Артур Сунгуров - Война меча и сковородки

С платьем она провозилась довольно долго. В корсаж были вшиты деревянные реечки, чтобы королевская спина всегда была прямой, но Эмер они только мешали — она не могла расправить плечи так, как привыкла.

— Хотя, это к лучшему, — сказала она платью, завязывая ленты на вороте. — Мы столько пережили, а он так и не признался, что любит меня. Я была откровенна до донышка, а он… Значит, не любит. И зачем тогда?

Она повернулась к зеркалу, и остановилась, как вкопанная. Потому что возле зеркала открылась потаенная дверца, и возле нее стоял Годрик в образе Ларгеля.

— Зачем ты здесь?! Что слышал? — накинулась на него Эмер, пытаясь сообразить, давно ли он здесь стоит и с какого момента был свидетелем ее беседы с платьем.

— Слышал достаточно, чтобы оценить вашу преданность, графиня Поэль, — ответил он.

— Ваше Преосвященство! — Эмер поняла, что обозналась, приняв за мужа настоящего епископа.

— Вы ожидали своего мужа? — спросил епископ. — Он там, за дверью, с лордом Саби. А я решил проверить потаенный ход и не жалею. Столько интересного, порой, узнаешь. Значит, все дело в предсказании? И вы готовитесь умереть смиренно, как божья овечка, только потому, что Фламбар — этот молодой осел — никак не догадается наврать вам ласковых слов, да побольше? Какая глупая самоотверженность.

— Не ваше дело, — ответила Эмер мрачно. — Чем читать нотации, лучше бы за собой смотрели. Разве это достойно священнослужителя и мужчины — лазать по норам, как крыса, вынюхивать и следить за чужими женами?

— Я не вынюхивал, — сказал Ларгель почти дружелюбно. — И то, как вы решили распорядиться своей жизнью — меня не касается. Скажу только, что я не верю в предсказания. Ни на мизинец не верю. Но я вам не нянька, чтобы учить. Пришел благословить вас, только и всего.

И прежде, чем она успела возразить, положил руку ей на макушку и сказал, глядя ей в глаза:

— Да защитят вас небеса, и согреет душу яркое пламя, — а потом легко коснулся указательным пальцем груди Эмер, между ключицами, нечаянно затронув золотую восточную монету на шнурке, спрятанную под рубашкой. — Всё, благословение вы получили. Теперь можете идти и умирать спокойно.

— Вы очень добры, епископ, — сказала Эмер, когда за ним закрылась дверь потаенного хода.

В это утро Ее Величество вопреки обыкновению не пожелала идти в церковь к утренней службе, а заявила, что желает поговорить с мужем.

— Передайте Его Величеству, что я буду ждать в тронном зале, — голос королевы едва заметно дрогнул, и леди Бертрис поняла, что супругам предстоит не очень приятная беседа.

Были отправлены посланцы к слугам короля, те довели просьбу Ее Величества до слуха Его Величества, и тем же самым способом, через весьма продолжительное время, согласие на беседу достигло королевы.

— Мы с мужем будем разговаривать о кое-чем важном, — сказала королева, обращаясь ко всем придворным дамам, сопровождавшим ее, и ни к кому одновременно. — Это важно. Это очень-очень важно.

Придворные дамы переглянулись, крайне заинтригованные, но покамест следовало попридержать язычки.

Королева задумчиво шла по коридору, и подол ее пурпурного платья шуршал по каменным плитам, навевая воспоминания об осени и мелком дожде, крадущемся по опавшим листьям, а благородные дамы следовали за ней, умирая от нетерпенья узнать — о чем же таком важном пойдет речь.

Входя в тронный зал, Ее Величество на мгновение промедлила, словно боялась ступить на великолепную черно-белую напольную мозаику. Но потом поставила башмачок на голову пучеглазому осьминогу и прошествовала к трону, но не села, а осталась стоять.

Король не заставил себя долго ждать, и явился в сопровождении камердинера и целой армии слуг, которые тащили притирания, нюхательные соли, жаровню с углями и теплый сидр на травах.

— Зачем вы позвали нас? — король сел на трон, избегая смотреть на жену.

— Выйдите все, — сказала королева. — Я хочу поговорить с мужем.

Придворные не посмели ослушаться, и даже свита короля попятилась к выходу, потому что такое явное нарушение придворных правил, когда королева сказала о себе «я», а не «мы» и назвала Его Величество просто мужем — означало, что Ее Величество весьма раздражена, и прекословить ей неразумно, а то и опасно. Стоило лишь вспомнить историю злосчастной графини Поэль.

Королю об этом тоже было известно, и он устало вздохнул, чувствуя головокружение и слабость, и мечтая только о чае с лимонной вербеной и благословенном сне, который единственный приносил спасение от постоянной боли.

Когда последний придворный покинул зал, король спросил, с преувеличенным вниманием рассматривая хитросплетенье осьминогов, кальмаров и рыб на черно-белом мозаичном полу:

— Что случилось?

— Как вы себя чувствуете, Ваше Величество? — спросила королева необыкновенно сердечным тоном и в то же время серьезно.

Король удивленно взглянул на супругу. Он вдруг понял, что не помнит, когда встречался с ней наедине и вот так близко, как сейчас. Почти лицом к лицу. И теперь он рассматривал жену, как будто встретил после многолетней разлуки. Он нашел, что она похудела, и щеки чуть запали, как бывает с людьми, которых гложут тайные тревоги. Серебра на висках прибавилось, а прядь надо лбом стала совершенно белой.

— Вы подняли меня в такую рань, чтобы расспросить о здоровье? — спросил он. — Это шутка? Или издевка?

— Почему вам кажется странным, если жена справляется о здоровье мужа? — участливо произнесла королева, чем повергла короля в еще большее изумление.

— Раньше вы не проявляли ко мне такого внимания.

— Раньше я боялась.

— Боялись? Чего же?

— Что вы хотите меня убить.

— Убить?! Что за безумные мысли!

— Безумные, — согласилась королева. — Но их мне внушили вы.

— Я?!

— Своим поведением… своим отношением.

Королева взяла со стола серебряный бокал и задумчиво постучала ногтем по краю, вслушиваясь в мелодичный звон.

— Вы заговариваетесь, Ваше Величество, сказал король решительно. — Я не сделал ничего, что могло бы привести вас к столь чудовищным выводам.

— Вы перестали трапезничать со мной.

На бледном лице короля проступил лихорадочный румянец — красные пятна на щеках, будто мазнули кармином.

— Вы видите, что я болен… Лекари советуют…

— Вы боитесь, что я отравлю вас, — сказала королева без обиняков.

— Что за безумие… — король закашлялся, прижимая ладонь ко рту.

— Выпейте, это смягчит боль в груди, — предложила ему бокал с вином королева.

— Благодарю, мне уже лучше, — король отвел ее руку, даже не взглянув на питье.

— Вы боитесь, — повторила Ее Величество. — Но ваш страх так же ложен, как и мой.