Лорел Гамильтон - Раненный

Он наклонил меня, и ему все же удалось научить меня выполнять это па без удивленного писка, который я терпеть не могла, и одеревенения в его руках, что терпеть не мог он. А вскрик ему казался милым. Мы завершили танец, и заиграла другая музыка. Люди начали выстраиваться в ряд, значит партнер в этом танце не понадобится.

— Знаешь этот танец? — спросила я.

— Нет, но… — он пожал своими потрясающими плечами.

— Танцы в линию пока за пределами моих навыков, — со смехом сказала я. — А ты иди танцуй.

Он улыбался мне, его глаза сияли.

— Уверена?

— Уверена.

Я немного подтолкнула его к другим людям, уже начинавшим двигаться, и он устремился к ним, протиснувшись в ряд. Натаниэль постарался встать рядом с женщиной, которая, похоже, отлично знала этот танец. Он следил за ее движениями и повторял за ней, пару раз повторит, и он будет идеально попадать в такт так, словно всегда знал этот танец. Я видела прежде, как он вытворяет подобное, и до сих пор этому поражаюсь.

Мика переместился ниже и ближе к Томасу, когда парень заговорил. Он не встал на колени, балансировал, сидя на пятках своих лощеных туфель, чтобы Томас, даже сидя в коляске, смотрел на него сверху вниз. Если он будет повыше, ему будет казаться, что он главный, видимо, этого Мика и хотел. Я доверила ему применить весь свой арсенал тихих бесед.

Ко мне подошла мама жениха. Это была высокая блондинка, хотя цвет волос был уж слишком блондинистый, чтобы быть натуральным. В этом нет ничего плохого, просто я всегда гадала, почему те, кто красит свои волосы, частенько предпочитают цвета настолько далекие от естественных, чтобы никто не обманывался. Из-за выбранной ею тональной основы кожа казалась оранжевой, может, это был искусственный загар, но в окружении настоящих испанцев, фальшивый загар выглядел именно фальшивым. Еще она выбрала голубые тени, чтобы подчеркнуть голубой цвет глаз, не получилось. Даже Элизабет Тейлор не шли пастельно-голубые тени, а уж если ей они не шли, то никому не могли подойти.

— Вы вооружены, миз Блейк?

— С какой целью интересуетесь? — спросила я, улыбаясь.

Она не улыбнулась мне в ответ.

— Это было заметно, когда ваш… молодой человек наклонил вас в танце.

Мне не понравилось, как она запнулась на словах «молодой человек», но я заставила себя улыбаться и быть милой. Ее сын сегодня женился на дочери моего друга, я могу побыть милой.

Я боролась с желанием огладить топ над оружием, ничто так не привлекает внимание к тому, что вы носите скрытно, как постоянные прикосновения.

— Что же, тогда, миз Конрой, вы сами знаете ответ на свой вопрос.

— Миссис Конрой, не имею ни малейшего желания становиться миз.

— Я предпочитаю обращение «миз», но пусть будет по-вашему, миссис Конрой.

— Я была бы признательна, если бы вы убрали оружие и оставили его с верхней одеждой, будьте так добры.

Я улыбнулась чуточку усерднее, стараясь сделать так, чтобы улыбка коснулась глаз.

— Просите, но я не могу этого сделать.

— Не можете, что значит вы не можете?

— Я не могу сдать свое оружие гардеробщице, словно это сумочка.

— Как вы посмели принести опасное оружие на свадьбу моего сына?

— Вы же в курсе, что я маршал США? — теперь мне всерьез надо было потрудиться, чтобы сохранить улыбку.

— Не понимаю, что это меняет.

— Во-первых, я умею обращаться с оружием, так что, поверьте, безопаснее, если оно будет у меня, а не в гардеробной.

— Это свадьба моего сына, и я не чувствую себя в безопасности, находясь в одной комнате с оружием, так что попрошу вас сдать его вместе с верхней одеждой.

— Во-вторых, в случае чрезвычайной ситуации по закону я должна быть в состоянии среагировать соответствующим образом, в том числе применением оружия при необходимости.

— Я вынуждена настаивать, чтобы вы избавились от этой вещи на торжестве.

— Единственный способ это осуществить — покинуть торжество вовсе, миссис Конрой.

— Не понимаю, зачем вы все усложняете, миз Блейк. Просто уберите это туда, где оно никому не причинит вреда.

— На моем бедре оно никому вреда не причинит, а вот если отдать оружие гардеробщице, которая, вероятно, вообще никогда его в руках не держала, оно может стать опасным и для нее, и для остальных.

— Вы просто упрямитесь.

— Нет, я объясняю вам, что по закону и совести я не могу передать свое оружие незнакомому гражданскому, потому что у вас тут событие.

— Я пришлю своего мужа поговорить с вами об этом.

— Присылайте, это моего ответа не изменит. Пистолет не волшебная палочка, миссис Конрой, сам по себе он не опасен для окружающих, только когда попадает в руки того, кто не умеет с ним обращаться.

— Я пришлю мужа.

— Дело ваше.

— Вы отравляете это торжество.

— Я поступаю так, как должна по закону, это вы все усложняете.

— Это свадьба моего сына.

— А еще дочери моего друга.

— Я расскажу Розите, что вы тут устраиваете.

— Вперед, она будет на моей стороне.

— Она так же, как и я, поймет, как это опасно для ее детей, да и вообще всех вокруг. Святые угодники, да ее сына подстрелили в этом месяце.

Поскольку я была одним из тех людей, кто вызволил Томаса и убедился, чтобы преступник получил свою пулю за содеянное, полагаю, ее аргумент не убедителен.

— Очевидно, вы не всю историю слышали, — заметила я.

— Я слышала достаточно.

Я покачала головой.

— Идите скажите Розите о вашем желании, чтобы я сдала свое оружие в гардероб, скорей.

Она одарила меня полным подозрения взглядом, недовольная моей уверенностью в том, что Розита не согласится с ней.

— Я расскажу обо всем Розите с Мануэлем и пришлю мужа, — повторила она.

Никогда прежде не слышала, чтобы кто-то звал Мэнни Мануэлем, хотя и знала, что именно таким было его полное имя.

— Поступайте так, как считаете правильным, миссис Конрой.

Она раздраженно взмахнула длинными синими юбками. Друзья жениха все были в черных фраках и белых рубашках с галстуками и кушаками насыщенного синего цвета. Подружки невесты были в королевском синем, который на каждой смотрелся потрясающе. Платья даже были не так уж и чудовищны, они не всем подходили, но ни на ком не выглядели так, словно на их теле распустился да так и застыл синий цветок.

Натаниэль вернулся ко мне, улыбаясь, галстук был ослаблен, несколько пуговиц на рубашке расстегнуты, обнажая сильную линию горла и лишь намекая на вид груди.

— Прекрасный DJ, — сказал он.

Я поцеловала его, и он притянул меня в объятья достаточно близко, чтобы я могла уткнуться ему в грудь. Я позволила ему укутать себя своим теплом и запахом ванили. Для меня он всегда пах ванилью, отчасти благодаря шампуню, мылу и прочему, но подо всем этим был еще и сладкий аромат его самого. Я не была точно уверена ваниль ли это, но вспоминала снежный день, еще до смерти мамы, когда мы испекли печенье и провели весь день, украшая его. Вот как Натаниэль заставлял меня себя чувствовать: как в тот идеальный снежный день с покрытым глазурью сахарным печеньем мамы, над которым поднимается пар, день, когда мама еще была жива и улыбалась мне. Казалось глупым, что тот, кто вызывает у меня мысли о сексе каждый раз, как я касаюсь его, заставляет вспоминать о маме и том снежном дне, но так и было, сейчас так и было.