, — ответила она, выглянув из-за полки и увидев, что он стоит неуверенно на пороге, обрамленный солнцем. — Я здесь.

Она повернулась к книгам. Катсуо подошел к ней, склонился и посмотрел на груду книг.

— Вот ты где прячешься сегодня, — сказал он. — Я думал, ты все еще в своей комнате.

Она нервно поправила шарф на шее. После ее приключений прошлой ночью в лесу с Широ она провела два дня в комнате, сославшись на простуду, чтобы никто не видел синяки, которые Юмей оставил на ее шее. Фуджимото и Нанако тревожились, и она решила теперь носить шарф, прикрываясь холодной погодой.

— Мне уже намного лучше, — сказала она, не глядя ему в глаза. Ложь была грязной, камигакари нельзя было так делать, так что врать она не умела. — Я хотела подышать свежим воздухом.

— Я бы не назвал воздух здесь «свежим», — отметил он. — Что это все?

Она скривилась, глядя на книги.

— Просто хотела… после нашей встречи с они я хотела поискать офуда для лучшей защиты. Барьер и сковывающий работали не долго.

Встреча с они была не единственной причиной для поиска лучшего способа для своей защиты, но она рассказывать ему не собиралась.

— Обычно офуда отражает силу, — сказал он ей. — Линии на снегу не хватает постоянства, так что офуда-щит долго не протянет, но если линия вырезана в камне, щит простоит дольше и будет сильнее. Сковывание ёкая, ударив по нему чарами, тоже не работает. Лучше поймать ёкая внутри чего-нибудь и сковать уже это, — он постучал пальцем по подбородку. — Если хочешь связать ёкая, нужен маругата.

— Круг экзорциста?

— Да. Простой круг — основная форма, но маругата может быть очень сложным. Так можно поймать ёкая и использовать его ки, чтобы связать его навсегда. Так древние сохэи разбирались с бессмертными ёкаями, которых нельзя было убить.

Холодок пробежал по ее спине.

— Некоторые ёкаи не могут умереть?

— Нет, все ёкаи могут умереть, — исправился он. — Ки — жизненная энергия. Человек ты, ёкай или ками, но если ки закончится, ты умрешь. Но очень сильный ёкай может со временем возродиться. Помнишь историю об Орочи, восьмиглавом драконе? Он губил землю, требовал в жертву юных девушек, иначе он разрушал целые города. Слабые местные ками хотели убить его, но они знали, что он вернется и уничтожит их. И они ждали, позволяли дракону убивать людей и ёкаев, пока он не привлек внимание Кунитсуками. Сусаноо вызвал Орочи на бой и убил. Слабые ками знали, что если кто-то такой сильный, как Сусаноо, убьет Орочи, дракон будет мертвым дольше. Но истории предупреждают, что когда-то дракон вернется и будет мстить Сусаноо.

Она слышала историю раньше, но не задумывалась о деталях.

— Хочешь сказать, что если слабый сохэй сможет убить сильного ёкая, тот может возродиться и начать мстить людям?

— Ага. Потому сохэи запечатывают ёкаев. Если запечатать ки ёкая, он точно будет убран. Печать со временем тускнеет, но пока ее обновляют, ёкай будет запечатан навеки, — он указал на стену, на мир вокруг, как она поняла. — Есть семьи сохэев, которые все еще охраняют самых сильных ёкаев, когда-то угрожавших земле.

— Я могу научиться делать такой маругата? — спросила она.

— Знаешь, как делать танец Пяти цветков в Небесном саду для весенних фестивалей?

— Конечно.

— Тогда один ты уже знаешь, — сказал он с улыбкой.

— Танец… это маругата?

— Не сам танец, а круг, который ты рисуешь, пока танцуешь. Это простой маругата, для него не нужно даже особых слов. Если ёкай войдет в него, его парализует, он не будет двигаться, пока он в круге. Больше ничего ему не будет, но это сильнее, чем офуда.

Она прищурилась, вспоминая танец. Популярный и манящий сольный танец исполняли каждый год мико, и Эми хорошо его знала. Мико не только танцевали, но и рисовали при этом на большом листе белой бумаги углем. Рисовать идеальный круг, грациозно танцуя, было сложно даже опытным мико.