Марина Cyржевcкая - Тропами вереска

Вздохнула, убрала ладонь с льдины, и упала она, разбилась на кусочки.

И тут…

– Шаисса?

Я вскинулась. Обернулась. Стояла она, растерянная, дрожала в домашнем легком платьице. Конечно: какой обличье сменила, такой и осталась моя сестрица! Словно за восемь лет и не изменилось ничего! Ни на день Леля не повзрослела, такой же девчонкой голубоглазой осталась! Раньше между нами два года разницы было, а теперь десять! Для меня время прошло, а для Лели – нет.

– Шаисса? – неуверенно повторила она, мелко дрожа на стылом ветру.

Я очнулась, бросилась к ней, сдергивая пуховую шаль и укутывая сестренку.

– Лелечка! Душа ты моя, сестричка ненаглядная! Как же я рада тебя видеть!

Сестра растерянно хлопала глазами, озиралась, и я потащила ее к домику.

– Идем скорее, замерзнешь!

– Что ж ты наделала? – слабым голосом спросила она, покорно переступая ногами.

– Потом! Все потом, моя хорошая! – Я рассмеялась от охватившего меня счастья, не удержалась, стиснула ладошку сестрички. – Голодная, наверное?

В лачугу я ее затащила и, все еще не веря, стала ощупывать, тискать, как в детстве. Лелька покорно терпела мои объятия, хоть и морщилась. Таир проснулся, сел на тюфяк, зевнул во весь рот. И вскочил, кинулся к нам.

– Лелька, ух какая ты! Пригожая!

Сестрица зарделась под взглядом паренька, потупилась, но тут же нос задрала.

– А ты без шапки не так на лиходея смахиваешь, даже ничего будешь!

– Да за меня сама Весенняя Дева не прочь замуж выйти, а ты говоришь – ничего? – возмутился Таир.

– Ты ври, да не завирайся, – звонко отбила Леля и фыркнула: – Вот же баечник! Горазд сочинять! То у тебя кони крылатые, то птицы огненные, а теперь еще и Дева на посылках! Врушка!

– Это я-то сочиняю?!

Я села на лавку и всхлипнула, так Леля с Таиром разом замолчали, переглянулись испуганно. А я рукой махнула:

– Это я так… соринка попала. На стол накрывайте…

Задавать вопросы сразу эти двое не стали, хоть и косились на меня недоуменно. Во взгляде Таира особого удивления не было – видимо, мальчишка видел меня прежней, настоящей. С Лелей они поладили, хоть и подначивали друг друга постоянно. Пока они снедь на стол собирали, я сидела на лавке, задумавшись. Решала, что дальше делать. Таир остановился рядом, окинул меня взглядом:

– Рассказывай уже, – велел он.

– Рассказывай, – поддакнула Леля.

Я слабо улыбнулась. Впрочем, скрывать я и не собиралась.

– В волоцкую землю мне идти надо. Найти там одного человека. Вспомнить он меня должен…

– А если не вспомнит? – Лелька хоть и мелкая, да глупой никогда не была.

– Вспомнит, – твердо сказала я.

– Так, девчонки, подождите! – перебил Таир. – Давайте по порядку. А то я совсем запутался! Леля навсегда расколдовалась?

Сестрица насупилась.

– Навсегда, только Шаисса для этого к Шайтасу на поклон пошла, свою душу пообещала, – звонко и гневно сказала она. – Думала, я не знаю? В лесу деревья все знают! А ведь срок и так заканчивался к осени! Свободна была бы! И я тоже. Так нет же, сговариваться пошла!

– Зачем? – не понял Таир.

Леля руки в бока уперла, как грозная нянюшка, брови свела.

– Влюбилась потому что, глупая! – с досадой фыркнула сестрица. – Хочет своего синеглазого вернуть!

– Леля! – попыталась одернуть я сестрицу.

– А что Леля? Восемь лет ты в этом лесу в норе живешь, как зверь. День за днем долг платишь, расплатилась ведь почти! А теперь что?

– Что? – не понял Таир.

– А теперь все заново!

– Еще восемь лет? – ужаснулся мальчишка.

– Ты глупый? – поморщилась Леля. – Теперь она в обличье чужом, и срока ей – до цветка папоротника! И если не узнает ее этот служитель, то душа Шаиссы навсегда во власти демона окажется!

Сестрица смотрела гневно, даже глаза потемнели от злости. Таир поскреб затылок озадаченно.

– Так любовь же, – пробормотал он.

– Дурость одна эта ваша любовь! – уверенно отрезала девчонка. Я смущенно улыбнулась. Дурость, кто ж спорит…

– И что мы будем делать?

– Вы будете кашу есть, – вздохнула я, и Тенька одобрительно тявкнула. Очень она слово «есть» любит. – А я пойду пожитки собирать. К вечеру доберемся до Сосенок, деревенька такая, там останетесь, поняли? У Аришки, присмотрит за вами…

– Вот еще! – в один голос возмутились детишки. – Мы с тобой пойдем!

Леля на коленки встала, обняла мне ноги, щекой прижалась, носом хлюпнула.

– Никуда я тебя одну не отпущу, даже думать не смей!

Таир потоптался неловко, а потом на лавку сел рядышком, по голове меня погладил.

– И я не отпущу.

Тенька обрадовалась, подползла, мордой ткнулась. Даже Саяна с притолоки свесилась, присматриваясь к моей голове.

– А ну брысь, – рявкнула я. – Развели тут сырость. Бегом за стол и ложкой стучать. Будет, как я скажу, поняли?

И пока детишки, ворча на злую Шаиссу, покорно уплетали кашу, я половицы разобрала да мешочки с монетами вытащила. Что ж, на дорогу с лихвой хватит и Леле на дальнейшую жизнь, если задуманное не удастся. Бедствовать моя сестрица не станет.

– Откуда столько? – изумился Таир, выглядывая из закутка.

– За дела ведьминские, – хмуро пояснила Леля. – Восемь лет копилось, вот и насобиралось! Уж не от муженька досталось, хотя Шаиссе наследство богатое полагается. Того самого муженька, что ее плетьми бил, не жалеючи, да измывался, как хотел. Из-за кого она столько лет ведьмой ходит!

– У Шаиссы был муж? – изумился мальчишка. – А теперь он где?

– Был, да сплыл! – обрадовала Леля. – Будет знать, как свои руки поганые распускать!

Я на сестрицу глянула строго, но не одернула. Да и что тут скажешь, все правда. Замужней я рано стала, шестнадцать весен всего исполнилось. Девчонка совсем. Не хотела, конечно, да никто не спросил. Кому мнение сироты интересно? Сулил защиту и благоденствие мой жених, обещал заботиться обо мне и сестрице. Рода мы древнего и благородного, но обнищавшего и забытого. Я и пошла под венец… А в первую же ночь, когда снял с меня венчальный убор супруг, всю свою натуру звериную и показал. А ведь видела я черноту в его душе – дар во мне с самого детства был, бабушка использовать учила, пока жива была, да от людей прятать. Я и прятала, а более всех от семьи своего мужа. Боялась его до жути, ночей, как кары ждала, даже Шайтас меня так не пугал, как супружник венчанный. Ночами он меня мучил, а днями сестрица его житья не давала. Может, и потерпела бы я, дело забывчиво, а тело заплывчиво, говорят, да только муж мой через год на сестричку, на Лелю, поглядывать начал. А потом и руки распускать. Так что тут я уже не сдержалась. Такое заклятие наложила, что самой страшно. Только тогда не знала многого…

Собралась быстро. Да и чего медлить, из пожитков – два узелка. Платье на сестричку надела, сама в штаны и кожух влезла, завернула нехитрый скарб. Домик запечатала, укрыла тенью, поклонилась, поблагодарила за приют. Восемь лет назад просила дорожку привести меня в нору тихую, где отсидеться можно, горе переждать, она и привела. А теперь тропка в обратную сторону.