Владимир Пожарский - Дочь Бога

– Во сне?

– Наяву. Запоминай координаты: 59 градусов 45 минут 33 секунды северной широты и 30 градусов 37 минут 18 секунд восточной долготы. Там старое дерево или пенёк, опять дерево – забавно! Вокруг него на расстоянии в три аршина и на глубине в один аршин лежат изумруды…

– Их туда твой отец?..

– Другой умный человек по просьбе папы сто тридцать лет назад. Стоп! Лучше скажи – запомнил циферки?

– Обижаешь! Проснусь – запишу.

– Уж, пожалуйста, запиши, Владик, – улыбнулась Светла. – Только лопату не забудь. Хотя, мы с тобой ещё увидимся до поездки… Ещё одна ночь будет.

– Светла, так, если что – я тебя могу и днём позвать! Мысленно…

– Можешь. Но у меня не всегда получается общаться, когда ты не спишь. Много раз пыталась – говорю, кричу, а ты не слышишь. Не знаю, с чем это связано… Меня всё же волнует, как ты будешь вашим полицаям про убийцу девочки…

– Всё будет хорошо, – Рощин положил ладонь на колено девушки. – Хочешь шампанского?

– Хочу! – засмеялась Светла. – Погоди-погоди! Можно – я сама?

Влад кивнул, и его фея взмахнула неизвестно откуда взявшейся волшебной палочкой. Возник малахитовый столик с золочёными ножками в виде лап льва, а на нём в серебристом ведёрке со льдом уже открытая бутылка «Дон Периньон». Фужеры тоже имелись.

– Где-то я точно такой же стол видел? – задумался Рощин, наполняя бокалы. – А-а-а! В Зимнем дворце.

– И я там же – твоими глазами. А эта палочка со звёздочкой из твоего любимого в детстве фильма.

– Из «Золушки»… Так ты со мной с детства? – немного смутился Влад. – Постоянно?

– С юности. С восемнадцати лет. Но я не в буквальном смысле сижу у тебя в голове. Совсем не сижу. Просто каким-то десятым чувством ощущаю тебя. Настоящего тебя. Твою душу. Поверь мне на слово, когда ты пьешь из горлышка портвейн в подъезде – я этого не вижу. Или еще, когда… меня тоже рядом нет. Да ты сам об этом подумал, поэтому я ответила. Не стесняйся, ты – живой человек.

– Иногда бываю даже чересчур живым…

– Нет, не чересчур. Я тебя такого люблю.

Долгий поцелуй, который на этот раз с большим усилием прервал Влад и тихо сказал:

– Давай просто полетаем вместе…

– Конечно… – ответила Светла.

Там, действительно, росло некое подобие сада, полностью заросшее сорняками и унавоженное мусором. Скорее это место напоминало не сад, а маленькую городскую свалку.

«Всего за два года такую точку изгадили! – сплюнул Рощин, поправляя ремешок этюдника на плече и внимательно осматриваясь по сторонам. – Посмотрим, где же тут следы?» Деревья молчали.

Влад прошел по неровным тропкам к заброшенной церквушке. Внутри, как и несколько лет назад, тянуло сырой прелью. Но, если прежде, на одной из стен можно было рассмотреть контуры неизвестного святого, то теперь на этом месте широкие яркие полосы граффити славили негритянского рэпера, местный футбольный клуб и резко осуждали нетрадиционную любовь. Полицейской засады не наблюдалось. Зато в дальнем углу Рощин заметил прогнивший топчан – ложе бывшего дивана. «Здесь! – ёкнуло у Влада внутри. – Всё случилось именно здесь!»

Ни одного кустика сквозь побитый и почти невидимый под грязью храмовый пол не пробилось. Рощин выглянул наружу. Прямо напротив входа искривился довольно взрослый клён. Словно человек от удара плетью, его ствол немного пошел винтом.

«Он точно всё видел и помнит», – Влад поставил ещё сложенный ящичек этюдника на тропу, а на него – кейс, зрачок которого прицелился в самый центр ствола, примерно в метре от земли. Потом Рощин не торопясь прикурил сигарету и достал телефон-пульт. Запись пошла.

Из-за чего-то неровно дышащая к Владу новая секретарша директора взялась вовсю опекать его. В дело, а чаще – без, она забегала в мастерскую художников, неизменно вплотную подходя к столу Рощина. Наташа, ее звали именно так, уж и ложилась на него, опершись на локти, и садилась, задирая юбку, чуть не до пояса, выставляя под самый нос Влада приятные для его глаз части тела. Что-то щебетала и чуть ли не силой кормила с рук шоколадкой. Иногда, она, как бы в порыве страсти к изобразительному искусству, возникающему на мониторе Рощина, цвенькая каблучками, заходила сзади и, рассматривая картинку, плотно прижималась упругой грудью к его спине. Дышала ему в затылок сладковатой клубничной жвачкой. Владу поневоле приходилось заниматься рекламным плакатом для частной медицинской клиники – с золотыми сундуками банка он разобрался ещё вчера. А он-то хотел по-быстрому расшифровать запись убийства девочки. Естественно, без свидетелей – пусть, даже и таких симпатичных.

Ещё по дороге на работу Влад заехал в аптеку за тонкими резиновыми перчатками и купил в уличном киоске пяток конвертов с двойными открытками и столько же лазерных дисков. Рощин собирался отправить нужные кадры в прокуратуру, полицию, редакцию городского телеканала и газету местной власти.

«Надо ей чего-то пообещать, иначе она не отстанет», – подумал вконец изведённый Влад, вслух же вполголоса произнес:

– Хочешь сегодня за рюмочкой ликера вечерком посидеть?

– Да! Где? Хочешь – у меня дома? – без малейших раздумий и запинок выпалила Наташа.

Рощин аж выдохнул:

– С удовольствием… Когда закончим тут, выходи за угол на Средний проспект. Я там машину поставил. «Ниву»…

Наташа спрыгнула со столешницы и ласково ткнулась помадой Владу в ухо:

– Мой любимый автомобиль! Сразу после работы буду там.

Еще не успела за девушкой закрыться дверь, а Рощин уже вставил флешку с утренней записью в рабочий компьютер. Ему хватило несколько секунд, чтобы «перевернуть» время и на экране всё замелькало в правильном порядке. Вначале очень долго – темный проём церковного входа, а в наушнике – слабый шум проезжающих машин. Затем голоса. Мужской и детский. Влад резко убавил скорость. Разговор приближался:

– Сейчас мы вон к тому дому подойдем и спасем котенка, – говорил мужчина. – Ты же хочешь котенка?

– Хочу, – отвечала девочка. – А мы его искупаем в ванной, чтобы мама не заругала? Ведь он наверно грязненький.

– Искупаем. Не боишься, что он тебя поцарапает?

– Нет. Не боюсь. Он же совсем маленький. Правда?

Тут – звучный хлопок и вновь мужской голос:

– Правда!

На экран выплыла крупная фигура, массивный затылок. На его плече, головой вниз как поломанная кукла в такт шагам моталось тело девочки. Он прошел в дверной проем, а вскоре вышел наружу уже один. Закурил. Огляделся. Понял, что никто ничего не видел и вновь скрылся в здании. Минут через десять он снова заслонил собой вход в бывшую церквушку. Долго отряхивал брюки, сопя и отдуваясь. Его физиономия выражала высшую степень удовольствия.