Эдриан Феникс - В крови (ЛП)

Создатель. Неконтролируемый.

Пот бисеринками покрыл лоб Вона, но внутри он был холоден. Вопрос, который ему Данте задал, пока они ждали своего рейса в Сиэтл в аэропорту Louis Armstrong International, раздался в голове:

— Если я единственный существующий Создатель, как сказал Люсьен, тогда кто научит меня всему, что я должен знать?

У Люсьена был ответ на этот вопрос.

И Люсьен хранил тишину уже неделю, тишину, которая оставила Вона в неловкости. Тишину, которая оставила Вона смотреть в небо ночью и вслушиваться в хлопанье крыльев.

Защити его от Падших, llygad. Они будут использовать его без милосердия.

Люсьен не должен был прерывать связь, не добровольно, не тогда, когда он рассчитывает, что Вон будет в ответе за жизнь Данте.

Наблюдая за тем, как Данте уходит с голубым пламенем, вьющимся вокруг его кулаков и с отчаянием на бледном лице, Вон понял, что должен найти ответ на вопрос, который задал Данте.

До того, как станет слишком поздно.

Дно Шеола

22 марта

Когти царапали Люсьена, оставляя глубокие следы на плоти, от ключиц до бедер. Боль обожгла сознание, как раскаленное докрасна железное клеймо, когда он качнулся в воздухе, и от движения крюки глубже вонзились в плечи, прорезая мышцы. Из-за быстрых взмахов многочисленных пар крыльев горячий, сернистый, вонючий воздух обдувал лицо, а отвратительное чирикание chalkydri [36] Chalkydri — демоны, жившие ранее на четвертом небе. Имеют голову крокодила, тело змеи и дюжину пар маленьких крыльев. заполнило уши.

Люсьен отказывался открывать глаза, хотя этого и требовал chalkydri. Он уже насмотрелся на своего мучителя. И знал, что тот парил рядом в этой темной Преисподней, держась в воздухе благодаря дюжине пар быстрых, как у колибри, крыльев. Его длинное змееподобное тело извивалось, черная чешуя блестела, словно крошечные декоративные сапфиры.

Золотокрылый chalkydri всегда был очень быстрым, он гордо поднял голову, которую венчал покрытый перьями острый полумесяц, когтистые лапы похлопывали по драгоценной коже. Высокородный, судя по всему.

— Яхве всегда сожалел о том, что произвел на свет chalkydri, — солгал Люсьен охрипшим голосом. — Твое появление стало доказательством его безумия, и он…

— Убийца! — прошипел chalkydri. — Убийца Создателя!

Когти снова вонзились в грудь Люсьена. Еще одно обжигающее клеймо загорелось в сознании. Всякий раз, как его раны заживали, chalkydri наносил новые. Так продолжалось с тех пор, как его и Лилит схватили.

— Он всегда хотел уничтожить тебя, — закончил Люсьен сквозь сжатые зубы.

Злобное чирикание заполнило пространство. Бешеное чирикание. Взмахи крыльев усилились. «Так, — подумал он, — прибыли и другие chalkydri, чтобы защитить свою честь».

И тем самым повеселить Габриэля и его свиту.

Три стражника Падших несут Люсьена по воздуху за цепи, стремительно минуя черные с золотыми крапинами мраморные колонны, охраняющие широкий вход во дворец, влетая в огромную пещеру. Боль сквозит по краям его связанных крыльев, цепи натирают лодыжки и запястья, но его разум спокоен, щиты подняты. Ему становится интересно, сковали ли Лилит так же. И он надеется, что нет.

Она пыталась меня предупредить.

Эскорт отпускает Люсьена, и он валится на блестящий мраморный пол, связанные крылья тщетно пытаются поднять его в воздух. Но он тяжело ударяется, приземляясь на бок, цепи звенят о камень. Черные круги плывут перед глазами. Wybrcathl — льющаяся вибрирующая трель — тысячи ртов эхом отдается по тронному залу дворца, когда звучат голоса высокородных Падших, создавая песни и высказывая мнения, красиво организовывая хор. Люсьен сдерживает инстинктивное желание спеть в ответ ангелам в килтах и платьях, стоящим на небесно-голубом полу.

Моргая, он прочищает зрение, поднимается на колени прежде, чем золотокрылый Уриэль или чернокрылый Инг смогут опуститься и поднять его. Выпрямившись с максимальным достоинством, которое позволяют цепи и связанные крылья, Люсьен встает и разворачивается лицом к трону, с которого он когда-то правил. Запах дома — жасмин, дымчатая мирра и глубокая черная земля — заполняет ноздри, он делает глубокий вдох.

Но то, что он видит, сжимает сердце, словно холодный кулак, превращает его в лед. Сложив золотые крылья за спиной, Габриэль стоит перед древним черным троном, усыпанном звездами, и резные мраморные крылья окружают его, как лепестки цветка. На меньшей, не так богато украшенной, версии трона, вытянув ноги перед собой, развалился Утренняя Звезда, его белые коротко подстриженные волосы обрамляют привлекательное утомленное лицо .

А за ним, в платье сумеречно-синего цвета, стоит Лилит. Она встречает взгляд Люсьена, подняв подбородок, внезапно краска заливает ее щеки.

Его Лилит, как и всегда, — шахматный игрок. Удерживая ее взгляд, Люсьен кланяется, звеня цепями. Багрянец на ее щеках усиливается, а подбородок поднимается выше.

Габриэль машет рукой, и хор wybrcathl замолкает.

— Итак, долгожданный суд над убийцей Яхве, — говорит он, его мелодичный голос разносится по воздуху. Он спускается по ступеням с помоста с медленной осторожностью, лицо его задумчиво, карамельного цвета волосы вьются густыми волнами у бедер в фиолетовом килте. Свет ламп поблескивает на серебряных наручах на обоих запястьях. — Я часто думал, что если мы не найдем другого creawdwr, то только потому что этот aingeal — этот убийца Создателя — все еще продолжает дышать.

Габриэль останавливается перед Люсьеном. Презрение отражается в его золотых глазах, на губах появляется улыбка.

— Что ты скажешь, Самаэль? Какие будут оправдания? Пожалуйста, позабавь нас.

— Мне казалось, ты достаточно позабавился, — говорит Люсьен чистым и глубоким голосом, его слова отскакивают от полированных мраморных стен дворца. — Все еще пытаешься выкачивать силу и честь из других, потому что тебе своих не хватает?

Улыбка Габриэля становится напряженной. Крылья дрожат.

— Возможно, ты не понимаешь, Самаэль. Я правлю Геенной.

Люсьен задумчиво дотрагивается рукой до подбородка, звеня цепями.

— Правишь? В смысле, греешь трон, пока не придет кто-то более достойный? — Его взгляд скользит по лицам наблюдающих, отмечая те, что ему знакомы, и те, что нет; затем он кивает. — Разумные, мои братья и сестры. Вскоре Габриэль должен достаточно согреть его даже для самой холодной задницы.

Кто-то в полукруге толпы охает, но несколько других еле сдерживают смех. Позади Габриэля улыбка мелькает на губах Утренней Звезды.

Все веселье стирается с лица Габриэля, и он напрягается, мышцы на плечах бугрятся.